Сумерки (Размышления о судьбе России)

Столыпин признавал, что некоторые гражданские свобо­ды, провозглашенные манифестом 17 октября (в сущности, манифест был первой демократической конституцией Рос­сии), — свобода слова, собраний, печати, союзов, вероиспове­даний — имели характер временных правил, так и не под­твержденных законодательно; другие — неприкосновенность личности, жилища, тайна корреспонденции — оставались не­нормированными вообще. Этот комплекс вопросов, подлежа­щих разработке и законодательному утверждению, должен, по мысли Столыпина, составить правовую базу общества.

Другой важнейшей проблемой России премьер назвал ре­организацию и совершенствование системы местного управ­ления и самоуправления. В законопроектах для Думы пред­усматривалось укрепление губернского и уездного админи­стративного звена — расширение полномочий губернаторов, замена уездных предводителей дворянства начальниками уездов, ликвидация скомпрометировавших себя земских на­чальников и замена их участковыми комиссарами.

В области местного самоуправления предполагалось ввес­ти земство в Прибалтике, Западном крае и Польше, несколь­ко расширить компетенцию земских управ, создать в качест­ве низшего административно-общественного звена всесос­ловную земскую организацию, а также образовать особые поселковые управления в крупных селах и поселках, где про­живало и некрестьянское население. Столыпин упорно ук­реплял вертикаль власти, одновременно расширяя полномо­чия власти на местах.

Предполагалось реформировать правоохранительную сис­тему. Общая полиция сливалась с жандармскими управления­ми, с которых снимались функции политического дознания. Последние передавались следственным органам. Согласно за­конопроекту о местных судебных органах, отменялись судеб­ные функции земских начальников и волостных судов. Вновь предлагалось ввести институт мировых судей. Предусматри­вался допуск адвокатов на стадии предварительного следствия.

Правительство планировало провести совместную с обще­ственными учреждениями (земствами, городскими управа­ми) реформу образования на принципе доступности, а затем и обязательности начального образования, при непрерывной связи низшей школы со средней и высшей, с законченным кругом знаний на каждой ступени обучения, создание широ­кой сети профессиональных учебных заведений, дающих в то же время необходимый минимум общего образования.

Такова была в общих чертах программа столыпинского кабинета. С такой программой ни в царское, ни в советское, ни в посткоммунистическое время не выступал ни один госу­дарственный лидер. Поражаешься ее глубине и масштабнос­ти, доступному и образному изложению, а главное, комп­лексности, всеохватывающему подходу к решению пере­зревших российских проблем.

Меня, как учителя, восхищает столыпинский подход к на­родному просвещению. Большевики лгали, что Россия была сплошь неграмотной. В начале века 75 процентов населения империи имело то или иное образование. Столыпин, а от­нюдь не Ленин, ввел обязательное начальное образование — «Всеобуч». Ленин, как он сам говорил, «экономил даже на школах». Патриот Столыпин, в отличие от Ленина, на школы денег не жалел. Всего за три года (1908—1910) Столыпин уве­личил расходы на народное образование в четыре раза!

В церковно-приходской школе, что в селе Введенском, где я учился, а в церкви этого села был крещен, учительни­ца, как рассказывал мой отец, при «проклятом» царизме за­казывала себе наряды в Петербурге, а вот при советской власти — нищенствовала. У меня до сих пор хранится Еван­гелие, врученное отцу этой учительницей за примерное по­ведение и хорошую учебу.

Программная речь Столыпина, выдержанная во властном, резком тоне, явно провоцировала левых депутатов на ответ­ные заявления в том же духе. Так и произошло. И тогда премьер занял открыто конфронтационную позицию по от­ношению к «левым силам». Поднявшись на трибуну, он с не­прикрытой угрозой заявил:

«Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у прави­тельства, у власти паралич воли и мысли, все они сводятся к двум словам: «Руки вверх». На эти два слова, господа, прави­тельство с полным спокойствием и сознанием своей право­ты может ответить тоже двумя словами: «Не запугаете!»

