Судьба
Шрифт:
VIII
Сводным отрядом ЧОН и милиции командовал Федор Владимиров. Он тоже хорошо знал здешние места и расположение построек в усадьбе Иннокентия.
До Мархи отряд доехал па санях. Дальше шли пешком. На подводах везли только пулеметы, боеприпасы и продукты.
На снежную целину спустился предрассветный туман. Было очень холодно. Впереди беспорядочным скоплением строений призрачно чернела деревня. Федор
Вот уже совсем рядом, на бугре, дом старика Иннокентия. Вся усадьба обнесена высокой стеной из плит мерзлого навоза. В стене много бойниц.
«Неплохо укрепились, — подумал Федор. — Такой щит пуля не возьмет, нет…»
Вокруг безмолвие. Над озером стоит густой туман. Отряд, не нарушая тишины, вжимается в сугробы, ждет сигнала к атаке. Руки и ноги, разогретые недавним движением, постепенно застывают. Только сейчас люди почувствовали, что морозец разгулялся не на шутку.
Бегут минуты. Тишина…
Но вот зазолотились верхушки на Кангаласском хребте, заискрился снег на его склонах. А потом и само светило — огромное, яркое — выкатилось из-за Лены. Время, товарищи!
Федор поднял отряд в атаку.
Крепость-усадьба ожила, ощетинилась ружейными стволами. Захлопали выстрелы. Кусочки свинца запели над головами бойцов. Но многие бандиты стреляли из берданок — посланные ими пули даже не долетали до цели.
Во избежание напрасных потерь, Федор приказал отряду залечь и ползком пробираться к большому, наметанному ветром сугробу. Укрывшись за ним, красноармейцы оказались в безопасности.
Федор прорыл в твердом насте отверстие и стал наблюдать за усадьбой. Стреляли оттуда беспрестанно.
По примеру командира бойцы проделали в гребне сугроба дырки, просунув в них винтовки, и теперь отвечали беглым огнем.
А диск солнца все выше поднимался над горизонтом. Холодное свечение его окрашивало снежную целину в багровый цвет.
Федор снова поднял свой отряд в атаку. Он сам первым вскочил на ноги, слышал, как за спиной грянуло «ура».
Упал, сраженный пулей, бегущий рядом с Федором чоновец. Затем еще один, еще…
— Ложись! — крикнул Федор. — Зарыться в снег!
Подполз связной от Строда: Иван Яковлевич приказал окопаться и до вечера носа не показывать.
Когда стемнело, от Строда поступило новое распоряжение: открыть огонь и до полуночи не давать бандитам покоя, а потом притихнуть и ждать — пусть осажденные думают, что красные ушли. На рассвете же отряд чоновцев и милиционеров с криками «ура» откроет по крепости стрельбу, отвлечет на себя белых, а Второй северный в это время атакует крепость.
В полночь перестрелка прекратилась. Наступила томительная тишина. Медленно тянулось время. Казалось, рассвет сегодня запаздывал. Но вот на востоке забрезжило. Наступал новый день.
Наконец, Семенчик услышал по другую сторону крепости многоголосое «ура» и стрельбу.
— Приготовиться! — передал он по цепи команду Строда. — Короткими перебежками вперед… — говорил комиссар
вполголоса, сосед едва слышал его.Отряд побежал по твердому насту. Скрип снега под ногами заглушали выстрелы.
Через навозную стену полетели гранаты. Отряд ворвался в усадьбу. Началась рукопашная. Семенчик подкрался к амбару и забросил гранату в открытую дверь.
Взошло солнце. Бой за усадьбу не утихал. С другой стороны ее атаковали чоновцы и милиционеры. Глухо рвались гранаты.
Из окопа, вырытого посередине двора, выскочили несколько бандитов. И заметались на месте. Один из бандитов юркнул за хотон. Его догнал Семенчик.
— Стой!
Бандит бросил винтовку и, повернувшись лицом к комиссару, поднял руки. Это был Федорка Яковлев.
Семенчик поднял наган. Федорка — он узнал олекминского комиссара — дико, пронзительно завизжал, выбросил вперед грязные руки и лихорадочно замахал ими перед собой, как будто хотел поймать пулю. А потом, ловя открытым ртом воздух, попятился назад.
— Не стреляй! — услышал Семенчик предостерегающий, требовательный голос сзади.
«Не мешайте!» — хотел крикнуть в ответ Семенчик. Он подошел к вислогубому и выстрелил в него в упор, прямо в грудь.
Федорка застыл на мгновенье, рывком повернулся спиной к Семенчику и рухнул на изгаженный скотом снег.
Подбежал запыхавшийся пожилой милиционер. Теперь только комиссар узнал в нем начальника милиции, своего однофамильца. Семенчик знал, что имя у милиционера такое же, как у отца — Федор. Но внешностью он ничем не напоминал Семенчику отца, портрет которого он давно нарисовал в своем воображении по рассказам матери и по смутным воспоминаниям детства. Отец у него был красавец, а у этого на левом веке рубец, от которого один глаз напряженно прищурен.
— Ты что, глухой? — грубовато сказал начальник милиции. — Я же кричал тебе: не стреляй! — Но глядел он не на юношу, а на неподвижное тело вислогубого.
— А вам что, жалко его? — спросил Семенчик дрожащим от волнения голосом, пряча в кобуру наган.
По лицу начальника милиции скользнула улыбка. Только теперь он поднял на собеседника глаза.
— Жалко, говоришь? Этого?.. — Начальник милиции тихо выругался по-русски и сплюнул. — Для тебя, парень, он просто враг, бандит, как все они. А для меня Федорка Яковлев враг кровный!.. Пожил бы ты с мое, голубчик, да испытал на себе то, что мне пришлось пережить из-за этого гада…
— Мне он тоже не просто враг…
Начальник милиции перебил его:
— Я у него батрачил с женой… У меня струпья не сходили от побоев…
— И мои родители батрачили у Яковлевых, отец с матерью. Он и… убил ее…
— А кто твои родители? Может, я их знаю? — притихшим голосом спросил начальник милиции.
— Отца Федором звали. — «Как и вас» — хотел добавить Семенчик. — А маму — Майей.
Семенчику показалось, что начальник милиции с трудом сдержался, чтобы не крикнуть. Он даже руку поднес ко рту, потом протянул ее к собеседнику и выдохнул: