Сумерки Эдинбурга

— Сэр, произошло убий… — Он осекся, увидев на столе Крауфорда газету. — Я только…

— Не берите в голову, констебль, — сказал главный инспектор, изо всех сил пытаясь не засмеяться. Хотя в диком выражении красной физиономии Бауэрса и правда было что-то комичное, Крауфорд понимал, что импульсивный и совершенно неуместный смех связан прежде всего с его физическим истощением. Засмеяться в такую минуту было бы верхом бестактности, однако от одной этой мысли смеяться захотелось еще больше. Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, главный инспектор делано нахмурился: — Эти клятые бродяги со всех ног кинулись продавать свои известия, пока тело не нашел кто-нибудь еще. Повезло — добрались до редакции аккурат перед отправкой номера в печать. И вознаградили их наверняка щедро. Вы оставили кого-нибудь присматривать за местом преступления, Бауэрс?

— Констебля Маккворри, сэр.

— Если не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов, — включился в разговор Иэн.

— Вы что же, сами назначаете себя на это дело, Гамильтон? — сухо поинтересовался Крауфорд.

— Я уверен, что два этих дела связаны между собой.

— «Нет ничего более сомнительного, чем безусловная уверенность», — пробормотал Крауфорд, делая еще один глоток.

— Это Роберт Бёрнс, сэр?

— Да.

— Отлично сказано, сэр.

Крауфорд вздохнул. Гамильтон определенно действовал ему на нервы, и вместе с тем он каким-то непонятным образом будил в Крауфорде родительский инстинкт, который по своей бездетности тот так и не смог воплотить в жизнь. Как бы главный инспектор ни старался поддеть парня, а все же он явно ощущал в себе стремление позаботиться о проклятом выскочке и защитить его. И тем не менее Гамильтон был невероятно раздражающим типом.

— Что ж, Гамильтон, беритесь за дело, чтобы констебль Бауэрс смог вернуться на свой пост.

— А что с мальчишками, которые нашли тело? — спросил Иэн.

— Я тут, — раздался голос из-за спины констебля.

Его обладатель оказался темноволосым пареньком лет десяти с глубоко посаженными глазами на бледном напряженном лице. Для своего возраста мальчик держался удивительно уверенно. Несмотря на разноразмерные отрепья, найденные, очевидно, в мусорных баках и на благотворительных базарах, а также на явную необходимость принять ванну и постричься, в его серьезном лице читалось что-то благородное.

— А ты кто такой будешь? — строго поинтересовался главный инспектор.

Его попытка смутить собеседника успеха не возымела. Мальчик не отвел взгляда.

— Дерек Макнайр, — негромко ответил он. — Это я с моим другом Фредди Каббинсом нашел тело.

— Да что ты говоришь! — сказал Крауфорд. — А где же, позволь поинтересоваться, Фредди Каббинс?

— А он не любит копперов [9] , — ответил Дерек, бросив взгляд на констебля Бауэрса, который покраснел еще сильнее и стал возиться с пуговицей на мундире.

9

Жаргонное обозначение полицейских, позже сократившееся до «копов».

— А ты, значит, любишь?

— Я-то? Я так прям обожаю.

Главный инспектор откинулся в кресле и сложил руки на груди.

— Что ж, рад это слышать, — сказал ом и повернулся к констеблю Бауэрсу: — Прямо гора с плеч — правда же констебль?

Полицейский умоляюще поглядел на Иэна в поисках поддержки, а потом вновь повернулся к начальнику:

— Как скажете, сэр.

— О да, — сказал Крауфорд, поднимаясь из-за стола. — Тут некоторые утверждают, будто у нас весьма напряженные отношения с уличной братией вроде мистера Макнайра, а он вот лично утверждает, что это совершенно не так. Радость-то какая, прав да? Лично у меня сердце поет, вот прям честно, — добавил он, имитируя говорок мальчика. — Но не менее восхитительные отношения, как я погляжу, связывают вас с прессой, которой вы предоставляете возможность написать об убийстве еще до того, как соизволите сообщить о нем в полицию.

Дерек переступил с ноги на ногу и с беспокойством посмотрел на Гамильтона. Тот сделал шаг вперед:

— В качестве старшего следователя по делу Стивена Вайчерли, сэр, прошу разрешения допросить мистера Макнайра.

