Судьба и книги Артема Веселого
Шрифт:
— Помню, на Первом съезде писателей он, тогда уже знаменитый, сел в последнем ряду, не лез на трибуну, не задавал вопросов. Раз сказал, мол, жалко две недели отрывать от работы на пустые разговоры.
К слову, Костерин рассказал, как Серафимович, с которым он был дружен, спас его, только что отбывшего десять лет в колымских лагерях, от повторного ареста в 1948 году.
— Я гостил у старика на Дону в городке Серафимович. Раз поздно ночью он разбудил меня, положил на стол деньги и сказал только одну фразу: «Беги на Волгу и заляг на дно». В рыбацкой артели я проработал до смерти
В 1961 году, я по просьбе Костерина, перепечатала рукопись дневника его дочери Нины, партизанки, погибшей в 1941 году. Книга вышла в Москве, была переведена на многие иностранные языки 6 .
За Сталинградом, когда в очередной раз мимо проплыл белоснежный пассажирский пароход (на трубе две голубые полосы — скорый), отец заметил: «С борта парохода и с лодки Волга выглядит совершенно по разному. Впечатления от поездки даже сравнить нельзя».
У Каменного Яра перешли в Ахтубу — старое русло Волги.
Возле Актюбинска любовались невиданным зрелищем. Невдалеке от берега высились большие белые холмы. Оказалось, что это поваренная соль, которую добывают в озерах Эльтон и Баскунчак, приблизительно километрах в 50-ти. Отец сказал, что в этих озерах крупнейшие в мире залежи пищевой соли. Захотели подойти поближе к холмам. Ноги вязли в глубоком слое соли, которая покрывала всю землю вокруг холмов. Взяли по щепотке на память.
В Ахтубе много змей. Однажды увидели, что гадюка плывет за лодкой, отец ударил по воде веслом, и она отстала.
В низовой Волге иногда по два-три дня жили возле колхозных рыбацких станов. Было интересно смотреть, как небольшой пароходик тянет огромный невод (по папиным словам, в три-четыре версты), потом разворачивается и тащит его, полный рыбы, к берегу. В мотне — сто пудов, внутрь невода рыбаки кидают сети и выбирают улов. Рыба всякая: и «мелочь» — лещ, судак, щука, стерлядь, и крупная — сом, белуга, осетр. Мы наблюдали, как ведет себя пойманная щука: до последнего бьется в сети, старается ее прорвать, или ищет в неводе прореху, а иногда, свиваясь в кольцо, перепрыгивает через верхний край невода и оказывается на свободе.
На маленьком рыбном заводишке посмотрели, как ловко женщины работают на конвейере. Работница хватает рыбину, одним взмахом разрезает брюхо, вынимает внутренности, затем кидает в разрез горсть соли и передает соседке, а сама берет следующую.
Завершение путешествия запомнилось жарой, множеством птицы (отец говорил, что дичи столько, что даже скучно охотиться), азартной рыбалкой и шумным астраханским базаром.
Зимой 1936 года Артем Веселый рассказал корреспонденту «Книжных новостей»:
В плане работы у меня еще детская книжка «Вкусный отдых» — о приключениях ребят на Волге, о разных букашках-таракашках. Прежде, чем сесть за нее, читаю английские детские книжки, они прекрасно сделаны. Высоко ставлю Э. Сетон-Томпсона.
СТИХОТВОРЕНИЯ В ПРОЗЕ
1927 год. Артем Веселый работает над «Россией, кровью умытой».
В это время
он публикует очерк о своей работе, который называет довольно неожиданно: «Под знаменами поэзии», неожиданно, учитывая тематику его романа, а также высказанное в очерке признание: «Работа представляется мне, как война» 1 . Сначала — суровая проза.— Вперед!
Через строки пробиваются языки пламени, рев орды, ржанье коней, стоны и голоса солдат, матросов, дезертиров, комиссаров, заячий писк плачущих детей, вопли старух. Кого-то расстреливают — тебя заливает холодом; кого-то зарывают в могилу — и мерзлые комья земли стучат не о крышку гроба, а о твою голову.
А вслед за этим — строки поистине поэтические (впрочем автор, верный своему принципу не делить образы на поэтические и прозаические, вводит сюда «дырявое одеяло»).
Словно пепел, разгребаешь черновики и наслаждаешься созерцанием пышущего жара поэзии…
Дымятся груды черновиков, слепнет оплывающая свеча. В занавешенное дырявым одеялом окно — через дыру — врезается солнечный луч, сочный и янтарный, как ломоть спелой дыни.
Счастливы сны поэта, написавшего хотя бы одну хорошую строку!
Многие критики отмечали эту особенность стиля Артема Веселого, обладавшего даром органически соединять слова «нежные» и «грубые».
Эпизод из «России, кровью умытой». В родное село возвращается, отвоевавшись, молодой парень.
Пронька приехал и только, господи благослови, вошел в избу, саблю на гвоздь повесил, с матерью за руку поздоровался, и сейчас же на иконы:
— Мамаша, убери с глаз.
Евдоху так и прострелило.
— Да что ты, Пронюшка?.. Что ты, светик, на образа вызверился?.. Али басурманом стал?
— Убери. Не могу спокойно переносить обмана.
Пронька выпил две бутылки самогона, выставленные матерью, и — «саблей по пугалам».
Она за дверь и — в крик.
Выхватил Пронька из печки горящую головешку да за матерью родной черезо всю деревню, людям на посмешище, бежит и орет во всю рожу:
— Я из тебя выкурю чертей-то…
А она бежит, бежит да оглянется:
— Брось, сынок, брось… Руку-то обожгешь…
Сердце матери… Ну где, где набрать слов, чтобы спеть песнь материнскому сердцу?..
«Спеть песнь»…
Песня занимает особое место в творчестве Артема Веселого. Смолоду любил он русские народные песни, по его словам, замысел «Гуляй Волги» родился из песни «Ревела буря, дождь шумел…»
В одной из глав «России, кровью умытой» звучит торжественно-трагический «Варяг» и залихватское «Яблочко», цыганский романс и озорная частушка.
Само слово «песня» не раз встречается в произведениях Артема Веселого:
Я пропою тебе песнь, которая миллионнозвучным эхом, гремя, прокатится по ребрам веков.(Рассказ «Нургалья»).