Судьба

Майя поняла, что этой женщине что-то извечно о судьбе Федора. Но она боялась спросить, предчувствуя недоброе.

— Твоего мужа приговорили к пожизненной каторге. Об этом даже с газетах писали.

Стены зашатались перед газами у Майи, пол куда-то поплыл из-под ног… Когда она немного пришла в себя, Мария стояла перед ней, держа стакан с водой.

— Возьми себя в руки, голубушка, — голосом, полным сочувствия, сказала Мария. — Успокойся. Жизнь еще не кончается. Я вот похоронила своего мужа и, слава богу, жива-здорова…

Из глаз Майи полились слезы. Она не утирала их и не обращала внимания на Марию.

— Попей водички… Один глоточек…

Зубы Майи застучали о стакан.

— Да что ты, в самом деле? Ведь жив твой муж, и, даст бог, свидитесь.

Мария никак не хотела отпускать Майю, говорила без умолку о всяких пустяках, наконец, пожаловалась, что портной испортил ей бальное платье, сшил, а оно на нее не налезает.

— Примерь, голубушка. — Она метнулась в комнату и принесла платье. — Может, тебе подойдет.

На лице Майи промелькнула жалкая улыбка:

— А зачем оно мне?

Мария всплеснула руками:

— Да ты никак хочешь заживо себя похоронить? А не рано ли? Да мы с тобой еще поживем врагам на зависть! Только не дело в прачках-то ходить. Мы тебе подыщем что-нибудь подходящее. — Мария задумалась. — Хочешь, я о тебе позабочусь?

Майя утвердительно кивнула головой.

— Не знаю, как ты на это посмотришь, — осторожно начала. Мария. — Я открываю у себя в Бодайбо маленькое заведеньице, там мне нужны будут женщины. Дело это, конечно, на любителя, — на лице Марии заиграла блудливая улыбка, — но зато прибыльное.

Майя все еще не понимала, куда Мария клонит, хотя в интонации голоса уловила что-то такое, что насторожило ее.

— А какая работа? — с наивностью ребенка спросила Майя.

— Что все, то и ты будешь делать — принимать кавалеров. Всех мы не будем принимать, только тех, которые поденежнее. А толстосумы все старые. Иной только подержится и довольный. — Мария залилась смехом.

Майя, вставая, с грохотом уранила стул. Она, не говоря ни слова, пошла к выходу.

— Погоди, а деньги за стирку, — спохватилась Мария. — Сколько с меня?

— Мне не нужны ваши грязные деньги! — надрывным голосом крикнула Майя и вышла, хлопнув дверью.

После суда осужденных около двух месяцев держали в иркутской пересыльной тюрьме. Трошка шумел, требовал отправить их к месту ссылки на каторжные работы, напоминал через надзирателей начальнику тюрьмы, что после приговора заключенных не имеют права держать в пересыльной тюрьме.

Трошка смирился немного только после того, когда ему сообщили, что приговор отправлен в Санкт-Петербург на высочайшее утверждение и что, возможно, император отменит его.

Быков немного было воспрянул духом, но Алмазов и Зеленов тут же развеяли его надежду — царь никогда приговора не отменит. Он всегда одобряет то, что делают его палачи.

Когда у Трошки Зеленов спросил, почему он так рвется из тюрьмы на каторжные работы, Трошка ответил, что из каторги легче бежать. И он стал рассказывать, как нужно готовиться к побегу, чтобы он удался. Прежде всего никогда не обострять отношений с караульными, разыгрывать перед ними кроткого, послушного паиньку, который муху не обидит. Иначе с тебя глаз не будут сводить, не дадут лишнего шага сделать. Всячески стараться быть на хорошем счету у начальства, заслуживать его похвалы, не отказываться ни от какой работы, самой тяжелой и грязной. Делай вид, что ты всем довольный. Тобой будут затыкать все дырки — но ты не ропщи, посылать тебя туда, куда другого под страхом смертной казни не погонишь — иди, не моргнув глазом. И не теряй попусту времени, примечай каждую валеженку вокруг, каждую тропинку, изучай местность, чтобы знать, где скрыться от преследователей, в какую сторону лежит болото, а где тебе встретится деревня, опасный тракт или волчья тропинка… Тут нужно шевелить мозгами не хуже императора. Дурак из заключения не убежит.

Трошка и Зеленов были правы — царь утвердил приговор Иркутской судебной палаты. Быкова и Зеленова отправили в Александровский централ первыми. Спустя два дня увезли Трошку.

На прощанье. Федор и Трошка по-братски обнялись.

— Это я тебя, Федор, погубил, — скорбным и виноватым голосом сказал Алмазов. — Если можешь, прости… Я не хотел этого… Но теперь ты для меня дороже родного брата. Если будем живы, я искуплю перед тобой свою вину. Моя настоящая фамилия Гудзинский. Запомни. У меня отец поляк, мать русская. Поженились они тоже в ссылке.

Потом Трошка и Федор поцеловались и оба расплакались…

Спустя два дня после неприятного разговора Майи с Марией к прачкам в хибару пришла нарядная женщина.

— Я из дома Общественного собрания, — сказала она. — Через три дня у нас масленица. Один купец принимает на праздник много гостей. Будет большой банкет. А столы обслуживать у него некому.

Майя никак не могла понять, при чем тут она, что у купца некому накрыть на столы, когда к нему съезжаются гости. Нежданная гостья ей объяснила, что она ищет красивых женщин, которые согласились бы выручить купца из затруднительного положения. За вознаграждением купец не постоит — красавица получает десять рублей за один вечер.

Плутоватые глаза гостьи остановились на Майе:

— Вот вы бы подошли?

Майя замахала руками:

— Что вы, у меня одеть нечего. В таком же виде я не пойду.

Гостья кокетливо повела глазами, словно перед ней была не бедная прачка, а молодой купчиха с толстой мошной, и сказала, что этой беде легко помочь — у хозяина все предусмотрено, для официанток он велел сшить нарядные платья из дорогой материи.

После колебаний Майя согласилась — ей не хотелось упустить случая заработать столько денег. У Семенчика не во что было обуться, да и на ней все поизносилось.

Женщина из дома Общественного собрания опять пришла к Майе на третий день и повела ее к первому в Бодайбо портному.

Портной, пожилой богообразный еврей с вкрадчивыми движениями и мягким голосом, долго снимал с Майи мерку и, когда кончил, сказал, что с такими классически правильными формами тела он встречается впервые в жизни. Не было у него еще такой заказчицы, которая в такой бы степени отвечала самому высокому требованию красоты. Платье, сшитое на Майю, было бы впору Венере. Портной удивленно качал головой, зачем-то перемерял у нее бюст и сказал:

— Хорошо! Очень хорошо.

В это время у ворот послышался звон колокольцев. Из кареты вышел богато одетый мужчина лет под пятьдесят и, скрипя лакированными сапогами, вошел в дом к портному.

Портной побежал навстречу богатому гостю, рассыпаясь в любезных словах:

— Господин Шалаев, что же вы вчера не приехали? Ваша одежда для столь торжественного случая готова. Не желаете ли померить?

Портной и заказчик скрылись в другой комнате. Перегородка была тонкая, и Майя слышала, как портной говорил: