Стража Реальности

Явился по моей воле.

Да, именно так. С одной стороны – свобода этой самой воли. И с другой – следование программе. Или судьбе, как это называют люди. Сочетание этих двух на первый взгляд несочетаемых качеств и делает просто живое разумным. Возможно, звучит банально, но никогда не устаю себе это повторять. Во-первых, потому, что до недавнего времени, кроме себя, повторять мне это было некому. А во-вторых, повторение истин, какими бы истрепанными и затертыми они ни казались, никогда не помешает. Может быть, я только потому и существую по сю пору, что не уставал чуть ли не ежедневно повторять про себя эти истины.

Нет, поборемся еще, конечно, поборемся.

Как бишь там было неплохо сказано этим французом? Я мыслю, значит, существую. Правильно было сказано. Емко. Будем мыслить и существовать. Сейчас нельзя уходить, еще ничего не сделано, и смена не готова.

Да и не только в смене дело.

Что мне, умирающему, смена – элемент забытой программы? Внушенная давно и прочно сначала Хозяевами, а затем самим собой мысль, что нельзя оставлять Внезеркалье без контроля разумных?

Пустое это все, ежели разобраться.

Потому что разумные рано или поздно и сами выйдут на Внезеркалье.

Или построят такое же, не хуже.

Вечность – это очень долго…

Нет, не в этом все дело. А в чем? Да в том же, в чем и всегда. В страхе. Мне страшно оттого, что ТАМ, за краем, ничего нет. Во всяком случае, для меня.

Это не страх смерти. Это страх небытия.

Рожденным от женщины проще, они могут верить в бога. Нет, не так. Они могут верить в БОГА. И, следовательно, в бесконечную жизнь души. А мне верить трудно. Наверное, я не очень хорошо понимаю, что это такое – вера. Или даже не понимаю совсем. Нет, разумеется, мне известно, что истинная вера не требует доказательств. Но в том-то и беда, что мое сознание этих самых доказательств требует. Без них мне трудно верить. И все опять возвращается на круги своя. Вот уже и жизнь почти закончилась, а я до сих пор не знаю точно, что ждет меня после смерти. Небытие или все-таки?.. Опыт, увы, подсказывает, что небытие. Но, кроме опыта, существует надежда. Которая не устает шептать: «Ты не можешь этого знать точно до тех пор, пока окончательно не распростишься с жизнью. Верь, и все будет как надо».

Да, верь. Легко сказать. Я верю, значит, существую вечно. Хм… не очень красиво. Лучше так. Я верю, значит, не умираю. Вот. Почти Декарт. И бодрит не хуже. Я верю, значит, не умираю. Надо будет попробовать эту формулу в качестве ежедневной мантры. Глядишь, и поможет.

Но – к делу. Хватит о вечном, пора – хе-хе – и о сиюминутном, пока жив. Как там мои кандидаты на будущих хозяев Внезеркалья?

Ага.

Люди уже едят.

Добыли пищу, молодцы. Конечно, им помог Слуга. Или Локоток, как они его называют. Хорошо, так и было рассчитано. Значит, пока о них можно не беспокоиться и перейти к запланированному общению с киркхуркхами. Пока есть силы, и сознание обладает прежней ясностью. А затем… затем перейдем к самому главному.

И все-таки, правильно ли я сделал, что свел тех и этих? Может быть, стоило все же выбрать какую-то одну расу с самого начала? Нет, все верно. Они одновременно достигли того уровня развития, когда с ними можно иметь дело как с действительно разумными существами.

Точнее, почти достигли.

Потому что, если бы достигли окончательно, то вряд ли бы сразу кинулись убивать друг друга. Впрочем, сие неизвестно. Хозяева, помнится, тоже убивали. И еще как.

Да и не было у меня времени ждать, когда они вырастут еще. Смерть близко, какое уж тут время… Удивительно все-таки, как долго пришлось ждать. И еще более удивительно, что ожидание все-таки закончилось. Да. Как бы там ни было, но оно закончилось. Пришла пора действовать, и будем надеяться, что времени на правильные и необходимые действия мне тоже хватит.

* * *

Снаружи шел дождь.