Крауфорд стряхнул несколько капель пота со лба и плюхнулся обратно в свое кресло.

— Милости просим, Гамильтон, — да смотрите, как бы он ненароком не накормил вас всякой белибердой и ахинеей.

— Да, сэр.

— А заодно постарайтесь убедить этого малолетнего головореза впредь извещать полицию о преступлениях немедленно, а не бежать на поиски ближайшего щелкопера.

— Так точно, сэр, — сказал Гамильтон, опуская руку на плечо парню. — Пойдем-ка найдем тебе чашку чая и печенья. Есть-то хочешь?

Парень лишь слегка кивнул, не сводя цепкого взгляда с инспектора. Крауфорд знал, что от внимания маленького бродяги не ускользнула ни единая деталь всей разыгравшейся здесь сцены — если хочешь выжить на улице, нужно уметь глядеть в оба.

Крауфорд повернулся к констеблю Бауэрсу:

— Так на месте преступления остался констебль Маккворри?

— Да, сэр, а репортеров туда налетело, что твоих мух.

— Отправляйтесь туда, Бауэрс, и помогите Маккворри не подпускать их слишком близко.

— Я тоже скоро буду, — сказал Гамильтон и вывел мальчика из кабинета.

Нервно вытянув руки по швам, Бауэрс сглотнул, неловко отсалютовал и спросил Крауфорда:

— Так я пойду, сэр?

— Не забудьте закрыть за собой дверь.

— Точно так, сэр, — сказал Бауэрс и вышел.

Крауфорд потер виски и выглянул в окно. Мостовые поблескивали под робким утренним солнцем, вскарабкавшимся в небо над безучастными рядами домов Старого города. А может, Гамильтон и правда что-то нащупал — тайн и секретов в этом проклятом городе было еще больше, чем проулков. Крауфорд поежился, запахнул пиджак поплотнее и вернулся к ожидающим его грудам бумаг.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Иэн Гамильтон молча наблюдал за тем, как сгорбившийся над кружкой мальчишка жадно поглощает крепкий чай. Опустошив полжестянки печенья, он наконец вытер губы, глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, скрестив руки на коленях. Росту паренек был небольшого, и, сидя на массивном дубовом стуле, болтал не достающими до пола ногами туда-сюда. Они устроились в маленьком боковом помещении, которое использовалось полицейскими для допросов, малолюдных совещаний, а также чтоб вздремнуть минуту-другую, когда удавалось улизнуть из поля зрения начальства. Помимо простого дубового стола со стулом здесь были кушетка под одиноким окном, выходившим на проулок Олд-Фишмаркет-клоуз, да истертый зеленый коврик. Сквозь трещины в пожелтевшем стекле в комнату просачивались запахи апельсинной цедры и пареной репы.

— Так-то, — сказал Иэн, присаживаясь на край стола со скрещенными на груди руками, — полегчало?

— А приятелю вашему я не понравился, — заметил мальчик, вытирая рот рукавом.

— Просто главный инспектор Крауфорд считает, что перед продажей этой истории в газету тебе следовало сообщить обо всем нам.

— Ну, те нам хотя бы заплатили. — Дерек облизал пальцы.

Его безразличие было вполне объяснимо. Отношения между полицией и низшими слоями эдинбургского общества традиционно оставляли желать много лучшего. Парень нравился Иэну, но он отлично знал, что продемонстрировать свою симпатию будет ошибкой — мальчишка сразу сочтет его слабаком и попытается воспользоваться этим.

— Часто подбрасываешь им истории? — спросил он.

— Да так… бывает иногда. Но такая роскошь, конечно, впервые… Хотя лучше б такого и не было больше никогда, помоги мне Бог, — с этими словами он перекрестился.

— Католик?

Мальчик кивнул:

— Я знаю, что радоваться этому неправильно, да только теперь мне с моим другом Фредди на всю неделю денег хватит, чтобы каждый день есть.

Иэн знал, что мальчик ничуть не преувеличивает, и вдруг почувствовал, как при виде чумазого лица и лохмотьев Дерека его накрывает волна гнева. Вот тебе и шотландское просвещение, будь оно проклято, подумалось Иэну, даже Эдинбург не в состоянии позаботиться о своих обездоленных детях.