Стрелы Немой скалы

Слепой старик отец обнял сына и сказал:

— Ты долго пропадал, сынок. Воины Косого ламы угнали наших людей, наш скот, забрали наше добро. Где-то в горах укрыл награбленное Косой лама. Я долго шел следом. Я видел нишу в скале, сидящего Будду, письмена и стрелы. Я видел тропу, идущую дальше в горы, тропу, на которую указывали стрелы, но страшная молния ударила с неба, и я ослеп. Сынок, я не могу показать тебе дорогу. Стань снова богатырем, скачи на своем коне, поднимайся ввысь и опускайся на землю, найди тайник Косого ламы, верни народу его добро.

— Найди, Монгу-Кириш, верни народу его добро! — повторили люди разоренного аала.

Громко вскрикнул богатырь, стал большим, как гора, вскочил на Аян-Дааса и поднялся за тучи. Много дней и ночей мчался на своем скакуне Монгу-Кириш по степи и горным хребтам, но нигде не видел ниши и стрел. Прошло много лет. Теперь в юрте богатыря его возвращения ждали жена и сын, но Монгу-Кириш месяцами не бывал дома: он искал тайник ламы, он должен был отомстить. Отчаявшись, вернулся со своей юртой богатырь в родные места, стал опять простым человеком и с горечью узнал, что люди почти забыли о нем, что людей угнетают ламы и нойоны, а он бессилен помочь им. Он еще не нашел ниши. Монгу-Кириш поселился среди людей, чтобы выследить тайну Косого ламы. Он был богатырем и не боялся молнии.

Богатырского коня отпустил хозяин на вольные пастбища к горам, а сам на простом скакуне медленно ездил по степи. В тот год лето было нежарким. В то утро солнце, закрытое легким белым облаком, не слепило глаз, и Монгу-Кириш увидел нишу. Только он поднял голову, чтобы найти тропу, как ударила молния. Огненный шар забился у ног ставшего вновь могучим богатыря. Он не ослеп, но превратился в каменное изваяние, а нависшая скала упала на тропу и укрыла его под обломками. Так стоял Монгу-Кириш несколько дней, не шевелясь, таким увидел его человек с далекого севера — русский мудрец и странник.

Пришелец был мудр и понял, что перед ним человек, а не камень. Он брызнул на Монгу-Кириша целебной водой, и тот ожил. Пришелец прозвал богатыря Балбалом — Каменным изваянием, но богатырь не обиделся. Вдвоем они зашли в тайную нишу. Кончался день, а пришелец не мог постигнуть тайну письмен. Прошли ночь и день, но все оставалось неизвестным. Вокруг почему-то пожелтела степь, высохли ручьи. Пить хотелось нестерпимо. Пришла новая ночь, и уже слова застревали в пересохшем горле. Мудрый пришелец в тоске взглянул на степь и увидел котел с водой. Русский вскочил и побежал к нему, а Монгу-Киришу показалась метнувшаяся тень Косого ламы. «Не пей», — крикнул богатырь, но пересохшее горло лишь прохрипело.

Русский умирал спокойно, прося друга-богатыря унести на север клочок бумаги с письменами и стрелами. Пусть там другие мудрецы помогут народу Балбала.

Шестьдесят раз через день и ночь скакал на своем Аян-Даасе Монгу-Кириш. Но и на севере никто не помог ему понять смысл письмен. Вернулся в родные степи Монгу-Кириш через шестьдесят дней и, когда узнал, что Косой лама угнал его жену и детей, так топнул ногой, так закричал, что на минуту земля перемешалась с небом. Горы сдвинулись. Рассердился владыка гор и лишил Монгу-Кириша богатырской силы.

Владыка гор сказал с гневом:

— До тех пор пока ты или твои сородичи не раскроете тайну Косого ламы, не будет ни у тебя, ни у твоего коня богатырской силы. Я оставляю тебе песни, но, когда ты попросишь моей защиты, я отберу их.

Монгу-Кириш, забывшийся своим горем, не слышал слов владыки. Пыль, поднятая им, осела, и перед богатырем, лишенным силы, оказались желтые воины Косого ламы. «Выколите ему глаза, вырвите ему язык: он видел нишу!» — кричал лама, но араты загородили Монгу-Кириша, дали ему коня, и он понес молчаливого всадника к горам. Скала расступилась и закрылась за Монгу-Киришем.