Он выглядел как самый обыкновенный затяжной летний дождь где-нибудь в Подмосковье и оттого, наверное, вселял в душу такую же легкую грусть и настраивал на философский лад, как это обычно и свойственно земным дождям.

Я стоял на крыльце, смотрел на дождь, курил и думал о том, что вот, казалось бы, нахожусь я в совершенно невероятном месте, возможно, за тысячи и тысячи парсеков от Земли, а делаю то же, что делал множество раз: стою на крыльце, курю и смотрю на дождь. Было в этом какое-то несоответствие. Хотя, с другой стороны, надо поблагодарить бога за эти обыденные минуты. Потому что минут экстремальных за последние двое суток мне хватало с избытком. И я вовсе не уверен, что впереди нас всех ожидает радостный покой и сплошные улыбки друзей.

Вышла Марта, встала рядом и тоже закурила:

– Прямо как дома, да?

– Даже запахи похожи, – согласился я. – Зелень под дождем. Но дома все равно лучше. Или привычнее. Что часто означает одно и то же.

– Философствуешь? – приподняла красивую бровь Марта.

– Вроде того. А разве не так?

– Да, наверное. Хотя многое здесь зависит от совершенно конкретных привычек.

– Например?

– Например, душ, – сказала Марта. – Очень привычная для меня и, несомненно, одна из лучших вещей, которую я знаю. И дома, и где угодно. Вот почему камин с диваном здесь есть, а душа и нормального туалета нет? Непонятно. И спросить не у кого. Оскар этот загадочный как заткнулся несколько часов назад, так и продолжает молчать. Не пойму я, это игра у него, что ли, такая?

– Ты же Стражник, то есть эта… Патрульная, – подмигнул я. – Должна стойко переносить тяжести и лишения нашей стражническо-патрульной службы. Душ ей подавай в боевом походе, ишь ты… Наш душ – это летний дождь, а фен – пламя костра!

– А ведь это мысль! – воскликнула Марта и щелчком отправила недокуренную сигарету далеко в траву. – Умница, Мартин. А высушусь возле камина!

И она потащила через голову майку.

Вслед за майкой последовали хлопковые штаны, весьма напоминающие кроем наши джинсы, затем лифчик и трусики, и вот уже обнаженная Марта выскочила под дождь, подняла голову и замерла, раскинув руки и закрыв глаза.

Обнаженная женщина под дождем – это захватывающее сердце зрелище. Особенно если женщина красива.

– Теплый! – крикнула Марта. – Хорошо!

И закружилась передо мной в медленном танце, подставляя дождю лицо, шею, грудь, живот….

Я непроизвольно сглотнул.

– Иди сюда! – засмеялась она. – Это здорово!

Черт возьми, а почему бы и нет?

«Потому что если из леса выскочит кто-то чужой и страшный, то защитить вас будет некому, – ответил я самому себе. – Голый человек особенно уязвим. Можно, конечно, позвать того же Женьку или Никиту для охраны, но это уже будет не то. В конце концов, есть тот искусственный водоем, что расположен в зимнем саду. Ну, или действительно попросить Оскара, когда тот объявится, чтобы организовал душ».

– Купалась! – догадалась Маша, когда мы вернулись в комнату. – Под дождем. Я тоже хочу!

– Только не одна, – сказал я. – Пусть кто-нибудь будет рядом и с оружием. На всякий случай. В двух шагах совершенно чужой незнакомый лес, и вообще…

– Я посторожу, – вызвался Никита.

– И я! – объявил Женька.

– Охраннички! – провозгласила Марта, присаживаясь на корточки перед камином. – Глаза горят, слюни текут. На твоем месте, Маша, я бы все-таки попросила Мартина или Влада. С ними безопаснее.

– Это в каком смысле? – осведомился Влад. – Мартин, тебе не кажется, что нас хотят обидеть?

– Еще как, – согласился я. – Может быть, и не обидеть, но задеть – точно.

– Ой, ну что вы, мальчики, как вы могли такое подумать! – потупилась Марта.

– Оно верно, – притворно вздохнула Маша. – Но с Никитой и Женей мне привычнее. Друзья все-таки. А Мартина с Владом я стесняюсь. Поэтому…

Далекий тяжелый гул донесся до нашего слуха и стих, будто притаившись за дверью.

Дрогнул пол под ногами.