Сумерки войны
Шрифт:
В общем, конец февраля и большую часть марта расположенные в Крыму войска трясло как в лихорадке от постоянного «реформаторского зуда» начальника Главпура, и лишь прибытие генерала Клыкова внесло некоторое спокойствие. Войска Крымской армии принялись долбить каменистую землю Керченского полуострова, спешно возводить укрепления и окапываться — зато «заискрило» в штабе армии. И дело в том, что получивший за победное наступление на Волхове звание генерал-полковника, Николай Кузьмич не собирался быть послушным «инструментом» в руках Мехлиса, а тот по своей привычке стал проявлять властность характера. Но тут Клыков «уперся», тоже по своей натуре был не «сахар», и между ними пошла самая натуральная склока, и полетели жалобы и доносы в Москву — отпора своим притязаниям всемогущий армейский комиссар 1-го ранга никак
Лев Захарович слишком долгое время находился вблизи председателя ГКО, и моментально понял, что теперь лучше не выискивать различного рода недостатки, наоборот — лучше объединить усилия и за месяц перекопать весь Керченский полуостров. И со свойственной ему кипучей энергией принялся за дело, теперь имея перед собой ясную цель, он не видел перед собой преград, и все командиры и бойцы это скоро ощутили…
— Какая трусость, товарищ Мехлис?! Летчики делают все что могут, просто враг имеет подавляющее превосходство в силах. Я вам несколько раз говорил, что часть истребительной авиации нужно держать на Таманских аэродромах, и теперь вы сами видите, что это решение верное — Керчь не так бомбят, как наши позиции на Парпачском перешейке. Тем не менее, 51-й корпус генерала Львова их удержит, в том я не сомневаюсь — у него две линии обороны, в первой три дивизии, за ними еще пара стоит. Позиции противник сразу не прорвет, а ночью мы отправим подкрепления.
Клыков говорил уверенно, хотя германская авиация бомбила небольшой Керченский полуостров во всю глубину — небо застлали клубы желтой пыли, поднятой разрывами бомб. И не окопайся должным образом войска, не построй сотни надежных блиндажей, сейчас бы им пришлось плохо — на ровной как стол местности, выжженной солнцем и совершенно безлесной, только с чахлыми кустарниками, люди с воздуха были видны как на ладони.
— Пусть нас продолжают атаковать, товарищ Мехлис — мы выстоим. В армии полтора десятка стрелковых дивизий, есть танки и артиллерия. Так что отобьемся, к тому же противник понесет потери, и ему станет не до штурма Севастополя. И даже если корпус Львова будет прижат к Ак-Монаю, ничего страшного не случится — на «киммерийском валу» у нас два корпуса в резерве стоят, на второй полосе обороны. Да в самой Керчи и на Тамани достаточные силы имеются, чтобы самим нанести контрудар.
Николай Кузьмич посмотрел на девятки одномоторных «юнкерсов», что под прикрытием снующих по небу истребителей шли бомбить Керчь — с Митридатовой горы город был виден как на ладони. И заметил, как со стороны Тамани летят истребители — там базировались два полка «лагов», не попавших под первые сокрушающие удары люфтваффе…
Майская катастрофа в 1942 году Крымского фронта целиком на совести генерал-лейтенанта Козлова и армейского комиссара 1-го ранга Мехлиса, которые «старательно» ее подготовили, стянув два десятка дивизий и бригад трех армий на ограниченный в размерах участок, который для занятия позиции подходил только для корпуса. А тут некоторым дивизиям полосы отводили по одному километру. И никакого эшелонирования войск в глубину, хотя из Ставки шли предупреждения, которым просто не внимали…
Глава 8
— Мой фюрер, заметьте — на этом КВ броня состоит из двух плит, вторая «нашлепкой», и башня с коротким
орудием, а вот этот танк захвачен трофеем в марте. И на нем уже цельная плита «ступенькой» толщиной в двенадцать под небольшим наклоном, столько же маска пушки, весь корпус вкруг шесть, тогда как на первом танке везде по семь с половиной сантиметра, и только маска пушки имеет девять сантиметров брони.Командующий панцерваффе генерал-полковник Гейнц Гудериан говорил осторожно, прекрасно понимая, что наступил самый щекотливый момент. После отступления от Тулы, «шнелле-Хайнц» смог оправдаться только тем, что его подвел Гепнер с 4-й танковой армией, который открыл противнику фланг. Гитлер доводам внял, и в результате вместо отправки в отставку, которую ожидал, Гудериан неожиданно получил введенный специально под него пост генерал-инспектора, фактически командующего танковыми войсками рейха. И считал себя самым настоящим счастливчиком, который теперь может посвятить все время своему любимому «детищу», ведь его не без оснований считали «отцом» панцерваффе.
