Судьба самозванки

– Поцелуй меня в ответ, - требует он.

Я хочу, но я не должна.

– Поцелуй меня в ответ… - на этот раз это отчаянная мольба, которая сильнее моей воли.

Я целую его в ответ.

И о, мой гребаный… это полный пиздец.

Внутренности пульсируют, все тело оживает, когда я провожу своим языком по его, наши губы двигаются так, как будто они знают друг друга всю гребаную жизнь. Как будто они были созданы для этого, друг для друга.

Это глупая, отрезвляющая мысль, и я отрываюсь от него.

Моя рука прикрывает рот, и он рычит, продвигаясь вперед и стирая каждую частичку пространства, которое я оставляю между нами, пока моя спина не упирается в стену.

– Я облажался. Я хочу забрать все это обратно, - сердито рычит он.
– Я приму на себя твой гнев из-за этой гребаной лжи.

– Я не понимаю.

Найт стискивает зубы, вырываясь, когда его пальцы погружаются в волосы, и он тянет. Когда он, наконец, оглядывается на меня, там бушует ад.

– Ты, блядь, возненавидишь меня. Сейчас еще больше, чем раньше, но я не уверен, что меня это, блядь, волнует.

Его рот снова врезается в мой, и я сопротивляюсь этому, но затем он опускается ниже, хватая мои бедра, и мои ноги обвиваются вокруг него, как будто мы принадлежим друг другу.

– Ты не можешь быть моей гребаной королевой, Лондон, - рычит он мне в губы.

– Я не хочу ею быть.

Это выводит его из себя, и он отрывает меня от стены только для того, чтобы снова прижать к ней.

Его руки ныряют под маленькое платье, которое я надела сегодня, и он не колеблется. Пальцы проникают прямо внутрь, мой стон громкий и нуждающийся, когда все его тело сотрясается от этого звука.

– Я чертовски скучал по тебе, - бормочет он мне в шею, и я позволяю ему говорить свое безумие, потому что ощущение его пальцев внутри моей киски слишком сильно для меня, чтобы беспокоиться о том, что он представляет меня кем-то другим.

Он безжалостно вколачивается в меня, прижимаясь членом к моему бедру, и в этот момент моя голова откидывается назад.

– Черт, - хриплю я, дергая его за волосы, когда его губы возвращаются к моим.

– Мне, возможно, придется оставить и тебя тоже.

Тоже.

Тоже?!

Его слова, как гребаная ванна со льдом, и мои мышцы леденеют.

Буквально.

Найт отшатывается, и я падаю на пол, когда он смотрит на свои пальцы так, словно я обожгла его.

Я снова смотрю на свою кожу, отмечая новый оттенок синего.

Он возвращает взор к своим пальцам, мое возбуждение покрывает их… твердое, как лед.

Я одергиваю платье, делая шаг назад, но он продолжает приближаться.

Вспыхивает паника, и я вскидываю руки, чтобы удержать его на расстоянии. Он отлетает, врезаясь спиной в противоположную стену.

У меня отвисает челюсть, а колени начинают дрожать.

– О черт. Я… о мой бог, я… пожалуйста, не убивай меня!
– я, наконец, умоляю.
– Пожалуйста, я…

– Твои глаза, - тихо говорит он, поднимаясь на ноги.
– Они черные.

Я сглатываю, моргая, борясь с желанием подбежать к зеркалу и посмотреть.

– Я видел это раньше, в святилище, - я не понимаю его слов.
– Но вот они.

В его словах нет злости, они… преисполнены благоговения.

Я напрягаюсь, когда он подходит ближе, но не смею пошевелиться, на случай, если я неосторожно использую какую-нибудь другую магию против гребаного правителя.

Он подходит, и я остаюсь совершенно неподвижной, пока его глаза ищут мой взгляд. Я завороженно смотрю, как его дар выходит на поверхность, его глаза светятся сплошным белым светом, как у любого другого Одаренного, которого я видела до сих пор.

Но он сказал, что мои черные, и Зик тоже кое-что упомянул.

Найт кивает.

– Зик видел их. Министерство, они тоже видели в его воспоминаниях.

Белые глаза Найта продолжают светится, и в моей груди разгорается жар.

Энергия пульсирует во мне, и низкий гул раздается, из какой-то более глубокой части его.

– Найт, - я не хотела произносить его имя.

– Ты… - он смотрит мне в глаза, как будто не видит меня. Как будто он видит кого-то или что-то другое.
– Ты гребаное совершенство.

Мгновение спустя его лицо преображается. Вспыхивают гнев и разочарование, и он отступает от меня. Его губы кривятся, когда он обнажает зубы.

– Держись, блядь, подальше от всех, ты меня понимаешь? Особенно от моей семьи, и если я снова увижу тебя рядом с Зиком, я, блядь, буду душить тебя до смерти снова и снова, и только когда ты превратишься в груду никчемной гребаной плоти на полу, умоляющую, чтобы это закончилось, я убью тебя.

С этим образом, запечатлевшимся в моем сознании, он уходит, и ничто в моей жизни никогда не было яснее, чем мысль, которая приходит в голову мгновение спустя.

Я должна выбраться отсюда.

Я должна убираться нахуй отсюда и сейчас же.

Эта мысль не должна навевать грусть. Это то, чего я хочу.

Уйти. Вернуться домой.

Так почему, черт возьми, мое сердце чувствует, что оно разбивается, и уже не в первый раз?

Найт

Это сработало. Мое принятие в ту ночь, когда я украл у нее память обо мне и нашей связи, о том, как я хладнокровно, блядь, убил Бена.

Ее дух вырвался на свободу, и она чертовски великолепна. Сильная, смуглая и с каждым днем становится все более беспокойной.

Черт! Мне нужно увести ее отсюда, пока она не убила всех, кто стоит на пути к тому, чего она хочет.

Меня.

Моей связи.

Мой гребаный монстр, который оплакивает ее за клеткой, которую я воздвиг вокруг него. Не то чтобы я мог освободить его, если бы захотел. Чтобы это произошло, она должна принять меня, как своего, а я упустил единственный гребаный шанс на это. Я украл у себя свою гребаную пару.

«Я, блядь, не могу ее оставить. Они убьют ее, если узнают, кто она такая», - напоминаю я себе.

Или они попытаются, и она в конечном итоге сделает то, чего они все боялись - она разнесет их всех к чертям, как это сделал ее отец.

Или я убью их всех за попытку прикоснуться к тому, что принадлежит мне, и повести мой народ на войну еще до того, как корона будет возложена на мою голову.

Мне нужно, чтобы она была подальше отсюда. Я мог бы сделать это одним предложением, как я сделал со змеиной цыпочкой, но слова, блядь, не складываются. Вот почему я еще не выбрал гребаную королеву.