Страстная невеста для ненасытного Дракона
Шрифт:
— Какая ты сладкая… какая-я-я…
Бездна, шевелящаяся в душе Клэр, с готовностью пожрала первую боль. Боль — это то, чем питается странная болезнь девушки; боли было слишком мало и скоро не стало совсем, и Клэр с изумлением почувствовала, как ее тело наполняется удовольствием, неведомым ей ранее. Впервые в жизни она ощутила себя такой же, как все прочие, женщиной — да нет же, она поняла это с изумлением, чувствуя, как ее берет мужчина, нетерпеливыми жесткими толчками. Обнимая его длинными ногами, постанывая от наслаждения, Клэр чувствовала сильные толчки в себе и теплое приятное возбуждение, которое было сильнее бездны. И та отступала, пряталась в потаенных уголках души девушки.
Каждая неровность, каждая выпуклость проникающего в нее члена ощущалась для Клэр так ярко,
— Что ты наделал, подлец! — рычит Клэр, сама не понимая, в чем она его укоряет: в том ли, что он осмелился забрать ее невинность, или в том, что разжег в ней пожар желания, который сжигает все дотла — разум, чувства, и болезнь, отступающую от неистовой жажды наслаждения. — Что ты натворил!
Одним толчком Клэр сталкивает с себя его тело, но не для того, чтобы вырваться и убежать — нет. Она оказывается сверху, сидя на нем, обхватив его сильными ногами. Дракон смотрит на нее, словно завороженный. Его ладони лежат на ее бедрах, и он тянет, тянет девушку на себя, заставляя ее принимать его полнее, глубже, до жарких стонов. Клэр закидывает голову и стонет от непереносимого удовольствия, ее бедра движутся сильно и быстро, она изнывает, потому что наслаждения, которое он ей доставляет, ей слишком мало, и она готова двигаться еще и еще, все быстрее все сильнее и жестче, туша свою жажду болью. Его член ласкает ее в глубине, массируя и растягивая ее лоно, и Клэр утробно, совершено дико рычит, ерзая на нем откровенно и бесстыдно.
Его когти впиваются в ее бедра, когда движения девушки становятся все сильнее и резче. Клэр склоняется над лежащим мужчиной; она жаждет его поцелуев, его язык, который ласкает ее рот, ставший внезапно таким чувствительным, что у Клэр перед глазами вспыхивают белые ослепительные звезды, когда она чувствует его у себя во рту, на своем языке.
Мужчина обхватывает ее, жадно целуя ее разгоряченные губы, и снова валит в смятые простыни, грубо подминает под себя, и начинает толкаться в ее тело жестко и сильно, по-первобытному дико, беспощадно, на грани боли, так, как ей хочется, так, как она жаждет. Клэр кричит и стонет, извиваясь, вцепляясь ногтями в его скользкие от пота плечи, теряя от захлестывающего ее разум наслаждения последние мысли и всяческую стыдливость. Ей кажется, что он превратился в огромного змея, стискивающего ее своими кольцами, ласкающими каждую частичку ее полыхающей кожи.
— Еще, еще, еще! — вопит она, чувствуя, как надвигается что-то ослепительное, такое сильное и непередаваемо прекрасное, что болезнь растворяется в мощном приливе наслаждения, переходящего грань осмысленного удовольствия, и Клэр вопит, утопая во вспыхнувшем оргазме, бьется под телом Дракона, извиваясь и корчась, когда мягкие спазмы охватывают ее всю.
Она всхлипывает и плачет, не понимая, что все уже кончилось, содрогаясь от каждого прикосновения к ее коже, от каждого дуновения ветерка, освежающего ее горячие губы, и до ее сознания не сразу доходи, что Дракон поглаживает ее влажный лоб и обнимает ее, дрожащую, напуганную, и шепчет:
— Ну, все. Уже все, сладкая моя.
Клэр задремала; вероятно, проклятый Дракон загипнотизировал ее, убаюкал теплыми прикосновениями рук, да только девушка вдруг провалилась в сон, неглубокий, зыбкий. Она лежала у Дракона под боком, свернувшись клубочком, прижавшись к его горячему телу, и слушала его дыхание — спокойное и глубокое, — и биение сильного сердца. Ощущение того, что она задремала рядом с огромным и сильным животным, не покидало ее. Может, в том виновато тепло, окутавшее ее, а быть может, какая-то древняя
магия выдавала теперь его истинное обличье. Клэр, касаясь ладонями теплой гладкой человеческой кожи, чувствовала, как под ней перекатываются огромные мускулы огромного змея… Или это только снилось ей?Пробуждение было внезапным и резким. Вот она еще дремлет в смятых простынях — а вот уже сидит, потирая заспанные глаза. Дракон неспешно одевался. Клэр застала самые последние его приготовления к выходу. Он уже полностью облачился в свои зловещие пестрые шелка и теперь застегивал узкий ворот, отправлял широкие рукава. Он отыскал даже пояс и перепоясался, пригладив шелковые алые кисти.
На миг Клэр стало страшно; ей показалось, что дракон впал в священный транс, стал похож на призрака. Его черные глаза были пусты и мертвенно-спокойны, он приводил свою одежду в порядок неспешно, неторопливо, движения его были плавными, и Клэр отчего-то подумалось, что он размышляет, что же теперь сделать с нею — после того, как насладился ее телом, наигрался, натешил свою жажду.
Она испуганно прикрылась остатками своей одежды и шелковым покрывалом, когда он перевел на нее остановившийся, неживой взгляд.
— Никуда не ходи, — велел он безликим, безразличным голосом. — Тебе не стоит видеть того, что сейчас произойдет.
Клэр вспыхнула; на языке у нее вертелись ехидные слова о том, что она не трепетная девица, и вид мертвых тел и казни не смутил бы ее, но она отчего-то смолчала. Дракон, лишь заглянув в ее заалевшее лицо своим безжизненным взглядом, качнул головой, и повторил:
— Не ходи. Не смотри. Я скоро приду. Жди.
Он раскрыл свой веер — на алом шелке, в складках которого прятались металлические острые пластины, стала проступать темными неряшливым пятнами запекшаяся кровь, — и закрыл им лицо, чуть обмахиваясь, словно ему вдруг стало душно. Но Клэр отчего-то подумалось, что Дракон принюхивается к запаху крови, и ей стало по-настоящему жутко. Что она знала о нем? На что он способен? Куда пошел? Вероятно, все же Драконы едят людей — а палуба сейчас усеянная мертвыми телами? От этих мыслей Клэр бросило в жар, она молча кивнула и опустила взгляд, лишь бы только не видеть его страшного, немигающего взгляда.
Он вышел, осторожно и тихо прикрыв за собой двери, и Клэр подскочила, заметалась по каюте, лихорадочно отыскивая хоть какую-нибудь одежду, чтоб прикрыть свою наготу. Кто знает, куда и зачем пошел Дракон? Быть может, сейчас он вынесет ей приговор и вытащит из каюты, чтобы повесить на рее? В этом случае не хотелось бы, чтоб ее протащили голой мимо зевак, отпускающих сальные шуточки про ее задницу, в последние-то минуты ее жизни!
Неплохо вообще было бы найти хоть какую-нибудь сорочку — ее собственная пришла в полную негодность. Штаны были целы, но лишены пояса, а потому сваливались и болтались на Клэр мешком… Лихорадочно копаясь в каких-то сундуках, Клэр находила лишь легкие шелка, и эта бесполезная роскошь, веселые нарядные тряпки, приводили ее в бешенство. Неужто чертов мальчишка, этот гладкий пижон, не носит ничего, кроме этого?! Ни теплого камзола, ни крепких полотняных рубашек?
А потом Клэр вспомнила, какая горячая у него кожа, и покраснела, припоминая прикосновение его ладоней на внутренних сторонах своих бедер. Его касания были обжигающими; зачем ему теплое белье?.. Живот ее дрогнул, она словно ощутила движения его члена в своем теле и даже заскулила, присев — настолько эти ощущения были яркими и сильными.
— Наваждение какое-то, — простонала она, снова и снова переживая сладкие спазмы от одного только воспоминания о том, как ласкает Дракон.
Кое-как отыскав более-менее понятную вещь — длинный черный шелковый халат с ярким алым рисунком, — она натянула его и крепко завязала пояс. Может, Дракон и был худощавым, но Клэр утонула в его вещи, которая оказалась ей слишком велика. Халат все еще хранил запах его тела и сладких благовоний. Они теплым облаком окутали Клер, и девушка вновь задохнулась от нахлынувших на нее воспоминаний, тревожащих, сладких, на миг представив себя в его объятьях. Ей показалось, что это не шелк, а его ладони вкрадчиво скользнули по ее плечам, его черные волосы коснулись ее щеки…