Стукач и его палачи

Шли дни. Дело по краже из магазина в селе Мальцево близилось к той точке, когда его передают в суд. Ипатов, санкцию на арест которого дал прокурор, находился в следственном изоляторе.

Как и во всех следственных изоляторах, в Новокузнецке имелся оперативный работник, или как его называют сидельцы, кум, по фамилии Сивцов.

Был он трудоголик и, что самое важное, профессионал своего дела. Ежедневно он вызывал к себе сидельцев камер следственного изолятора и вёл с ними беседы. Разумеется, беседы эти были не ради бесед, а для того, чтобы из, ничего не значащей казалось бы трепотни, выудить крупицы оперативной информации: кто что замышляет, или какие грешки водятся за тем или иным сидельцем в пору его жизни на воле. Менее опытные сидельцы, не имеющие преступного опыта, считали его своим в доску и делились самым сокровенным.

Дошла очередь и до камеры, где сидел Ипатов. Сидельцы там были разношёрстные: кто за серьёзные преступления, как Ипатов, а кто по мелочёвке: алиментщики, истязатели, бакланы.

Обычно Сивцов начинал с тех, кто шёл по первой ходке. Они менее искушены в преступном промысле, в воровских традициях и законах. Беседуя с одним из таких сидельцев, Сивцов после получасовой беседы, расспросив о каждом из сидельцев, поинтересовался:

– А как там Ипатов? Не обижает сокамерников?

– Нет, нормальный мужик. Только странный какой-то: всё зубы точит,- ляпнул простой, как пятикопеечная монета, сокамерник.

– Точит?- удивился кум.
– Чем?

– Надфилем.

– Зачем?- задал вопрос Сивцов.

– Не объясняет.

– А надфиль, где взял?

Сиделец пожал плечами.

В этот же день камеру тщательно обыскали. В подушке Ипатова действительно обнаружили надфиль, замотанный в вату.

– Откуда это у тебя?- спросил кум.

– Понятия, в натуре, не имею. Тут сколько до меня через эту камеру прошло…

Сивцов решил выйти на следователя милиции, который проводил первоначальные следственные действия, по факту проникновения в магазин. У следователя от вопроса о местонахождении баночки горошка со следами надкуса и шоколадки почему-то краской покрылось лицо. Эти злополучные объекты со следами зубов она посчитала такой мелочью, что не стала изымать, и даже не отразила это в протоколе осмотра места происшествия. Теперь она понимала, какие веские доказательства безвозвратно утеряны. Но успокоилась тем, что дело по подследственности передано следователю прокуратуры, а с неё теперь взятки гладки.

Ипатов о ляпсусе следователя, проводившего осмотр места происшествия, ещё не знал.

Слух о сложностях в деле дошёл и до Баталова. Как профессионал он прекрасно понимал: такая небрежность может дорогого стоить. Из доказательств, изобличающих Ипатова в краже, есть только признание Виталика и свидетельские показания глухой женщины, косвенно подтверждающие, что Ипатов куда-то ходил ночью и пришёл пьяный. И всё. А ну как Виталик, по каким-то причинам, или под чьим-то давлением откажется от своих показаний? Тогда не факт, что дело в суде не развалится, и торжествующий Хохотунчик выйдет на свободу.

Решил посоветоваться с начальником городского отдела милиции.

Собрали совет и стали думу думать.

Уж кому пришла в голову эта идея «найти» недостающие доказательства, дознаться не удалось.

Через три дня после «судьбоносного совещания» на стол следователя прокуратуры, легло заключение эксперта-криминалиста местного отдела милиции. Из заключения со всей очевидностью явствовало, что на боковой внутренней поверхности чашки при дополнительном исследовании был обнаружен отпечаток указательного пальца правой руки подозреваемого Ипатова.

– А почему его при первоначальном осмотре вещественных доказательств не нашли?- задал резонный вопрос следователь прокуратуры начальнику городского отдела полковнику Баеву.

– Торопимся, а потом локти кусаем. Хорошо, что догадались сделать повторный осмотр.

Получив заключение, а также пояснение самого начальника, следователь довольно потёр ладошки: «Попалась, птичка! Теперь-то ты из клетки не выпорхнешь».

Но радовался он зря. Хохотунчик хотя и с приветом, как считали некоторые, способ, выйти из воды сухим, как ему казалось, нашёл.

Ознакомившись с заключением эксперта, Ипатов, к удивлению следователя, принялся хохотать.

– Гражданин следователь, ну не мог я оставить в магазине свои пальцы, потому что там не был. Это фальсификация.

Того же мнения придерживался и адвокат.

