Страж

— Нет, — прорычал он.

— Тогда ты должен сделать это.

— Нет, — прорычал он, и его голос стал твёрже. — Я не буду. Не так. Я разберусь с этим сам.

Юми покачала головой, щёлкнув, и снова скрестила руки на груди.

— Нет, Дигойз, — голос Юми изменился, став грубым, бескомпромиссным. Она резко цыкнула на него, покачав лысой головой. — Брат Балидор сказал, что ты так скажешь, и его ответ недвусмысленный. Ты уже показал, что не способен «разобраться с этим» самостоятельно. Ты не подчинился прямым приказам, в том числе о том, чтобы оставаться в Лондоне. Ты бы сегодня нарушил покаяние, если бы мы не остановили тебя в том парке — причем радикально, если я не ошибаюсь, убив того человека. Преследуя этого человека, ты изначально действовал прямо вопреки приказам, включая приказы матери Моста. Что означает, в дополнение ко всему остальному, ты открыто бросил вызов и проявил неуважение к одному из наших любимых посредников.

Голос Юми стал ещё более резким, её слова отрывистыми, точными.

— Ты действуешь неразумно, брат Ревик, — сказала она. — Следовательно, тебе нельзя доверять, что ты справишься с этой ситуацией самостоятельно.

Ревик издал звук, который нельзя было назвать смехом.

— Я веду себя неразумно? — повторил он.

Он пристально посмотрел на высокую видящую, не скрывая своего гнева.

— Её собственная мать — которая, чёрт возьми, бросила её в младенчестве, кстати, давайте не будем забывать об этом — санкционирует жестокое обращение с ней со стороны людей из-за какого-то е*анутого видения, которое у неё было, и это я веду себя неразумно…?

— Брат… — тихо предупредила Юми.

— Что, если мы просто вытащим её? — резко вмешался Ревик. — Сейчас. Что, если мы вытащим её прямо сейчас? Вытащим её из этого кошмара?

Увидев безразличный взгляд Юми, Ревик один раз качнул головой, затем заставил себя встретиться с ней взглядом, чтобы все равно сказать это.

— Бл*дь. Почему мы этого не делаем? Почему мы оставляем её в этом дерьме? Она больше не ребёнок. Пусть Адипан, бл*дь, тренирует её. Чёрт возьми, позвольте мне тренировать её. Какова может быть цель держать её здесь сейчас? Неужели она недостаточно узнала о болезнях в человеческом свете?

Юми закатила глаза в преувеличенной манере видящих, щёлкнув языком ещё резче.

— Брат Дигойз…

— И не надо мне этого священного дерьма про Мост, — прорычал Ревик, больше не заботясь о том, что они о нём думают. — А как насчёт товарища-видящей? Сестры? Тебя устраивает стоять в стороне, пока над ней издеваются? Насколько это «уважительно» по отношению к твоему посреднику, сестра Юми? Или твоя жизнь под защитой Адипана была настолько очаровательной, что тебе самой никогда не приходилось испытывать ту же участь?

— Брат! — огрызнулась Юми. — Не забывайся!

— Я точно не забываю, кто я, сестра, — парировал Ревик. — Я также помню, каково это — быть во власти людей. Возможно, ты бы тоже помнила, если бы…

Сдерживая то, что он мог бы сказать, он сжал челюсти.

Уставившись в пол, он снова покачал головой.

Когда он заговорил в следующий раз, он заставил себя понизить голос, сжав кулаки на стёганом покрывале, позволив своим словам превратиться в бормотание.

— Ты помнишь себя, сестра? — сказал он. — Ты знаешь, кто ты на самом деле? Или во что ты веришь? Тебя взяли в Адипан молодой, не так ли?

Чувствуя, как в комнате нарастает гнев, Ревик нахмурился.

Затем, вопреки даже собственному здравому смыслу, он всё равно продолжил.

— Кто-нибудь из вас, — прорычал он, оглядывая их. — Когда в последний раз кто-нибудь из вас подвергал сомнению любой приказ, который вы получали от Совета? От брата Балидора? Вы все просто выполняете всё, что они вам говорят, без вопросов? Слушаете их дерьмовую болтовню о «благе богов и предков» и о чём бы то ни было ещё, чёрт возьми, без вопросов?

Его челюсти напряглись, когда он уставился в окно отеля.

— Вы должны знать, что, по крайней мере, часть из этого — полная чушь, — пробормотал он. — Рационализация того, что они сделали бы в любом случае. Объяснения тому простому факту, что они решили смотреть в другую сторону, снова сидеть пассивно, в то время как люди обращаются с одним из нас, как с игрушкой.

Он снова посмотрел на Юми.

— И теперь они делают это с грёбаным Мостом. Мостом. Из-за какого-то грёбаного пророчества, о значении которого они только догадываются… они позволяют издеваться над ней и не дают ей возможности сопротивляться, даже не дают возможности понять, что с ней происходит. Почему я единственный, кому не всё равно? Почему это меня нужно остановить?

Юми покачала головой, плотно поджав губы.

Несмотря на каменное выражение её лица, Ревик поймал себя на мысли, что она слышит его, по крайней мере, на каком-то уровне.

— Вы не можете говорить мне, что у них это не в порядке вещей! — прорычал Ревик. — Как вы думаете, почему Шулеры с каждым днём набирают всё больше и больше наших? В то время как всё больше и больше видящих покидают лоно Семёрки? Как вы думаете, это совпадение, что такое слишком часто случается с нашими юными видящими? Или что чаще всего это происходит после того, как они видят истинные реалии рабства, изнасилований и жестокого обращения с нашим видом за пределами анклавов монастырей Сиртауна?

Сам того не желая, Ревик поймал себя на том, что снова повышает голос.

— Возможно, эта преданность слишком укоренилась в вас, чтобы вы могли ясно видеть её. Возможно, вы достаточно хорошо помните те годы до Первого Контакта, чтобы испытывать некоторую ностальгию по старым обычаям.

Голос Ревика исказился от злого сарказма.

— Это очень мило с вашей стороны, если так… очень, очень мило. Но знайте это, братья и сёстры. У моего поколения нет таких приятных воспоминаний. Для видящих моего возраста эта ваша милая ностальгия скорее бредовая, чем возвышенная. Мы, «молодые щенки», как вы нас называете, всё чаще не видим причин пресмыкаться перед иерархией видящих, которая вопиюще игнорирует уроки прошлого и реалии нашего настоящего. Иерархия, которая больше заботится о пророчествах и правилах, чем о жизни видящих.

Когда Юми не ответила, Ревик обвёл взглядом других видящих Адипана.

Никто не хотел встречаться с ним взглядом.

Ревик почувствовал, как стена молчания сомкнулась вокруг их света. Он боролся с желанием обороняться, которое поднялось в нём при подразумеваемом осуждении.

Он знал, что он, вероятно, на триста лет моложе самого старшего из них.

Он знал, что это значит для большинства видящих.

Однако воспоминание об этом только разозлило его ещё сильнее.

Он повысил голос.

— Как долго, по-вашему, будут терпеть такое отношение те из нас, кто вынужден день за днём созерцать результаты? — спросил он. — Или это тоже воля грёбаных Предков? Что мы все в конечном итоге становимся шлюхами? Или наёмниками, работающими на Шулеров, пытающихся убить людей по-настоящему? Или просто сломленными травмами и жестоким обращением, живущими как рабы?

Глаза Юми потемнели при этих словах, встретившись с его взглядом.

Несмотря на это, она, казалось, восстановила самообладание, где-то в его словах.