Суббота навсегда

— При том, что имущество еретика принадлежит храму. На том стоим — и будем стоять.

И епископ Озмский, действительно, встал. За ним поднялся и толедан, сжимая в ярости кулаки.

— С каких пор краденое считается собственностью укравшего? Украденное имущество принадлежит тому, у кого его украли!

— А у кого его украли? Ваша дочь сбежала, потому что виновна в малефиции. И я, еще увидите, эти девяносто тысяч взыщу с вас. Да, с вас. Ваши детки вас по миру пустят.

— Si vous ne portiez point une jupe, vous, quelle paire de soufflets sur votre vilain museau!

A в ложе голубого штофа, подбитого белым облаком, как ватою, болели каждый за своего, пихаясь локтями и сопя, участник Первого Толедского собора командор де Кеведо и тот, чей сан сподобился носить монсеньор.

…А в опочивальне доны Марии (на другом краю мирозданья — вблизи Стигийских блат) происходил такой разговор. По обыкновению, для камуфляжа, вначале было произнесено нечто вроде:

— Его светлость шлет вам, сударыня, пожелание скорейшего раскаяния перед лицом его инквизиторского священства, совместно с которым в скором времени…

Массивная дверь плотно затворилась, и стражнику оставалось только догадываться о конце фразы. И кстати, об этих догадках. Стражник ошибется в своей догадке, хотя, казалось бы, уж здесь-то ошибка исключена. Так сколь же далек от истины тот, кто по одной лишь кости динозавра восстанавливает его истинный облик; а еще есть мастера по одной строке или по одному эпитету заводить многостраничное литературное дело на тень такого-то.

Дона Мария

Что, дончик, близко донышко? Упьюсь.

На нем вся сладость, я не размешала…

Дончик Хуанчик

Пираниа пришел. Эдмондо пытан.

Он более уж не мужчина.

Дона Мария

Нет,

Ты о другом скажи сейчас:

он

будет?

Дончик Хуанчик

Твой муж? Да. И Пираниа…

Дона Мария

Вот только

Не помешал бы следователь чертов.

Дончик Хуанчик

(в сторону, усмехаясь)

Скорей поможет.

Дона Мария

Я его кинжалом

На славу вы…у. Младой любовник

Не ждет минуты этой так, как я.

Иди, прощай Хуанчик. Поглядеть

Придешь ты тоже? Чаша где?.. ага.

Тебя сейчас наполню до краев.

(Дончик Хуанчик наполняет из кувшина.)

Дончик Хуанчик

Say when.

Дона Мария

Довольно. Хватит половинки,

Не поперхнуться чтоб. Ну, где оно,

Заветное кольцо… Бросаю, все.

Жду дорогих гостей. Как там поется?

Хозяин просит дорогих гостей

Пожаловать к столу? Блаженство рая…

Гордячка, я, Хуанчик, никогда

Не знала счастия, ниже когда

Мой

слух

ласкал твой

взор.

Ниже когда

Попроще, погрубей хотелось пищи.

Ни в детстве, подле милых старичков,

Ни в материнстве сладостном, когда,

От груди отлученный лишь вчера,

Другие груди уж клюет твой сокол,

Чему ты, мать, свидетельницей пылкой.

И вот теперь я говорю сама:

Я счастлива.

Кинжалом, как ключом,

Лопатку отопру ему. И будет

Еще минуты три мне наслажденье

Мгновенье заклинать: «Остановись!»

Когда дончик Хуанчик возвратился в гостиную розового дерева, он увидел под «недостойными сводами» такую сцену. Толедан, притянув за наперсный крест монсеньора к себе и брызжа ему в глаза слюной, шипел:

— Думаете, я не знаю, что ваша песенка спета, пьемонтская вы обезьяна?

Епископ Озмский, чей профиль в этот момент еще более обычного походил на профиль индейского божества, сокрушаемого испанским конкистадором, повис на пунцово-красном плаще его светлости, без конца повторяя — хриплым шепотом:

— На цепь сядешь… в Сан-Маркос… к родственничку своему… за сыном на костер пойдешь… будешь молить девяносто тысяч принять, собака…

Дончик Хуанчик почтительно ждал.

— Что ее светлость? — спросил у дончика Хуанчика дон Хуанище деловито-одышливо, отпуская монсеньора; тот резкими коротенькими движеньицами — человека, которого только что оскорбили действием, — приглаживал измятый, выбившийся наружу воротничок, потом заправил под него съехавшую и тершуюся о голую шею цепь от пастырского креста.

— В ажуре-с. Ее светлость изволят смиренно ждать… как велено-с.

— Вашему инквизиторскому священству было угодно своим благочестивым обществом скрасить уединение ее светлости. Мне доложили, что ее светлость дожидается этой милости.

И коррехидор отвесил поклон с учтивостью, на какую только мог быть способен испанский гранд, изящный кавалер и гостеприимный хозяин в одном лице. Затем он поднял с пола свой плащ — еще за минуту до того его преосвященство висел на нем обезьяной. Было по меньшей мере два способа носить такие плащи: «придворный» — на левом плече, чтоб пола непременно поддевалась шпагою, и — «вендетта», с полою, перекинутой через левое плечо, тогда весь ты, целиком, в него оказывался запахнут. Дон Хуан Оттавио де Кеведо-и-Вильегас — человек со множеством лиц, из которых одно — лицо мстителя; доне Марии, взятой им за сундуки с золотом, предназначалось только это лицо.