Судьба драконов в послевоенной галактике
Шрифт:
Я отвернулся.
– Вот это напрасно, - спокойно заметил Тихон, - отворачиваться нельзя. Ни в коем случае нельзя отворачиваться ни "отпетому", ни "Посланцу Неба". "Отпетому" , в особенности, нельзя отворачиваться. Смотрите, смотрите во весь свой единственный глаз - и помните: что бы ни делали с вами люди, они все же люди...
Неистовство Нахтигаля длилось недолго. Мы видели, как набухало его горло, в которое вталкивалась, впихивалась кровавая пища.
Нахтигаль остановился, тяжело дыша, повернулся и побрел прочь, мотая хвостом, качаясь из стороны в сторону.
– А он немного сожрал, - деловито заметил Мишель, - больше нагадил и потоптал.
Три девушки, оставшиеся в живых, широко распахнутыми
Тихон гортанно выкрикнул что-то жрецу.
Тот, как был с распростертыми крестообразно, раскинутыми, как для полета, руками, так и опустился на колени и склонил голову.
Следом за ним опустились на колени и девушки.
– Что ты им сказал?
– спросил Мишель.
– Что мы, - лениво ответил Тихон, - знаем убийц Посланца Неба, но нам не важно их наказать. Грех убийства ложится на все племя. Пусть теперь постонут и поохают, поплачут и постенают, покуда их Нахтигаль поучит...
– Филоз(ф, - с непонятной интонацией сказал Валентин Аскерханович.
_______________________________________________________________
– Идиот!
– орал не своим голосом Мишель.
– Это ты столько сделал? Я тебя спрашиваю: это ты столько сделал? За целый день?.. Чем ты здесь занимался?.. У, - Мишель зафырчал, словно наевшийся Нахтигаль, и поднес к носу Диего внушительный кулак, - ты здесь балду гонял, лоботрясничал, не знаю чем занимался... За день - заклепать одну ячейку! За день...
– Мишель, - миролюбиво скаазл Тихон, он развалился в кресле и с удовольствием потягивал апельсиновый сок, - ты "младенца" совсем задолбал. Дай ты ему отдохнуть, набраться сил. Еще завтра целый день...
– Это я его задолбал, - возмутился Мишель, - это он меня задолбал! Еще там - в подземельях... А здесь? Я ему что сказал? Если нервы слабые, сиди работай, а он...
– Мишель, - Валентин Аскерханович резал на раскладном столике хлеб и бекон, - вот ты тоже неправ. Тут дело такое. У "младенца" тоже отходняк должен быть. На хрена тебе, чтобы у него руки тряслись? Подъемник подъемником, но сеточку мы должны бросать; был бы Федька, - без вопросов, кантуй, сколько душе влезет, - Валентин Аскерханович положил пласт бекона на хлебный ломоть и продолжил жуя, - а так нас пятеро осталось. Сам понимаешь...
Мишель несколько поостыл.
– Вот так, - он убрал кулак, - скажи спасибо погибшему Федьке. Иди жри, подкрепляйся. Хрен с тобой - ночью дрыхни, но утром чтоб, чтоб...
– Мишель помотал головой, - ячеечка была заделана.
– Ешь, - предложил Валентин Аскерханович, - Мишель, ты так развоевался, охолони маленько. Пожуй. Одноглазый, ты тоже...
– Смотрю я на вас, "северян", - заметил Тихон, - ни хрена у вас порядка нет. Сетку со склада принимаете без контроля и проверки, одного "младенца" кантуете, с другим - нянчитесь...
Тихон с силой подсек мою ногу, пока я проходил мимо него, но я успел перескочить через его "подсечку".
– Ловкий, - иронически сказал Тихон.
Я взял один бутерброд себе, другой протянул Тихону:
– Не хотите?
– Ловкий, - повторил Тихон, - и наглый. Борзый. Ты на своей борзоте глаз потерял, точно? Гляди, еще и не то потеряешь...
– Простите, - вежливо сказал я, - мы, кажется, были на "вы"...
– Вы, - Тихон сделал издевательское ударение на этом слове, прилетели к Нахтигалю и решили, что все - дозволено? что вы вырвались из казармы? Ничего подобного, любезный! Покуда десяти вылетов не наберется, вы в казарме, понятно? и в крутой казарме... А то воздуха свободы он глотнул... Видали. Учит, распоряжается.. .
Мишель доел бутерброд и миролюбиво сказал:
– Тиша, ты вроде соловья... Заслушаешься. Все правильно говоришь. Молодец. Одноглазый! Сегодня ночью будешь прибирать в ракете. Главное
дело чтобы места общего пользования. Как обычно... А мы в пещерке подрыхнем.Я оценил поступок Мишеля. Ничего особенного прибирать в ракете было не нужно. Положительно - Мишель мне протежировал.
...Я погасил свет в центральном холле, так что стало еще заметнее мерцание разложенной на полу сети.
Я отскоблил раковины и унитаз, протер пыль и подмел все помещения. Потом уселся в кресло и стал смотреть на мерцающую, то взблескивающую, то притухающую сеть.
Было хорошо сидеть так просто: так просто смотреть. Казалось, что вокруг тебя теплая темная ночь и тлеющий костер - рядом. У самых твоих ног.
Я смотрел, смотрел на сеть, да и заснул.
Мне приснился Коля и его массаж.
Во сне я не стеснялся кричать, но крик не шел из моей, точно набитой ватой глотки. Крик умирал в легких, вырывался наружу отчаянным хрипом.
Меня разбудил Валентин Аскерханович.
Я был так замаян и так перепуган своим сном, что сперва не обратил внимания на Валю.
Вытер вспотевший, взмокший от ужаса затылок, сходил умылся и, утираясь полотенцем, спросил:
– Валентин Аскерханович, что-нибудь стряслось?
– Стряслось, - кивнул он, - Диего прикололи.
– Как прикололи, когда?
– я чуть полотенце не выронил.
– Да вот, понимаешь ли, - принялся рассказывать Валентин Аскерханович, - ночью, блин, покуда мы дрыхли, - ну, не посты же нам выставлять, честное слово?
– теперь-то, конечно, придется выставлять, раз так... Да, пока спали, какой-то хрен подволокся и приколол Диего... Пригвоздил к песочку кремневым ножиком. И аккуратно так все сделал, мерзавец, не нарушая сна, мягко, нежно... Я, ты понимаешь, Одноглазый, как увидел Диего приколотого, ну, да?
– так я первым делом что подумал, вот ведь подлец человек, а? Я ведь подумал, елки-палки, он ведь нас всех мог так же нежно, мягко поприкалывать, а?.. Мишель тоже перепугался. Не орет. Тихо, тихо так сказал: а я его так кантовал...Тихон орет: такого никогда не было, чтобы Посланцев Неба прикалывали...
Я повесил полотенце и спросил:
– Мешок брать?
– Бери, бери, - Валя махнул рукой, - главное дело, нам сейчас вчетвером с сеткой нипочем не справиться... Она же, блин, как живая... Ну, подволочем на подъемничке, а дальше? Мы вчетвером сетку не удержим. Вырвется - и тогда такой сейшен...
Валентин Аскерханович махнул рукой.
Я выкатил рулон, поинтересовался:
– А что Мишель говорит?
Валя поднял мешок для Диего, вздохнул:
– Что говорит. На Тихона кричит: ты, говорит, работу разъяснительную среди населения не провел, раз второго Посланца Неба, как барана... Валентин Аскерханович ладонью полоснул по горлу, - если, говорит, ты этого неуловимого мстителя не поймаешь, мы тебе завтра утром такой устроим... праздник... Притарань, говорит, кого-нибудь из местных, чтобы сетку держал, разъясни ему - бым, бым, буль, буль, - мол, Посланцы Неба на тебя положили глаз... Тихон жреца хочет приноровить. Пройдет, говорит, он у нас обряд инци... инси... тьфу, гадости какой-то - и станет...
– Понятно, - усмехнулся я, - кто нам мешает, тот нам и поможет...
Мы выходили из ракеты, и Валерий Аскерханович удивленно спросил:
– Это еще что?
– Поговорка такая, - охотно объяснил я, - еще есть такая поговорка: только тот, кто в силах погубить, в силах и спасти.
– А жрец-то?
– ошарашенно спросил Валя.
Я поглядел на Валентина Аскерхановича. Все же он был глуповат, не сравнить с Мишелем или с Федькой.
– Валентин Аскерханович, - вежливо сказал я, - а вы что, не догадываетесь, кому выгодно нам палки в колеса вставлять? Кто первый человек был здесь до нас, а как мы уволочем Нахтигаля, едва ли не последним окажется?