Стрелы Немой скалы
Шрифт:
Весь день шаг за шагом Кенин осматривал хурэ, но так и не нашел местопребывания служителя или служителей, посещающих храм. Правда, в доме высшего духовенства одна келья была закрыта, но, если судить по ржавчине на замке, здесь никто не бывал десятилетиями.
Снова Кенин бродил по заброшенному двору, монашеским кельям и вновь возвращался в храм к скульптуре Майтреи. Он приподнял крышку курильницы: травы очень мало, не больше суток будеть тлеть… Об этом знает и тот, кто приходит сюда! Надо подождать.
Свет электрического фонаря вырывает из темноты храмовых стен буддийские
В храме духота, от дыма кружится голова. Кенин выходит во двор. Тень вечера упала на брошенные строения, и легкий ветер посвистывает в пустынных переходах. Кенин берет свой багаж, оставленный за пределами хурэ, стреноживает коня и возвращается во двор. Он будет ночевать здесь. Он не боится, что его потревожат тени прошлого, напротив, он был бы рад расспросить их… Но мертвые молчат, молчат камни и стены, которые наверняка знают все или почти все. Кенин засыпал, надеясь на встречу с живыми свидетелями прошлого хурэ. Насколько бы проще был его путь, окажись он здесь всего сорок лет назад…
Лумуцза Бурга умирал в мучениях. Казалось, зло, содеянное им за долгую жизнь, наконец задело черствую душу. Ламы боялись приблизиться к его изголовью, и, очнувшись, он часто не мог дозваться кого-нибудь. Агония продолжалась несколько дней. Во дворе притихшие служители вздрагивали от криков, переходящих в вой, которые издавал умирающий настоятель и хранитель веры.
Утром, очнувшись, Бурга решил никого больше не звать. Дверь открылась, и на пороге появилась скорбная тень его преемника. Бурга чувствовал себя лучше и злорадно усмехнулся: «Пришел навестить мертвого, но я жив еще».
Вошедший не изменился в лице, когда услышал голос Бурги: «Я жив еще. А он приехал?»
В бреду Косой лама задавал тот же вопрос: «А он приехал?» Кто должен был приехать, никто в хурэ не знал.
Силы вновь стали оставлять Бургу, он чуть приподнялся и приказал:
— Пришлите шамана, да поживей!
Боль, подкатившаяся к самому сердцу, отпустила. Бурга закрыл глаза и пытался понять, зачем он отдал такой приказ. Только ли для того, чтобы с помощью шамана узнать судьбу человека, которого он ждал сейчас? Только для этого! Бурга умирал бы спокойнее, если бы знал, что и тот давно покинул суетный мир. Бурга знал, что шаману придется рассказать обо всем. Это не беспокоило. Мстительной душе умирающего не доставало известия о смерти другого человека, и Косой лама надеялся услышать его из уст шамана.
Бурга ждал возвращения или известия о смерти Аристарха Веденского. Встреча с сыном купца произошла четыре года назад.
Много лет провел Бурга в бесцельных поисках тайника священной ниши. Постоянно ему чудились невероятные сокровища, которые запрятали сатрапы Чингиз-хана в горах и оставили как знак надписи и стрелы. Между молитвами и во время молитв Косой лама не забывал о сокровищах, существование которых для него было несомненно. Открыть дорогу к сокровищам можно было, поняв надписи. Много раз за последние годы показывал он рисунок, сделанный иконописцем, разным людям, но никто не мог понять старинные письмена.
Косой лама очень спешил с поисками, так как помнил, что приезжавший русский срисовал пишу. Ночами просыпался он в страхе от сознания, что уже поздно, что уже другие, русские нашли путь. Тайком пробирался Бурга к горам, находил нишу и успокаивался только тогда, когда убеждался в окружающем ее безлюдье. В отчаянии он придумал план, выполнить который мог только русский.
