Судьба и книги Артема Веселого

Значительную часть частушек Артем Веселый записал непосредственно от тех, кто их сочинял или пел: «В настоящий сборник вошли, главным образом, частушки, записанные мною на Средней Волге во время разъездов по колхозам и совхозам зимою 1933 г, зимою 1934 г и летом 1935 г.».

Артем Веселый рассказал корреспонденту «Книжных новостей» зимой 1936 года:

Летом три месяца провел на Волге. На рыбачьей лодке с парусом плыл от Кинешмы до Астрахани, бил уток, ловил рыбу, записывал частушки. До этого верст восемьсот проехал на конях по местам действия «Страны родной» — тоже за частушками.

В Москве работал в архивах «Крестьянской газеты», в Центральном доме самодеятельного искусства и в Литературном музее, наладил переписку с некоторыми корреспондентами «Крестьянской газеты» — и все в поисках частушек ² .

Из воспоминаний Алексея Костерина

В очерке «Дорога дорогая» Артем дает картинку, как он у костра плотогонов слушал и записывал частушки. Я в это время спал в лодке, которую мы зачалили за плот. Ночь выдалась теплая, многозвездная и как-то по-особому темная. В лодке в кормовом отсеке, прикрытые палаткой, спали жена и дочки Артема. Поздней ночью, по-видимому, около часа, меня встряхнул какой-то треск — будто дикий бурелом валил сосны и ели — и панические гудки двух пароходов.

Спросонок, еще не зная и не понимая, что за гул и треск стоит над Волгой, я первым делом схватился за весла. И оглядываюсь на плот, на куст розового света от тлеющего костра. От костра в разные стороны прыгают человеческие тени. Пытаюсь перекричать непонятный мне треск и гудки пароходов:

— Арте-ем!

Прыгавший мимо меня один из плотогонов крикнул:

— Отчаливай… смелет… — он сорвал веревку, которой мы зачалились за плот. Стремительная струя подхватила лодку и куда-то потянула ее. Плотогон, прыгая, как кенгуру, по бревнам в темноту, закричал:

— Выгребай… смелет…

И только в это время я понял, какая опасность грозит и мне, и семье Артема: на наш плот под острым углом медленно, но неудержимо полз другой плот. Под давлением нескольких тысяч кубометров древесины челенья плота разрывались, сосновые бревна звонко трескались и взлетали на воздух. На стыке двух плотов кипел и плескался водоворот. В этот водоворот и тянуло нашу лодку […].

Треск бревен, гудки пароходов, крики людей на плотах. Память не сохранила, как я вырвался из водоверти меж двух плотов. Задыхаясь от гребли, неожиданно заметил, что уже огибаю матку плота и выхожу на чистый простор. И вскоре тьма разбавилась рассветным молочком, а затем и Волга вспыхнула и заиграла багряными огнями.

Недалеко открылась песчаная коса, и я выгреб к ней. Когда окончательно рассвело, с плота раздался крик Артема:

— Алешка-а… лодку…

Первое что сказал мне Артем, прыгнув в лодку с плота, было:

— Эх, и частушки я записал… ³

Несомненно, работа над книгой частушек была Артему, знатоку и ценителю русской народной песни, в радость.

К сожалению, эта радость омрачилась тем, что при издании частушек, спасая книгу, ему пришлось пойти на крупную уступку издателям и цензуре: он согласился, чтобы в написанное им предисловие был введен текст, написанный явно чужойрукой. Этому есть объяснение.

После того, как Артем Веселый принял участие в объявленной «Литературной газетой» дискуссии о художественном образе и написал статью «Потоков рожденье», в «Литературной газете» был опубликован «разоблачительный» опус некоего В. Семенова — «Долой литераторов-сверхчеловеков».

В. Семенов писал:

«Творческий процесс, — по мнению А. Веселого, — это сумма слагаемых, из которых многие не поддаются даже описанию. В конечном итоге творчество — это тайна, творчество — это удел избранных…»

В. Семенов изобличает Артема Веселого в идеализме, говорит, что его «нельзя даже заподозрить в марксизме».

«Интуиция и подсознательные ощущения поставлены А. Веселым в творческую „цепь“ как решающее звено. Ни одной попытки материалистически объяснить формирование образа А. Веселый не сделал. Более того, он активно и по-„объективистски“ выступил против идейности и социальной обусловленности такого понятия, как истина […]

Артем Веселый забыл слова Ленина, когда Ленин писал: „Долой литераторов-сверхчеловеков!“ А. Веселый, гипертрофировав значение одаренности и интуиции в творческом процессе, забыл также слова Ленина о процессе познания, написанные им в „Философских тетрадях“.

Много предал забвению т. Веселый» ⁴ .

«Разоблачительная» статья в газете в 1935 году — это сигнал.Человека, против которого такой сигнал направлен, не ждало ничего хорошего… Видимо, Артему Веселому было невозможно возразить против текста, органически ему чуждого:

«Волею рабочего класса нашей великой страны и его авангарда — славной большевистской партии поистине со сказочной быстротой перековывается наново быт колхозной деревни… Доживают свои последние деньки очаги мракобесия — церкви, мечети, моленные…»

Оставим в стороне и такой штамп, как «солнечные просторы социализма»,немыслимый у Артема Веселого, сопоставим текст, касающийся «очагов мракобесия», с рукописным наброском из его архива.

Серый день. Немое небо забрано тучами. С колокольни — последней на весь район церковки — плывет печальный звон последнего колокола.

Вызывает удивление, как издатели и цензоры проглядели в предисловии к сборнику фразу:

«В недалеком будущем колхозная, а также и кулацкая частушка[курсив наш] представят немалый интерес для ученого и историка».

Книгу открывает раздел «По заветам Ленина, по стопам Сталина». Тут, в основном, конъюнктурные частушки, явно предназначенные для исполнения с клубной сцены:

Ты играй, моя гармошка, Расшевеливай народ. Нас по ленинской дорожке Сталин к счастию ведет. Стал дешевле хлеб и сахар. Ты послушай, дядя Влас: Наш учитель и друг Сталин Так заботится о нас.

Даже некоторые лирические и шутливые частушки — и те не без идеологической направленности (в соответствии с названием раздела):

Приколола алый бант, Кудри вьются кольцами. Не гуляю с кем попало — Только с комсомольцами. У меня есть новый дом, В доме два окошка. Беспартийных у меня — Бабушка да кошка.