— А для чего русские на целых полтора сантиметра ослабили бронирование своих тяжелых танков, Гейнц?
— Они облегчили тяжелый танк, как только могли, даже катки стали на наш германский центнер легче, чуть ли не вдвое уменьшили толщину горизонтальных плит днища и крыши. Зато с фронта их танк не пробивают наши «ахт-ахт», если расстояние превышает километр, и даже полевые 105 мм пушки, начинают пробивать эти массивные плиты только с тысячи двухсот метров и с меньшей дистанции, с дальнего расстояния только борт.
Гудериан показал рукою на лобовой лист подбашенной коробки и маску пушки — сам он за эти дни буквально облазил все трофейные танки, которые дотошно и долго изучали германские инженеры.
— Наших солдат на фронте спасает лишь только то, что многие русские мастеровые работают по старинке, в их труде много брака. Хотя большинство танков такого перечня недочетов не имеют. А вот пушка выше всяких похвал — она пробивает броню любого нашего танка, кроме лобовых плит корпуса «четверок» и «троек» с дистанции больше семисот метров. Она снабжена зенитным боеприпасом, но казенник уже не рассверливается, русские начали делать специальный вариант для своих танков. Орудия производства марта этого года, их сами русские называют «оттер», хотя по мне лучше именовать «наттер», так как это плод человеческих рук.
— Мне говорили об этой «гадюке», Гейнц, мы сами начали переделку этих орудий, захваченных трофеями в прошлой летней кампании, — Гитлер внимательно посмотрел на торчащий из округлой башни длинный ствол с массивным набалдашником дульного тормоза. Затем подошел к «тридцатьчетверке», что стояла рядом с КВ, на ней возвышалась точно такая же башня, только без массивной маски.
— А что вы скажите об этом танке, Гейнц?
— Русские именуют его «модернизированным, командирским» — видите, на нем есть для командира специальная башенка, как на наших танках. И что интересно — на них есть конструкции для установки крупнокалиберных зенитных пулеметов, но они отсутствуют, с фронта не поступало сообщений.
У русских не хватает ДШК, я запомнил эту аббревиатуру. Но думаю, они ждут американских «браунингов», у тех такой же калибр в полдюйма. Вы правы, Гейнц, заокеанские плутократы и еврейские банкиры
— Вы правы, Гейнц, заокеанские плутократы и еврейские банкиры сделают все, чтобы обеспечить большевиков всем необходимым для войны, им выгодно, что русские погибают за их корыстные интересы. Они даже открыто пишут о том, чем больше немцы и славяне перебьют друг друга, тем скорее они установят свое господство во всем мире. Вот потому мы должны победить, иначе после поражения Германия исчезнет!
Гитлер говорил быстро, возбуждаясь с каждым словом, но хлопнув ладонью русскую «тридцатьчетверку» по броне, неожиданно спросил:
— Как вы оцениваете этот новый русский танк, Гейнц?
— Он намного лучше ранних моделей, мой фюрер. Лобовой лист цельный, только смотровой лючок немного ослабляет защиту. Но это не большой по размеру люк механика-водителя, что стоял прежде, вот тот настоящая «ахиллесова пята». Нет установки курсового пулемета у радиста, думаю, мы должны перенять это новшество и на наших танках, с этих пулеметов мало толку. Но радист необходим — это меньше загружает работой командира, и не отвлекает внимания в бою или при наблюдении.