Стукач и его палачи
Шрифт:
– Описать Батона сможете?
– Толстый, рыжий, глаза навыкате, с животиком.
– В ближайшее время я туда наведаюсь. Сделайте вид, что меня не знаете. И ещё одна просьба: посмотрите на эту фотографию. Бывал ли у вас этот человек?
Тамара Ивановна вяла в руки фотографию Ознобишина. Долго рассматривала. Потом сказала: Сдаётся мне, был он здесь. О чём-то с Сухим шептались. Тот переговорил с Батоном. Да, вспомнила. Батон забегал, заюлил. И вскоре вместе с этим на фотографии загнали автомобиль в гараж.
– А что за автомобиль?
– В марках я не разбираюсь. Ночь была. Окраска точно не светлая.
–
– По-моему ранней весной. Ещё был морозец и снег лежал.
– А машину для чего в гараж загоняли?
– Видимо, ремонтировать. А, может, разобрать на части. Там у них в гараже целая мастерская.
– Ну, что же? Спасибо Тамара Ивановна за информацию! Вы нам очень помогли. Я могу надеяться, что если у вас будет ещё какая-нибудь информация об этой братии, вы ею с нами поделитесь.
– Не вопрос. Только где и как?
– А вот в том подъезде дома, двери которого не закрываются. Мелом на тыльной стороне нарисуете букву «Т». Это и будет сигнал о том, что у вас есть какая-то информация. Остальное дело техники. Мы найдём способ, как с вами встретиться.
Поздно вечером в кладбищенскую сторожку зашли два посетителя. Копщики могил, а также Сухой и Батон за столом, сбитым из досок, пили водку. На коленях у Батона сидела пышногрудая брюнетка.
– Живут же люди!- сказал тот, кто постарше. Каждый вечер праздник. То поминки, то похмелье после них. Девица сразу соскочила с колен Батона. Человек с седеющими висками ей был хорошо знаком. Не далее как неделю назад, он уже задерживал её в одном воровском притоне. Но крестник, её вроде, как не замечал, или не узнавал. Он глядел Батону в глаза и улыбался.
– Вот чувствует моя душа, что у этого молодого человека за душой ни паспорта, ни прописки.
– Он у меня дома,- соврал Батон и краем глаза посмотрел на реакцию Сухого. Но на лице того не дрогнул ни один мускул.
– А у меня есть сведения, что это не так. Нужно разобраться, поговорить о жизни, до которой ты дошёл.
– Об этом можно и здесь поговорить.
– Ну, это как кому. Мне, например, более интересно в своей конторе.
– Он что-то натворил? – спросил высокий худощавый человек.
Пархоменко взглянул на незнакомца и понял, что, судя по описанию Тамары Ивановны, это и есть Сухой.
– Да так, по мелочи, - сказал он. Если бы по-крупному, так сидел бы уже на персидском ковре.
– Чё, по мелочи?- взбеленился Батон. Я ничего не сделал!
– Не петушись! Надо, Батон! Надо! Садись в машину!
Всю дорогу до районного отдела милиции Батон возмущался. – Беспредел. Я буду прокурору жаловаться.
– И на что ты будешь жаловаться?- спросил Пархоменко уже в своём кабинете. Может быть, ты работаешь?
– Работаю. У Сухого.
– Замечательно! Вот и напиши в объяснении: в качестве кого и сколько зарабатываешь?
Батон заерзал на стуле.
– Пиши, пиши!- настоял Григорий Маркович.
Дрожащими руками Батон взял ручку и стал выводить каракули на бумаге. Объяснение было коротким: «Работаю на кладбище смотрителем. Заработок три тысячи рублей».
Пархоменко взял в руки объяснение.
– Краткость- сестра таланта,- сказал он. Но почему-то не ценит тебя твой хозяин, Валерий Дмитриевич. Совсем не ценит. А ведь из кожи лезешь, чтобы угодить. Что так?
– Так у нас и копщики могил
вон как вкалывают, а получают столько же.– Но это ведь белая зарплата. А в конвертах сколько получается? А ты, насколько я осведомлён, так и вовсе ни в налоговой инспекции, как работник, не числишься, ни в пенсионном фонде, ни в соцстрахе. Сухой тебе платит наличными. И конечно, как своей правой руке, не три тысячи. Так, что теперь для налоговой инспекции ты и твой хозяин - просто золотая жила.
Пархоменко выразительно посмотрел на сидящего в кабинете Зотова. Смотри, мол, и слушай, как нужно разговаривать с такой категорией людей. Зотов понял этот взгляд. Посмотрел на Батона. У того капли холодного пота предательски блестели на лбу.
– Что-то ты побледнел, Валерий Дмитриевич,- съязвил Пархоменко. А знаешь почему? Больше милиции, прокурора, суда и налоговой инспекции ты боишься своего хозяина. Знаешь его крутой нрав: чуть что - деревянный бушлат оденет, а то и вовсе без него, как собаку... Вот вернёшься к нему, а он и спросит: «Зачем вызывали?». А у тебя и ответа нет. Потому, что сказать, как ты его подвёл вот этим своим объяснением, тебе никак нельзя, а сказать, что просто для беседы – не поверит.
Краем глаза Пархоменко заметил, как Зотов укоризненно покачал головой, но не подал виду, что заметил. Да и Батон задал вопрос:
– Что ты хочешь, начальник?
– Поделиться со мной информацией.
– А вы это всё на бумагу запишете?
– Ну, почему же? На то, что ты скажешь у меня память хорошая. О налоговой инспекции я могу на время забыть.
– И какая информация вас интересует?
– Всё что происходит на кладбище и за его пределами.
– А что там может происходить? Ну, выпьем… Иногда с девками покувыркаемся.
– Значит, не договорились?
– Я подумаю.
– Думай. Срок один день. После этого у тебя могут возникнуть неприятности. А сейчас иди!
– А что я скажу хозяину?
«Вроде, клюнул»,- отметил про себя Пархоменко. Поэтому ответил: - Я же у тебя интересовался наличием паспорта. Вот это и скажешь.
Батон ушёл. А Григорий Маркович посмотрел в глаза Зотова и спросил: - Я что- то не так сделал?
– Да как-то не по-человечески получилось,- сказал Зотов.
– А по-человечески это как? Уважаемый Валерий Дмитриевич, извините, что у вас отняли время! Не будете ли Вы так любезны, рассказать, что Вам известно, о том, что происходит на кладбище?
– Ну не так, конечно, а как-то более интеллигентно.
– А он интеллигентно поступал?
– Так то же- он. А мы то …
– Возимся с грязью, и хотим в ней не запачкаться? Нет, милый мой! Так не бывает. С волками жить - по-волчьи выть. Это не мы с тобой придумали. Это народная мудрость, основанная на многовековом опыте, говорит. Или ты полагаешь, что, используя только что перед тобой продемонстрированный психологический эффект, я запачкал свой мундир? Пачкают, когда берут на лапу, пачкают, когда бьют, когда унижают человеческое достоинство. Работа у нас такая соприкасаться с грязью. И физический закон гласит, что соприкасаясь с чем либо, оставляешь следы на себе того с чем соприкасался. По-другому не получится. Но соприкасаясь, нельзя оскверняться, вот что главное. Солнце тоже своими лучами соприкасается не только с цветами, но и с навозными ямами, но оно ведь от этого контакта не оскверняется. Не знаю только, кто это сказал?