Судьба драконов в послевоенной галактике

Он стоял на подножке, полуоткрыв дверь, и заглядывал в кузов.

– Так, - сказал он с непонятной веселостью, - стало быть, в последний раз вас вижу, воспитаннички, - он притворно всхлипнул, - сколько вас у меня было, - он покачал головой, - а сколько будет! Ну, - сержант вздохнул, - что было , то было - не поминайте лихом - Джона Сидорчука... Хороший я был сержант?

– Хороший, хороший, - загалдели в кузове.

Я молчал и глядел назад, на другие останавливающиеся машины.

– А, - радостно сказал сержант, - значит, мало я вас, скотов, гонял...

В кузове стало тихо.

Я увидел, как изумленно вытянулось лицо у Орландо и невольно рассмеялся.

Следом за мной прыснул Куродо.

Потом загоготали Санек, Орландо, Диего... Скоро хохотал весь наш карантин.

Сержант тоже захихикал странным щекотным смехом. Потом забрался обратно в кабину. Хлопнул дверцей.

Машины стояли. Впереди и сзади стояли машины.

– Чего стоим?
– поинтересовался Диего.

– А ты, - сказал Санек, - у Джонни спроси: видишь, он в настроении. Шутит даже.

– И чего, - Диего поправил ремень, - ты что думаешь - не спрошу? Да мне теперь на него... Я теперь все - "отпетый"! Фильм погляжу - и в гарнизон! Я теперь таких, как Джончик, - на члену вертел, на челне катал и в гробу видал...

– Вали, вали, - посмеялся Орландо, - герой голубого экрана.

– Орландо, - сказал Куродо.
– ну че ты его подначиваешь? Он же такой дурак - пойдет и спросит...

Диего поднялся, прошел до кабины, небрежно, легко - действительно. ни дать ни взять - киногерой.

Я хотел было остановить его, но потом подумал: "А ну его... а ну их..."

Диего забарабанил в крышу кабины.

Из окна высунулся изумленный сержант.

– В чем дело?
– спросил он.

– Шеф, - развязно спросил Диего, - почему стоим?

Сержант, выпучив глаза, смотрел на Диего.

– Я спрашиваю, - повторил Диего, выдержав сержантский взгляд, - почему стоим, шеф?

– Коллега Диего, - вежливо спросил сержант, - вы плохо спали?

– Нет, - не осознав надвигающейся угрозы, ответил Диего.

– У вас - повышенная температура?

– Да нет, - Диего несколько струхнул и сдал назад.

– Давление? Гипо- или гипертония? Сердце не пошаливает?

– Нет, - смутившись окончательно, отвечал Диего, - все нормально, я здоров.

– Здоровы?
– засомневался сержант.
– И желудок? Желудок? Аппетит? Нормальный? Изжога? Металлический привкус во рту?

– Нету, нету у меня ничего такого, - Диего в ужасе хлопал глазами.

– И с головой все в порядке?

В кузове засмеялись.

– Галлюцинации? Видения? Вещие сны? Голоса?

– Да нет, - на лбу у Диего выступили капельки пота, - никаких видений.

– Значит, - сержант печально оглядел Диего с головы до ног, - вы просто оборзели?

– Нет, - брякнул Диего.

– Ну как же нет, когда да?
– развел руками сержант.
– Налицо явные признаки борзоты и оборзения, но это - излечимо. Это - лечится.

Диего стоял красный как рак.

– Вы, юноша, были у меня под вопросом, в какой вас гарнизон отправлять. Теперь вопрос решен - пойдете в северный городок, вместе с Джекки.

Сержант исчез в кабине.

Диего, расстроенный, уселся обратно на свое место. Воспитанники дружно реготали. Грузовик дернулся, поехал.

– О, - крикнул Санек, - гляди, ребята, шеф сказал - и мы поехали!

– Распорядился!
– сквозь смех сказал Орландо.

Диего, насупившись, молчал, а потом бросил через весь кузов мне:

– Это все ты, пидор, виноват!

Я уже привык к несправедливости в подземелье и, наверное, промолчал бы и на этот раз, но оскорбление "пидор" для подземельных было не просто оскорблением, поэтому я быстро поднялся со скамьи и, прежде чем Диего успел заслониться, дважды съездил ему по физиономии.

Диего было рванулся, но его удержал Орландо.

– Тихо, потом разберетесь. Будет время. В один гарнизон идете.

– Молодец, - одобрил Санек.
– правильно, что за наглость, что за оборзение?

– А он решил, - подал голос Порфирий, что раз сержант его испугался и послушался, то он может всех посылать.

Диего сопел и ненавидяще глядел на меня.

Мне сделалось не по себе. Куродо посылали в южный, а мне было бы лучше одному, чем с этаким... однокорытником.

...Мы услышали нарастающий гул.

Туннель постепенно расширялся и становился похож на площадь, накрытую потолком.

Площадь белую-белую, освещенную неистовыми, яркими театральными софитами.

Грузовики притормаживали, останавливались. Я осматривался.

– Куродо, - спросил я, - это же развод?

– Неа, - сказал Куродо, - непохоже.

– Джекки, - Порфирий выскочил из грузовика, отворил дверцу и подал руку выходящему из машины сержанту, - это точно не развод. Другая площадь.

Сержант встряхнулся, оглядел нас и приказал:

– Ну, орлы... Давай на землю.

Мы спрыгивали с грузовика.

Диего постарался поставить мне подножку, и я едва не расшибся о бетонный пол.

Рядом с нами строились, вытягивались в длинную цепь другие карантины.

Подземная площадь была широка. Прямо перед нами тянулась белая стена со множеством дверей.

Из одной двери вышел человек со стеком и несколько "отпетых". Один из них нес микрофон на блестящей железной стойке, другой - провод.

Микрофон установили в центре площади. "Отпетый" пощелкал по микрофону; над площадью раздалось сухое пощелкиванье и легкий гуд. "Отпетый" подкрутил что-то и сказал:

– Раз, раз...раз...

Отошел в сторону и показал этак рукой начальнику школ, дескать, все в порядке...