Стукач и его палачи
Шрифт:
– Уже и о моих ходках знаете.
– Ты же сам об этом сказал.
– Я!? – изумился Ипатов.
– А то кто же. Ты же рубашку нараспашку и свою худую грудь сейчас показываешь, а на ней церквушка с тремя куполами. Сам ведь метку поставил. А теперь удивляешься. Так что сознавайся в грехах своих тяжких.
– Грех один: подрался. Но об этом я всё рассказал.
– А подельник подтвердит это?
– Что он может подтвердить? Спал в это время.
– Так это во время драки, а в остальные часы?
– Остальные? Сели на поезд и уехали в Кузню.
– Ночью?
– Такое расписание
– Хорошо. Сейчас я тебя отведу в дежурную часть, а сам с Виталиком поговорю.
– И долго мне там париться?- спросил Ипатов.
– А что ты так переживаешь? Если говоришь правду, Виталик твои слова подтвердит. А если расскажет, что происходило до драки и всё подтвердится, тогда – на нары. А как ты хотел? Не хотел маму слушать – будешь баланду кушать.
Виталик, очутившись в кабинете, выглядел растерянно. Чувствовалось, что в милиции он впервые.
– Как настроение?- первое, что спросил у него капитан.
Подросток молчал.
– Маме о своих похождениях рассказал?
– Угу,- ответил Виталик и опустил глаза.
– Теперь я тебя хочу послушать. Только не то, что ты маме рассказал, а то, что не рассказал. Договорились?
– А Ипатов уже рассказал?
– В соседней комнате с ним беседуют. На зубы он тебе не жаловался?
– Нет.
– Мне жаловался. Говорит мочи нет, так болят.
– А что с ними?
– Не бережёт их: бутылки, консервы зубами открывает. Замечал за ним такое?
Виталик отрицательно замотал головой.
– Ну, как же! А баночку горошка в магазине? В том, где вы вместе были ночью. Маме о своих впечатлениях от поездки всё рассказал, а об эпизоде с магазином постеснялся? А ведь уже не маленький, понимаешь, что можно делать, а чего нельзя. Писать, надеюсь, умеешь. Вот сейчас придёт инспектор детской комнаты, и ты в её присутствии всё изложишь на бумаге. Я буду сидеть рядом и слушать. Потом, в случае чистосердечного признания, тебя отвезут к маме, и ты дополнишь то, о чём умолчал. Наберись мужества и расскажи, чтобы за тебя не рассказывал инспектор детской комнаты милиции. Надеюсь, договорились?
Доставленный в кабинет Ипатов, сникшим не выглядел.
– Время у тебя подумать было, - начал Баталов. – Так что я внимательно слушаю.
– Подрался. Это признаю. А больше ничего такого за собой не припомню.
– Неужели «Зубровка» всю память отшибла?
– Это Виталик вам сказал? Может, он и пил. А я спал. Если бы там был, следы свои оставил. А моих следов найти там не могли?
– «Там» это где?
– Да в магазине.
– А откуда тебе о магазине известно? Я ведь об этом тебе ничего не говорил.
Ипатов на некоторое время растерялся, но потом сориентировался.
– Виталик рассказывал.
– Когда?
– А как только приехали в Новокузнецк.
– А ему о краже, откуда известно?
– Не знаю.
– И что же он рассказывал?
– Что магазин обворовали.
– Кто?
– Об этом он ничего не говорил.
– Да, Ипатов. Совсем ты заврался. Кража из магазина была в ту же ночь, в которую вы уехали из деревни. Поэтому о краже из магазина ни от кого Виталик узнать не мог. Просто он там был, вместе с тобой и распивал «Зубровку». А закусывали шоколадками.
–
Я уже сказал, меня там не было. Моих следов там нет.– Ну почему же? Нашли. На баночке с горошком. Правда, то ли зубы у тебя хреновые, то ли корпус баночки оказался дубовый. В смысле, крепкий. Не осилил. Но следы от своих зубов на баночке оставил. Да и до шоколадок так пристрастился, что последнюю уже не осилил, так надкушенную и бросил. А там тоже след от зубов. Что теперь скажешь?
– А то и скажу: не был я там.
– Выходит Виталик один, ночью никогда не бывавший в этой деревне, идёт в магазин. Тайком от Ипатова в две чашки наливает содержимое бутылки с названием «Зубровка», пьёт за успех операции, за себя и за того парня, то есть за Ипатова, набрасывается на шоколадки, а потом, взвалив на себя неподъёмную ношу: десять баночек горошка, коробку шоколада и два ящика водки, всё это уносит из магазина. Прямо не Виталик, а Геракл. Ты хоть понимаешь, что в эту басню тебе не поверит ни следователь, ни прокурор, ни суд?
– Если вам эту басню рассказал Виталик, так у него и спрашивайте.
– Что говорит по этому поводу Виталик, мы пока не будем касаться. Я тебе озвучиваю, то, что говорит продавец.
– Она наговорит.
– Вот для того чтобы продавец не наговорила лишнего, я и уточняю. А то ведь насчитает такие убытки, что за свой век не расплатишься.
– Вот и уточняйте у Виталика. А я об этом ничего не знаю.
– Хорошо. Раньше в этом магазине ты бывал?
– Бывал, когда несколько лет назад приезжал к родственникам.
– В связи с чем?
– Ходил с родственницей за продуктами. – Меня ещё продавщица попросила помочь перенести товар в пристройку к магазину.
– Вот видишь,- продолжил Баталов. – Как раз через пристройку и было проникновение в магазин, путём разбора его кирпичной стены. А поскольку у тебя глаз, что ватерпас, ты уловил: если проникнуть в пристройку, то из неё можно, хоть полночи разбирать кирпичную кладку - никто не увидит. А потом, через отверстие, проникнуть в магазин.
– Там наверняка не я один помогал разгружать. Вот их и ищите.
– В это бы можно было поверить, если бы не связка Виталик и ты. Неужели ты полагаешь, что Виталик среди ночи пошёл искать в деревне тех, кто помогал разгружать товар? Сам-то ты в это веришь?
– Я знаю одно: меня там не было.
– В таком случае, как говорится, хозяин- барин. Сейчас я тебя доставлю в город Таштагол в отдел. Там тебя допросят и поведут к стоматологам.
– К ним зачем?
– Сделают слепки твоего зубного аппарата, а потом эксперт сравнит с теми следами от зубов, что оставлены на баночке горошка и на шоколадке.
– Неужели это возможно?
– Запросто.
– Виталик тоже со мной поедет?
– Нет. Виталик останется дома с родителями, в связи с чистосердечными признаниями. К тому же он несовершеннолетний.
– А мне, значит, срок?
– На этот раз, кроме кражи, будет ещё довесок за вовлечение несовершеннолетнего в преступную деятельность.
– Если докажете.
– Я думаю, что это дело техники. Хотя дальнейшую твою судьбу будут решать прокурор и суд, я не сомневаюсь в том, что место не столь отдалённое тебе обеспечено.