На реакцию Ипатова и его адвоката можно бы было не обращать внимания. Но адвокат приводил настолько веские аргументы фальсификации, что у следователя тоже появились сомнения в том, что след действительно оставлен Ипатовым. При более внимательном изучении заключения эксперта-криминалиста следователь увидел, по крайней мере, две, как он выразился, «нескладушки». Они порождали сомнение, в полноте исследования, а, следовательно, ставили под сомнение объективность заключения. След был настолько чёткий, что по качеству превосходил представленные образцы. Сколько ни пытался он припомнить из своей следственной практики подобное, аналогов не припомнил. Конечно, это ещё можно было как-то объяснить. Но за первую «нескладушку» цепко держалась вторая: след указательного пальца, да ещё только одного, находился внутри боковой поверхности фарфоровой чашки, притом ближе к донышку. Как и зачем туда его засунул Ипатов? Такое впечатление, как будто он его там специально оставил, чтобы его быстро вычислили. Следователь ещё раз перечитал протокол осмотра места происшествия. И снова сомнение, в том, что на её дне мог остаться след пальца: чашки на месте происшествия были с остатками спиртного. Сомнения необходимо было или развеять или подкрепить.

Следователь Борисов набрал номер телефона экспертного учреждения Минюста России.

Трубку поднял эксперт Игорь Переверзев.

– Игорь Викторович, - сказал следователь,- у меня по делу возникли некоторые сложности, нужна помощь криминалиста.

Внимательно выслушав следователя, Переверзев сказал:

– То, что я услышал, действительно может быть связано либо с низким качеством проведённого исследования, либо, и того хуже, заключение заказное. Но мы с вами, как говорится, пока разговариваем на пальцах. Нужна фактура. То есть, нужно само заключение, объект, на котором был обнаружен след, способ его копирования, краситель, использованный для копирования, сам след, дактокарта подозреваемого, а также тип и модель фотоаппарата или фотоустановки, которой этот след снимался.

Прошло немного времени и всё, что просил эксперт, было доставлено в лабораторию.

Прежде всего, эксперт решил выяснить: принадлежит ли след указательного пальца, обнаруженный на внутренней поверхности чашки и на дактилоскопической карте на имя Ипатова, одному лицу? Никаких сомнений в том, что след на осколке внутренней поверхности чашки оставлен Ипатовым, у криминалиста лаборатории судебной экспертизы не вызывал. А вот к тем сомнениям, которые возникли у следователя прокуратуры и адвоката, добавились новые: чашка имела бликующую поверхность. На общем снимке фотографии следа просматривался силуэт его с бликами, но папиллярные линии не просматривались. В то же время на фотографии сравнительного исследования след пальца руки уже не имел бликов, а папиллярные линии смотрелись ну просто идеально. Криминалист начал проводить эксперименты с получением такого же следа, на такой же стационарной фотоустановке, которую использовал эксперт ЭКЦ. Менял угол освещения, выдержку. Хоть тресни! Блики на фотографии не исчезают. Быть может, подумал эксперт, в экспертных учреждениях МВД знают какой-то секрет устранения бликов, используя стационарную фотоустановку? Позвонил начальнику ЭКУ УВД области.

Получив исчерпывающую информацию, тот очень удивился. Этот феномен его настолько заинтересовал, что он приехал в лабораторию посмотреть странный след.

– Обидно,- сказал он эксперту лаборатории Минюста,- Комаров ведь хороший специалист. Нет никакого сомнения в том, что его кто-то уговорил сделать монтаж ради повышения процента раскрываемости преступлений.

Пришлось ехать Переверзеву к коллеге в Таштагол. Разговорились. Эксперт Комаров слушать не хотел о том, что снимок – фальсификация. И стал показывать, как обнаружил этот след, как снимал.

– Ну, хорошо!- ответил Переверзев. – Вот в моём присутствии на той стационарной фотоустановке, на которой снимал этот след, сделай фотографию. Если у тебя получиться снимок без блика, я подниму руки.

Как ни старался Комаров, все фотографии со следом пальца на фарфоровой чашке были с бликами.

– Ты хоть скажи: кто тебя надоумил так добывать следы преступления?- допытывался прокурор.

Сергей Комаров держался, как партизан: никого не выдал. Всё взял на себя. Мол, поторопился. Впору было возбуждать уголовное дело. И, наверно, оно против эксперта было бы возбуждено. Но тут к прокурору зачастили гости из руководства городского отдела милиции: нужно определяться с делом. Оно как бельмо на глазу. По мнению руководства городского отдела милиции, оно ясно, как божий день. По мнению следователя и прокурора – сплошные потёмки. При таких доказательствах суд Ипатова не осудит. В то же время, и милиция, и прокуратура были единодушны в одном: Ипатов в магазине был. Вот только как получить, кроме показаний подростка, такую доказательную базу, которая бы убедила и суд в соучастии Ипатова в краже? Милицейское руководство надеялось на русский авось. Авось подросток будет стоять на своих показаниях на суде до конца, и Ипатову будет вынесен обвинительный приговор. Была у руководства и ещё одна головная боль: очень не хотелось им терять опытного криминалиста. Уж так хвалило, так хвалило его руководство, что прокурор не выдержал. Он взял в руки заключение эксперта Комарова и, потрясая им, спросил у полковника милиции: