Судьба и книги Артема Веселого
Шрифт:
— Комиссары сами пьянствуют, а нас одерживают. Суки! […]
Приподнятый над кучкой хуторян рябоватый матрос Васька Галаган махнул бескозыркой:
— Уважаемые, и чего такое вы раскудахтались? Дело яснее плеши. Забрать водку — раз, выдать по бутылке на рыло — два, остатки продать и разделить деньги поровну… Тут и всей нашей смуте крышка.
(Этюд «В степи»)
И многие другие персонажи романа, из тех, кто обозначен автором лишь мельком, запоминаются читателю именно своей речью.
Деревенская баба провожает мобилизованного в армию сына.
И долго еще
— Последнего… Последнего… Лучше бы я камень родила, он бы дома лежал.
(«Смертию смерть поправ»)
Солдатка — жена Максима Кужеля — рассказывает, как ей жилось без мужа.
— Жила, слезами сыта была… В степь сама, по воду сама, за камышом сама, тут домашность, тут корова ревет — ногу на борону сбрушила, дитё помирает. Кругом одна. Подавилась горем. От заботы молоко в грудях прогорько, может, оттого и кончился Петенька. […]
Такие страхи пошли после извержения царя… Голову от дум разломило. Сперва все судачили — вот Керенский продал немцам за сорок пудов золота всю Кубань вместе с жителями; потом слышим — вот придут турки и начнут всех в свою веру переворачивать. На крещенье вернулся из города лавочник Мироха и на собрании объясняет всему обществу: «Вот наступает из Ростова на нашу станицу красное войско, прозвищем большевики. Все хвостатые, все рогатые, все с копытами. Пиками колют старых и малых, а из баб мыло делают». Такой поднялся вой, такое смятенье. […]. Чего я знаю? Темная я, как бутылка. Куда люди, туда и я.
(«Над Кубанью-рекой»).
П. Н. Милюков, крупный специалист в области философии и культуры, писал в 30-е годы в эмиграции: в произведениях Артема Веселого «богатейший народный лексикон и синтаксис, совсем сырые, — отличный материал для фольклористов и языковедов, прекрасное прибавление к Далю. Изображения партизан в „России, кровью умытой“ и других повестях Артема Веселого так же стихийны, как его язык, и так же конкретны и образны. Он сам — часть событий, которые описывает […]. Колоритный рисунок Артема Веселого убеждает и покоряет, как первоисточник» 2 .
К каждой написанной главе романа автор предпослал эпиграф:
В России революция — дрогнула мати сыра земля, замутился белый свет…
В России революция, вся Россия на ножах.
В России революция — кипит страна в крови, в огне…
Есть в архиве рукописный лист — несколько, заготовленных впрок эпиграфов к еще не написанным главам:
В России революция — идет по России гнев дыбом.
В России революция — бросает Россию с волны на волну, с вихря на ветер.
В России революция — мир шатается на корню.
В России революция — хрустль костей, пылающие города, пепел непокоренных деревень.
В России революция — крепка кишка русская, тянется, да не рвется.
В России революция — мчат по России, распустив огненные гривы, кони народного гнева.
На
том же листе помета: «Эпиграфы — от руки, красным».Это желание автора осуществлено не было, хотя такую возможность давало издание 1935 года. Тогда издательство «Советский писатель» выпустило третье, как бы теперь сказали, подарочноеиздание: большого формата том в алом переплете, в белой суперобложке, цветной портрет Артема Веселого работы В. М. Юстицкого [66] , цветные вклейки, проложенные прозрачной (тогда ее называли «папиросной») бумагой, тонкие и выразительные рисунки Д. Б. Дарана.66
Валентин Михайлович Юстицкий(1894–1951) — художник-авангардист. В 1913–1914 гг. учился в Париже. После революции жил в Саратове. В 1919 г. Руководил Живописной студией Пролеткульта.
Эпиграф к главе «Слово рядовому солдату Максиму Кужелю»: «В России революция, вся Россия — митинг».
Митингующие народные массы…
Представление об этом новом для страны явлении Артем Веселый получил во время Февральской революции, когда его родной город, как и все промышленные города России, «был вздыблен политической борьбой».
Он писал о Самаре 1917 года:
И днем и ночью — в казармах, на заводах, в кинотеатрах, на базарах, на площади у памятника — кипели споры, переливались толпы митингующих…
Тема одна — текущий момент.
Все спешили наговориться за долгие годы молчания — солдат, рабочий, крестьянин, канцелярский служака, домашняя прислуга, вдова-солдатка, солдатская мать 3 .
Через многоголосый говор митингующей толпы Артем Веселый экономно (подчас это реплика, даже не соотнесенная с каким-либо определенным персонажем), но с большим эмоциональным накалом рисует революционную обстановку тех лет.
Третье издание «России, кровью умытой» отличалось от предыдущих: книгу открывала глава «Смертию смерть поправ».
Эта глава — пролог к роману. В рукописи Артем Веселый сделал помету: «Вся глава идет на басовых тонах и — стремительна до предела», он большое значение придавал тому, что называл «музыкальным ладом романа».
Февральская революция не принесла фронтовикам чаемого мира. В полку, где служил Максим Кужель, началось брожение. Некоторые солдаты самовольно покидали позиции. Однако большинство ждало приказа о всеобщей демобилизации, а когда прошел слух, что в городе Трапезунде «на митингах насчет отпусков до точности разъясняют», полковой комитет солдатских депутатов командировал троих своих членов в город на разведку. Максим Кужель оказался в их числе. Его рассказ:
Время мокрое, грязь по нижнюю губу, сто верст с гаком перли без отдыху — на митинг боялись опоздать. Напрасны были наши опасенья, митингов не переглядеть, не переслушать — и на базаре митинг, и в духанах, и на каждом углу по митингу. […]
Разговоры кругом, от разговоров ухо вянет. […] Большевиков ругают: продали родину немцам за вагон золота. Кобеля Гришку Распутина кроют, как он, стервец, не заступился за солдата. Государя императора космыряют, только пух из него летит. […]