Судьба
Шрифт:
Коршунов подошел к исправнику и, криво улыбаясь, протянул ему руку.
Курдюков не подал руки.
— Вы за что-то на меня обижены, господин Курдюков? И вы, Александр Гаврилович? — с печальным недоумением спросил Коршунов.
— Вы социалист, а мы слуги царя, — за обоих ответил Курдюков, взглянув на Теппана.
Теппан поднял на исправника холодные глаза, и тот замолчал.
— У вас ко мне дело? — сухо спросил главный инженер у Коршунова.
— Да, — невозмутимо ответил Коршунов, протирая пенсне. Глаза его стали невыразительными. — И к вам, господин
Теппан и Курдюков переглянулись.
— Вы что, воды в рот набрали, господин исправник? Отвечайте: нашли или нет?
— Увы, Константин Николаевич, нет, — миролюбивым голосом сказал Теппан. — Вы, может быть, хотите нам помочь?
— Даром хлеб едите, господин Курдюков, и казенный мундир протираете…
Исправник побагровел:
— Да как вы смеете?..
— Смею!.. Встать! — закричал Коршунов так, что всегда спокойный, уравновешенный Теппан вздрогнул.
Исправник вскочил.
— У вас ни на грош проницательности, господин Курдюков, — начал распекать его Коршунов. — Будь у вас хоть немного сообразительности, вы не вели бы себя так опрометчиво и глупо.
— Виноват… — скорее по привычке, чем от страха сказал исправник.
Коршунов достал из кармана записную книжку, небрежно вырвал листок и протянул исправнику:
— Вот вам список стачкома. Здесь фамилии и кто из какого прииска. Четвертый якут Владимиров. Это — агитатор, подстрекает лесорубов.
Исправник и Теппан склонились над бумажкой. Курдюков вслух прочитал фамилии.
— Владимиров живет в землянке, севернее седьмого барака. А то ведь не найдете, — сказал Коршунов.
Исправник стал потирать руки:
— Найдем, господин инженер. К утру все будут в кутузке. Благода-рю-с!.. Как вам удалось?
Коршунов не ответил. Спрятал в грудной карман форменного инженерского кителя записную книжку, сдержанно раскланялся с Теппаном и вышел.
Теппан прошелся по кабинету.
— Господин Коршунов — тайный агент полиции, да будет вам известно. — Помолчав, Теппан добавил — Его прислали к нам из самого Санкт-Петербурга.
Если бы за окном вдруг разразилась гроза с ливнем, Курдюков бы меньше удивился.
— Разумеется, это между нами, — предупредил главный инженер. — Я сам еще точно не знаю, но догадываюсь.
Исправник достал платок и стал вытирать вспотевшую лысину.
Майя проснулась от сильного стука в дверь.
— Федор, стучат!..
Федор спал, лежа на спине. Между Федором и Майей спал Семенчик.
В перерыве между стуком слышно было, как он чмокал губами.
— Федор, проснись, — будила Майя мужа. — К нам стучат.
Били в дверь прикладом так, что в окнах звенели стекла.
Наконец Майя растолкала Федора. Услышав стук, он вскочил.
— Кто?.. — сидя на ороне, спросил Федор.
От стука проснулся Семенчик и громко позвал мать.
— Я здесь, сыночек, — отозвалась Майя.
Федор подошел к двери и спросил, кто стучит.
— Полиция!
В
тесную землянку набилось полно людей. Кто-то чиркнул спичкой. Федор поднес к спичке огарок свечи. Семенчик, увидев казаков, заплакал.— Фамилия? — спросил урядник Тюменцев у Федора, держащего в руках огарок.
— Владимиров.
— Имя?
— Федор.
— Одевайся. Живо!
Федор сунул кому-то огарок и стал торопливо одеваться. «За что они меня? — мелькнула у него мысль. — Ночью…»
— Куда вы хотите меня вести?
— В участок. Скорее.
— Надолго?
— Не разговаривай. Ну, готов?
Федор подошел к Майе, на которой лица не было, стал гладить ей плечи, голову.
— Не беспокойся… Я к утру вернусь. За мной никакой вины нет. — Он взял — за руки Семенчика, прижал к груди. Тот умолк. — Завтра я тебе песенку спою… Мы вдвоем с тобой споем…
Майя навзрыд заплакала. За ней заплакал и Семенчик.
Федора силой оторвали от Майи и вытолкали во двор. Майя с плачем бросилась за казаками в распахнутую дверь. Семенчик догнал ее и обнял за ноги:
— Мама, не уходи-и!..
Майя взяла сына на руки, прижала к сердцу. В землянку шел холод, но Майя не чувствовала его. Прижимая к груди Семенчика, она беззвучно плакала, пока не продрогла. Согрелась она, когда истопила печку.
Утром Семенчик, едва проснувшись, спросил:
— Мама, а когда папа придет?
— Не знаю, сынок, — сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, ответила Майя и погладила Семенчика по голове.
— Вечером папа придет? — допытывался малыш.
Майя отошла в угол и отвернулась. Плечи ее судорожно затряслись…
Федора в участок привели первым. Исправник уже сидел там, чтобы тут же допросить важных политических преступников. Перед ним стоял бедно одетый якут, испуганный, жалкий, один из тех, которых Курдюков и за людей не считал.
— Кого ты мне привел? — спросил он у Тюменцева.
Тот, притопывая, бодро ответил:
— Член стачкома Владимиров!..
— Твоя фамилия Владимиров? — не повышая голоса, спросил исправник.
— Владимиров.
— Живешь севернее седьмого барака в землянке?
— Да.
— Кто там еще, кроме тебя, живет?
— Жена и ребенок.
«Неужели это тот, на которого указал Коршунов?» — недоумевал исправник, брезгливо глядя на Федора. Он на всякий случай сделал свирепое лицо, словно перед ним был ребенок, и спросил:
— Ну-ка, признавайся, мерзавец, кто еще с тобой в стачкоме?
Федор даже не понял, о чем у него спрашивают, и невпопад ответил:
— Не знаю…
— Что, не знаешь? Как это ты не знаешь? Ты что притворяешься, негодяй, а?..
За дверью послышался топот и грязная ругань. Дверь распахнулась. В комнату втолкнули Трофима Алмазова.
— Второй, — обрадовался исправник, потирая руки. — Как фамилия?
— Алмазов, — ответил Трошка.
Исправник заглянул в список.
— Есть такой. Все верно.
— О том, что верно, а что не верно, не вам судить, — задиристо сказал Трошка, подмигнув Федору.