Несколько месяцев присматривался Бурга к семнадцатилетнему сыну купца Веденского, поставлявшего чан и ткани в Оин-хурэ. Аристарх Веденский был труслив и жаден. Когда отец отправлялся с караваном в Россию, Аристарх оставался жить в хурэ, боясь, что на родине его призовут на военную службу, — а уже шла война. В хурэ он предпочитал красть пищу лам и послушников, а оставленный отцом провиант
продавал. В тот день, когда Аристарх украл ароматические свечи, горевшие перед Майтреей, лумуцза Бурга вынужден был подвергнуть его наказанию. Сына купца повели к самой дальней подвальной келье и бросили туда, задвинув засов. Через мгновение голос наказанного, испугавшегося темноты и крысиных шорохов, огласил хурэ.Аристарх валялся в ногах у лумуцзы, то вымаливая прощение, то угрожая жалобой отцу. Бурга пристально посмотрел на жертву и невольно отвел глаза, встретившись со взглядом испуганным, но алчным и злым.
Умирающий Бурга силился вспомнить свой первый и единственный разговор с Аристархом Веденским: не сказал ли он чего лишнего, не мог ли предать его тот, кому он доверил часть своей тайны? Прошло четыре года, но Косой лама ничего не забыл. В ту ночь он поднял сына купца, валявшегося в ногах, и сказал:
— Наш Будда, как и твой бог, не злопамятен. Он может простить и наградить человека, оказавшего услугу его вере. Я не только прощаю тебя, я хочу доверить тебе тайну, если ты согласен выслушать ее.
Аристарх безразлично кивнул. Страх прошел, а тайны его мало интересовали, тем более священные: они не могли дать денег. Но Бурга лучше знал своего слушателя. Он долго и немного тягуче рассказывал о величии и мудрости Будды и затем неожиданно перешел на чеканный слог. В горных тайниках от людских глаз, от алчных грабителей издревле прячут ламы священные реликвии и драгоценности монастырей-хурэ…
При слове «драгоценности» Аристарх заинтересованно поднял голову.
— В давние времена в одной пещере были скрыты такие богатства, которых не знают смертные. Путь к пещере указывают стрелы и надписи, но люди не могут понять их смысл. Письмо древних забыли живые…
Косой лама молитвенно сложил руки, закрыл глаза и, глубоко вздохнув, продолжал:
— Вероотступник Монгуш-Балбал показал стрелы и надписи русскому пришельцу, но небо покарало обоих. Русский умер в Барлыкской степи, а Балбал — в юрте сородича. Я позволю тебе прикоснуться к священной тайне, если ты готов искупить вину перед Буддой и заслужить награду.
Разговор заинтересовал Аристарха. Он решил было сразу же согласиться, но замялся, испугавшись продешевить, и нагловато спросил:
— Какой может быть награда?
Бурга, зная, с кем имеет дело, усмехнулся и ответил иносказательно:
— В той пещере, по преданию, хранится лист дерева Бодхи, под которым юный Будда предавался созерцанию… и подношения благочестивых людей — изделия из золота и серебра. Золотые побрякушки — удел суетных, нам же дорог лишь бесценный лист Бодхи…
Этот план давно созрел в уме Косого ламы, ему недоставало только исполнителя. Исполнитель был найден: Аристарх Веденский согласился поехать в Россию, разыскать бумаги Андронова и уничтожить рисунки ниши, а заодно разузнать у специалистов древних письмен, что написано неизвестными знаками на скале в Барлыкской степи. Другого пути проникнуть к несметным богатствам таинственного клада Бурга не видел. Если в России никто не разгадал письмо древних, он может не бояться, что его опередят, так как сын купца, уверенный в бескорыстии ламы, безусловно, уничтожит рисунки соперника. Через два дня Аристарх Веденский, снаряженный в путь, зашел к Бурге, и тот достал рисунок ниши, выполненный иконописцем, перегнул его вдоль так, что на меньшей части осталась тибетская продольная надпись и узоры облаков над головой Будды. Проведя острым ножом по сгибу, Косой лама отдал меньшую часть рисунка Веденскому. Пусть он знает, какой рисунок надо уничтожить…
Бурга вспоминал свой разговор с Аристархом и не мог ни в чем упрекнуть себя. Он ничего не сказал лишнего, он был умен и осторожен.
Бурга очнулся от забытья, когда дверь скрипнула и на пороге появился Шанчур — самый сильный шаман в округе. Матерчатая шапка с венцом из перьев и длинный халат, увешанный тонкими шнурами — шаманскими змеями с подвесками из кусочков зеркал, металлических изображении шаманских помощников: лебедей, воронов, барсуков, волков, — таким был наряд Шанчура. В руках у шамана бубен, обтянутый шкурой марала, и деревянная колотушка в шкуре с маральих ног.