Так было, говорят люди и ждут, что настанет час и выйдет Монгу-Кириш, прозванный мудрым пришельцем Балбалом. Он обретет свою богатырскую силу, ум людей и откроет тайну Косого ламы, вернет народу его добро и счастье. Так, говорят, было, и так, говорят, будет…

Сказитель кончил, а остановившаяся тишина еще хранила слова сказа. Доржу с удивлением смотрел на отца, чуть прикрывшего глаза и с трудом сдерживавшего частое дыхание. Отец очень волновался. Еще более странным был вопрос, заданный отцом сказителю:

— Что сталось с Косым ламой, что говорят люди?

— Косой лама, став правителем самого богатого хурэ, умер в страшных мучениях, и душа его не нашла перерождения в людях. Говорят, одноглазый волк стал перерождением ламы…

Ответ был такой спокойный и неожиданный, что Доржу никак не мог понять, что же он слышал: сказку? легенду? быль?

В тот же день отец рассказал ему историю своей жизни, и рассказ отца о пиите, и сказание случайного гостя в свадебном чуме — все смешалось у Доржу.

Монгуш-Балбал так и не смог вернуться в степь. Смерть настигла его на охоте. Доржу тоже надолго застрял в горах, сражаясь с белыми бандами, устанавливая народную власть. За несколько месяцев до рождения Кенина Доржу перебрался в места, бывшие родными для его отца. Здесь его приняли, как сородича.

Первое время люди часто говорили о Балбале и Косом ламе, потом перестали говорить. Доржу помнил по рассказам отца дорогу к нише, но ни разу не ходил туда: Доржу был грамотным и считал старую историю одной из многих легенд. Давно расступились горы, и вышли сотни Монгу-Киришей. Они принесли народу счастье, и стоило ли разыскивать священную нишу? Доржу выполнил завещание отца — рассказал всю правду его внуку и вернулся жить в степь. Кенин любил слушать рассказы о своем деде, и они прочно сохранились в памяти.

То, что помнил Кенин и что вновь услышал о своем деде в первый день встречи с отцом, когда вернулся с университетским дипломом, дало ответ на вопросы далекого детства и пробудило новый. А только ли легенда это?

ГЛАВА III НИША НЕМОЙ СКАЛЫ

Под монастырскими сводами

Кенин должен был явиться на работу в сектор истории Тувинского научно-исследовательского института через месяц. Дома у отца он не мог усидеть больше недели. История деда и Косого ламы, священная ниша и легенда требовали раздумий и действий. Двигало ли Кенином тщеславие молодости открыть и поразить открытием? Исполнял ли он долг перед предками? Может быть, просто оказалось свободное время, были знания, полученные за годы учебы, и удивительно близко находились легендарные места.

Во всяком случае Кенин Лопсан, сын Доржу и внук Балбала, оказался под монастырскими сводами Оин-хурэ. Больше трех десятилетий хурэ заброшено. Обширный двор, охваченный полуразрушенной каменной стеной, зарос травой и кустарником. Время не пощадило ни жилые кельи монахов, ни дом настоятелей и высшего духовенства. Ничто не давало надежды на присутствие живых хозяев или каких-либо фанатичных старцев, надумавших провести остаток дней под монастырскими сводами. Ничто! Хотя чуть примятая трава на пути к самому храму, где должна стоять бронзовая скульптура Майтреи — Будды Будущего — и висеть иконы, изображающие тысячеликие перевоплощения его, где вечно воскуривались свечи из ароматных трав и совершались моления, — эта примятая трава была похожа на свежую тропу к храму. Кенин быстро подбежал к массивной двери и толкнул ее. На него пахнуло терпким запахом ароматных свечей. Когда глаза привыкли к полумраку, он огляделся. Бронзовая скульптура стояла в центре, она была в три раза выше человеческого роста. Перед ее пьедесталом, похожим на раскрывшийся гигантский цветок лотоса, стояла бронзовая курильница в форме чаши с ажурной крышкой. Из курильницы узкими струйками шел дым. Ароматическая трава не могла дымиться три десятилетия. Видимо, кто-то приходит сюда, чтобы поддержать горение.