Судьба
Шрифт:
«Да, этот далеко пойдет, если хребет не переломают», — подумал о Федорке Иннокентий.
Через несколько дней Иннокентий проводил Федорку в тайгу с обозом в десять подвод и одним конюхом.
VIII
Весной по приискам распространился слух, что прибыл новый окружной инженер, присланный самим царем. Рассказывали, будто новый инженер в разговорах с рабочими обещал закрыть шахты, грозящие обвалом, закрыть непригодные для жилья бараки и построить новые, позаботиться, чтобы
Одни радовались, слушая эти разговоры, другие посмеивались над легковерными: где это, мол, видано, чтобы барин, белоручка стал на защиту рабочего человека.
Однажды Федор, свалив на Надеждинском прииске крепежный лес, пошел к бараку, в котором жил Трошка. Возле барака стояла тройка лошадей, впряженная в кибитку. Федор спросил у знакомого кучера, кого он привез. Тот ответил, что он теперь возит нового окружного инженера Константина Николаевича Коршунова, и удивился, что Федор до сего времени не знает, что на прииски царь послал очень душевного человека, который горой стоит за рабочих, готов защищать их грудью — вот какому важному господину Кеша теперь служит.
Федор вошел в барак. Там было полно народа. Посредине на табурете сидел длинноногий худощавый человек с бледным лицом. На носу у него поблескивало квадратное пенсне в золотой оправе. Господин держал в белых худых пальцах записную книжку и что-то писал.
В бараке громко выкрикивали:
— С тех пор как здесь стало акционерное общество, хоть помирай! Высокий мужской голос добавил:
— Невозможно ничего купить, все лавки позакрывали!..
Его перебили:
— Как все? Есть лавки общества! Но в них ничего нет, кроме тухлого мяса и прогорклого масла!..
— За эту тухлятину три шкуры дерут!..
Какая-то женщина робким голосом сказала:
— Нравственная женщина не должна спать на одной койке с мужчиной, кроме мужа. А нас заставляют спать…
Громкий хохот заглушил ее слова.
Коршунов подвигал уставшей спиной, закрыл записную книжку и громким приятным голосом, чтобы все слышали, заговорил:
— Я все записал, госп… — он хотел сказать «господа». — К сожалению, все это горькая правда. Я лично сам обошел все прииски и воочию убедился, в каком бедственном положении вы пребываете. Кое-кто слишком беззастенчиво пользуется тем, что Ленские прииски находятся в большом отдалении от… столицы. Надо положить этому конец.
По бараку прокатился одобрительный шум:
— Давно бы!.. Мы ведь тоже крещеные, одной веры!..
— Я буду настаивать перед правлением общества, чтобы ваши законные требования были удовлетворены. В противном случае я вынужден буду донести об этом самому государю.
Когда шум в бараке стих, вперед протиснулся Трошка и невинным голосом спросил:
— Тут у нас болтали, будто царь-батюшка высочайше повелели в Петербурге стрелять в рабочих. Это верно, или лгут?
Коршунов поднял на Трошку бесцветные глаза. Перед ним стоял широкогрудый бородач с простодушным лицом, ждал ответа.
— Видите ли, — начал Коршунов, пряча в карман записную книжку, — от граждан России никто и не скрывал этого печального… происшествия.
Коршунов задвигался на табурете, и слышно было, как он под ним заскрипел.
— Произошло это, если не ошибаюсь, в январе пятого года. Вы это имеете в виду?
Трошка закивал
головой: да, именно это.— Но поверьте мне, император здесь совершенно ни при чем. Стреляли войска, а там есть свои начальствующие лица…
— Тех, которые стреляли, на каторгу сослали, или им все с рук сошло? — В голосе Трошки слышалась издевка.
Коршунов поднял руки ладонями вверх:
— Не имею чести работать по ведомству юстиции. Возможно…
Трошка откровенно засмеялся:
— Как бы не так! Царю-то самому себя пришлось бы сослать на каторгу!
На белом высоком лбу Коршунова дернулась жилка:
— Видите ли, император не один печется о своих подданных. Ему помогают министры, чиновники. Одни исполняют свой долг ревностно, служат верой и правдой, другие…
Трошка перебил Коршунова!
— Да все они одним миром мазаны: царь, министры, чиновники — одна шайка. Не верю я царю!
Коршунов белоснежным платком протер пенсне, опять нацепил его на прямой красивый нос.
— Кому же вы тогда верите? — печальным голосом спросил он у Трошки. — Государю вы не верите. Господу богу тоже не верите? А нам-то больше не на кого надеяться.
— На себя надо надеяться, — загремел бас Трошки. — На свою силу!
Коршунов встал:
— Я вас не осуждаю… кстати, как вас звать-величать?
— Трошкой.
— Трошка… Я вас не осуждаю за столь дерзкие мысли. Человек, доведенный до отчаяния, неизбежно становится бунтарем. Постараюсь сделать так, чтобы у вас не было причин быть недовольными… государем.
В сопровождении рабочих Коршунов вышел из барака. У кибитки он простился со всеми за руку, поднял высокий воротник собольей шубы и сел в кибитку. Рабочие тщательно закрыли полостью ноги инженера в сверкающих лакированных сапогах. Застоявшиеся лошади с места рванули аллюром. Кибитка, казалось, летела, не касаясь дороги.
Когда инженер уехал, в бараке заговорили не сразу:
— Человек-то какой! Даже не верится, что из господ!
— А может быть, он наш брат рабочий, только выбился в люди!
— К самому царю вхожий!.. Надо же!..
— Да, слова у него что мед, — пробасил Трошка.
К Трошке подошел старый шахтер с седыми волосами. В правом ухе старика сверкала золотая серьга.
— Довольно кощунствовать, паря! — Взгляд старика был осуждающим. — Ты что, сам себе враг? В старину, когда вас, политических, было меньше, лучше жилось людям. А теперь стали все бунтовать, дразнить господ. Не доведет это до добра. Вместо добра беду накличете.
Невысокий сутулый Волошин вышел из толпы, подошел к Трошке и, положив на плечо руку, сказал:
— Ладно, Трошка. Не время сейчас разубеждать. Поживут, сами увидят. Да, увидят…
Лихая тройка подвезла Коршунова к большому двухэтажному деревянному дому, обшитому тесом. Дом блестел свежей краской салатового цвета, красовался резными наличниками и ставнями. Это была нововыстроенная контора главного резидента акционерного общества господина Белозерова, который постоянно жил в Гатчине. Здесь же временно обитают главный инженер общества господин Грюнвальд, заменяющий главного резидента в его отсутствие, помощник главного инженера, наблюдающий за производством работ, господин Малоземов, и он, окружной инженер Коршунов, прибывший недавно из столицы.