Судьба

— До свидания!.. — сказал Федор.

— Я буду ждать тебя на прииске, — сказала ему на прощание Майя.

Федора увели, а Семенчика никак оторвать нельзя было от решетки. Он ждал, что отец, опять придет.

Когда уходили Семенчик сказал:

— Мама, давай и завтра придем сюда.

Спустя двое суток после свидания Майи с Федором арестованных увезли по этапу в Бодайбо. Федора, Зеленова, Быкова и Алмазова заперли в одной камере. Федор был расстроен, что не смог сообщить Майе о том, что их увозят. Остальные тоже были опечалены. Один только Алмазов беспечно насвистывал какой-то мотив, пока надзиратель не прикрикнул на, него.

— Не горюйте, братцы, — сказал он, — будет праздник и на нашей улице.

— И скоро наступит этот праздник? — криво улыбнувшись, спросил Федор.

— Скоро, — убежденно ответил Трошка — Ох, и жизнь наступит! Царя, всех князей, графов, помещиков и капиталистов пересажаем в кутузку, их богатство отдадим народу. Землю отдадим крестьянам…

— А если полицейские, жандармы, городовые откажутся царя и богачей сажать в кутузку? — сказал Федор. — Тогда как?

— Мы с тобой сами будем их сажать в остроги, — успокоил его Алмазов. — Зачем нам жандармы, полицейские…

Трошка не договорил. Со скрежетом открылась дверь камеры. Вошло пятеро надзирателей. Они принесли цепи, молоток и наковальню.

Первому надели кандалы Алмазову.

— Вы не имеете права надевать на нас кандалы до суда, — запротестовал Трешка.

— Иркутский генерал-губернатор так распорядился, — сказал пожилой надзиратель, надевая кандалы на Федора.

— На каком основании? — повысил голос Зеленов.

— Вас везут по этапу.

— И далеко нас везут? — спросил Быков.

Надзиратели ничего не ответили.

Когда тюремщики вышли, Зеленов мрачно пошутил:

— Вот и пали оковы…

— Тяжелые, — сказал Трошка. — Наверно, фунтов десять.

В полночь арестованных подняли и спешно повели на пароход «Генерал Синельников». Загнали в нижний трюм. В тесном помещении, похожем на собачью конуру, были кое-как сооружены тесовые нары.

— Все верно, нас везут по этапу, — сказал Алмазов, усаживаясь на нары.

— Как ты думаешь, куда нас повезут? — спросил Быков.

— В Иркутск, куда же еще, — ответил Трошка.

Федор опешил. Это означало, что не видать ему теперь ни жены, ни сына. Они не будут даже знать, где он и что с ним. Из глаз его выкатилась крупная слеза.

Алмазов положил ему на плечо руку.

— Крепись, друг, — тихо сказал он.

Утром Федор подошел к зарешеченному иллюминатору и увидел мутные воды реки Витима. Волны глухо бились о борт парохода, заглушая шум на пристани, где толпилась тьма народа. Сегодня из Бодайбо провожали иркутского генерал-губернатора и господ юристов. К пристани пожаловала вся администрация корпорации, пришли рабочие из ближних и дальних приисков. Плотная толпа запрудила небольшую площадь у пристани и дорогу от собора «Николай угодник» до устья речки Бодайбинки.

Ни один человек из толпы не знал, что в трюме парохода сидят арестованные.

В час дня пароход «Генерал Синельников» дал два протяжных гудка. Из дома городского головы Черняка вышли господа отъезжающие. Все они были в радостном, приподнятом настроении, улыбались, раскланивались с дамами. Носильщики тащили за господами большие тяжелые чемоданы.

Высоких гостей посадили в фаэтоны и повезли на пристань. Александр Федорович Керенский один занял фаэтон. У него был самый большой чемодан и несколько свертков.

Как только господин Керенский, сопровождаемый носильщиками, по трапу взошел на пароход, на пристани послышался шум, крики:

— Почему не пускаете? Пропустите!

— Назад! — зычно кричал караульный солдат. Он загородил дорогу рабочему, пытающемуся пройти на пароход.

Это был Завалин, посланец рабочих Андреевского прииска. Он принес в подарок Керенскому золотой брелок, отлитый из четырех фунтов золота. Рабочие поручили Завалину отдать брелок в руки самому Александру Федоровичу, помимо тех денег, которые Керенский получил вместе с письменными доверенностями выступать на суде.

Завалин, держа в руках брелок, стоял у трапа. Рабочие, толпившиеся на берегу, кричали:

— Посторонись, солдат!..

— Он сейчас вернется!.. Пропусти-и!..

На палубу вышли господа отъезжающие. Шум и крики на берегу усилились.

— Тише-е! — крикнул урядник во всю свою луженую глотку.

Завалин, воспользовавшись минутным замешательством, связанным с появлением на палубе господ, проскользнул на пароход. Вскоре его увидели на палубе. Держа в вытянутых руках брелок, он подошел к господам. Те застыли в ожидании, не спуская глаз с драгоценности. «В чьи же руки она перейдет сейчас?» — видимо, думал каждый из них.

— Добрый господин Александр Федорович! — услышали на берегу срывающийся голос Завалина. — Сердечное вам спасибо от всех нас за вашу доброту и внимание. Вы увидели нашу тайгу и как мы тут живем. Как нас тут поят-кормят, чем платят за добытое нашими трудами золото, на каких перинах мы здесь спим, в каких шелках ходим. И кровь нашу увидели, пролитую безвинно.

На берегу стало так тихо, что слышен был всплеск волн. Урядник поправил на голове фуражку и стал продираться к трапу.

Широкие спины рабочих загородили ему дорогу.

Господа, переглядываясь, отошли от Завалина и Керенского.

— Мы рассчитываем, надеемся, господин наш хороший, Александр Федорович, что судьи услышат от вас сущую правду. А за труды ваши праведные и старания примите от нас, добрейший Александр Федорович, наш скромный дар. Покорнейше благодарим вас!.. — Завалин протянул Керенскому брелок с золотой цепочкой.

Керенский застыл с видом недоумевающего человека и молча наклонил голову. Завалин надел на его шею брелок. Господа все, как один, обернулись к Керенскому. В одних взглядах было брезгливое осуждение, в других — жадность и зависть.

Керенский, покосившись на стоящую на берегу толпу, быстро взошел на капитанский мостик. В руках его сверкнула переговорная труба. Он взмахнул трубой, будто призывая послушать его, и, приложив ее ко рту, закричал:

— Друзья мои, таежники! Все, кто обижал вас и угнетал, будут строго наказаны. Их ждет суровое возмездие по закону…

— Ура-а-а! — прокатилось по берегу.

В это время в трюме сидели арестованные Алмазов, Зеленов, Быков и Владимиров. Они изнывали от досады, что не могут выскочить на палубу и крикнуть рабочим слова правды. Трошка подбежал к иллюминатору, чтобы крикнуть: «Не верьте ему!..» Но караульный отогнал его.