Основным пунктом расхождений оставался аграрный вопрос. Левое и либеральное думское крыло требовало от­чуждения помещичьих земель в той или иной форме. Прави­тельство упрямилось. Выступая в Думе 10 мая 1907 года, Сто­лыпин отверг и радикальный проект трудовиков, и компро­миссный вариант кадетов, так как считал, что оба проекта ведут к «социальной революции». Перераспределение зе­мель он допускал лишь путем скупки государством продавае­мых помещиками земель и перепродажи их крестьянам.

Главным направлением аграрной политики, подчеркивал Столыпин еще и еще раз, должно быть освобождение крестьян от тисков общины и закрепление уже существую­щих наделов в личной собственности. Осознавая сложность проблемы, он говорил о постепенности и осторожности в решении этого вопроса. Столыпин решительно отвергал на­ционализацию земли, как подрывающую устои государст­венности, исторические и культурные традиции народа. В за­ключение своего выступления он произнес в адрес радика­лов фразу, ставшую хрестоматийной: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия».

Нынешние противники крестьянских реформ в России ссылаются на эту крылатую фразу Столыпина, но по невеже­ству или умышленно умалчивают о контексте, в котором она была произнесена. А речь-то шла о введении частной собст­венности на землю, в которой Столыпин видел спасение Рос­сии от революционного хаоса.

Конечно, премьер был противоречив, как и само время. С одной стороны, он ставил целью сохранить те начала, кото­рые были положены в основу реформ императора Николая II, и создать правовое государство. Признавалось целесообраз­ным и неизбежным существование высших представитель­ных учреждений — Государственной думы и Государственно­го совета, формально наделенных монархом законодательны­ми функциями. На деле же Столыпин демонстрировал весьма сомнительную позицию, когда речь шла о положении законо­дательных учреждений в системе власти. Когда обнаружи­лось, что соотношение сил и во II Думе не устраивает прави­тельство, что конфликты неизбежны, премьер стал готовить разгон и этой Думы. Она была распущена 3 июня 1907 года. Вскоре был опубликован новый избирательный закон. Эти события вошли в историю под названием «третьеиюньского государственного переворота», инициатором и исполнителем которого был Столыпин.

Новая Дума, начавшая работу в ноябре 1907 года, по свое­му составу отличалась от предшествовавших. Представитель­ство от крестьян и рабочих было значительно сокращено. Уменьшилось число депутатов из национальных районов (Польша, Кавказ). Население десяти областей и губерний азиатской России вообще было лишено избирательных прав по причине «недостаточного развития гражданственности».

Выступая перед III Думой 16 ноября 1907 года, Столыпин вновь на первый план выдвинул аграрную реформу, факти­чески уже вступившую в фазу реализации. Но и на этот раз действия правительства вызвали резкую критику некоторых депутатов, обвинявших власть в государственном переворо­те, в установлении режима восточной деспотии, полицейско­го произвола и насилия, в резком повороте к национализму. Многие из этих упреков надо признать справедливыми. В ко­нечном же счете в Думе сформировалось такое соотношение сил, которое позволяло Столыпину находить пути реализа­ции своей программы.

Так творилась новая история России.

Господи! Какое же это было время! Лев Толстой порадо­вал мир «Хаджи Муратом» — величайшим художественным шедевром. Бунин, Чехов, Блок, Куприн, Рахманинов, Скря­бин, Стравинский, Станиславский, Качалов, Шаляпин, Се­ров, Репин, Суриков, Павлов, Вернадский, Мечников... Рос­сия развивалась невиданными темпами, импортировала все меньше и меньше, экспортировала все больше и больше. Крепкие финансы, передовая наука. Философы публикуют «Вехи» — новое слово в познании человека и его предназна­чении на этой земле.

Столыпин сделал аграрную реформу осью всей своей по­литики, рассчитанной на модернизацию социально-экономи­ческого и политического строя империи. Закон, принятый 14 июня 1910 года, подтверждал еще и еще раз, что крестьяне имеют право свободного выхода из общины, но теперь с ав­томатическим закреплением надела в личной собственности.

Крестьянский банк получил возможность не только со­действовать крестьянам в приобретении земли, но и выда­вать ссуды для организации хозяйства под залог надельных земель. Трудолюбивая часть крестьян охотно пользовалась дешевыми кредитами, быстро богатела, укрепляла свой пра­вовой и общественный статус, более активно участвовала в органах земского самоуправления, что позволяло постепенно устранять наиболее архаичные функции общины.