Супостатка

лучины: мы укладывались по своим местам - Среда на кровати, я на лавке.

Я долго не мог заснуть, перебирая в голове все за и против, пытаясь понять: что же

меня сдерживает? Разница в возрасте? Пожалуй, нет. Тогда что? Боязнь, что вс

получится не по обоюдному зову, а по... желанию господина? Это ближе к истине:

наложница мне не нужна. Возможно, это обстоятельство и сдерживало: ждал, когда

искреннее подлинное желание возникнет у Среды.

А что Среда? По всему, над ней довлеют дремучие традиции, по которым мужчина,

не раздумывая, хочет и берт, а участь женщины подчиняться и отдаваться, тоже не

терзаясь думами. В этом свете моя медлительность, нерешительность может

рассматриваться как... мужская несостоятельность, ущербность. Может, в эти минуты -

чувствую, тоже не спит,- она как раз и думает об этом, и клянт судьбу за дефектный

подарок...

Мда... более чем странная ситуация для бывшего бабника.

Не поверите, но в эти дни я совершенно забыл о супостатке Ритке. Точно е

явление было глюком, от которого память избавилась, как избавляемся мы от обрток и

пустых сигаретных пачек.

Рита сама напомнила о себе.

66

Во второй половине дня, ближе к вечеру, я отправился на "Карповку": воды

почерпать, заодно и порыбачить. Только "включил" водопровод, как рядом с моими

ногами со звучным чмоком врезался в воду камень. Инстинктивно отпрянул на берег,

глянул: на противоположном стояла Рита, вся в шкурах, в руках вертит широкий

сдвоенный ремень. По всему, Рита использует его как пращу.

– Привет. Что в гости не заходишь?
– как можно миролюбивее спрашиваю.

– Да пошл ты! Коровоб! Ты мне противен.

– Взаимно. Дура ты дура. Вбила в голову то, чего нет. Что, до сих пор в обиде?

Извини, ляпнул тогда...

– Не нужны мне твои извинения. Обид я не прощаю!

– Ну и глупо! Чего камень-то швырнула?

– Хотела посмотреть на морду твою. Вижу: спокоен, доволен жизнью, не терзаешься.

– Из-за чего терзаться? Что тебя обидел? Что ушла? Ещ раз повторю: глупо, по-

детски поступила. Ты, я вижу, тоже в порядке. Так чего терзаться? Рит, может, хватит

дурью маяться? Давай мириться.

– Не собираюсь.

– Ну, и чрт с тобой! Дуйся дальше, пока желчь не спалит.

– Не боись. Я не такое пережила...

– Нашла чем хвастать. Глупая взбалмошная девчонка, возомнившая себя крутой.

Ремня бы тебе всыпать.

– Иди, попробуй. Давай, трахальщик свиней, иди сюда.

Я шагнул к воде. Рита взмахнула пращой и, спустя мгновенье, камень врезался в

ведро, пробив его насквозь.

– Ты больная! По тебе плачет дурдом.

– Заткнись! Следующий не промажу.

– Вс, умолкаю. Мне нет дела до тебя. Ты мой глюк.

Взял ведро, и подчркнуто игнорируя Риту, занялся его починкой. Зараза! придтся

по новой переплетать.

– Козл!- выкрикнула Рита, и тотчас камень пребольно врезался мне в плечо.
– Это

тебе напоминание, что я не глюк.

Я решил и этот выпад проигнорировать: рискованно, однако, злить эту

ненормальную. Пращй владеет отменно... вынудит трусливо улептывать, а этого очень

не хотелось.

Не пришлось: послав меня далеко-далеко, Рита скрылась.

Ну, и чрт с тобой, идиотка! Не хочешь по-людски, не надо. Не больно-то и

огорчимся.

Пока я переплл ведро, пока почерпал воду, подступили вечерние сумерки. Небо

затягивалось тучами, обещающими дождь. Ладно, рыбалка отменяется. Завтра с утречка

приду.

Неожиданно разболелось плечо. Глянул: здоровенный синяк расплылся по всему

плечу. Странно: камень-то был небольшой, да и оджка смягчила удар. Ноющая боль

спускалась вниз по руке, и вскоре достигла пальцев. Шевельншь пальцем, а кажется,

дрнул нить, конец которой привязан к мышцам на плече, и - взрыв боли... Кретинка!

Видимо вложила в удар всю свою ненависть. Что б тебе...

Я не завершил мысль: рядом хрустнуло. Резко обернулся: в двух шагах от меня

стояла встревоженная Среда. Наверху, у спуска, застыла в позе классической копилки-

кошки Раечка.

Я торопливо стал натягивать рукав, морщась от боли.

Среда вдруг шагнула вплотную ко мне, ухватилась за рукав, потянула, вновь

обнажив плечо. Широко распахнув глаза, уставилась на синяк, затем осторожно

прикоснулась пальцами, вопросительно глянув мне в лицо: мол, как могло такое

случиться?

– Вс равно не поймшь. Есть у нас ненормальная соседка, русского языка не

понимает...

– Русь?- внезапно дрнулась Среда.

– Представь себе,- я свободной рукой похлопал себя по груди.- Я русский, и зовут

меня Михаил. А там, на острове моя землячка, у которой крыша дала течь.

67

– Русь?- повторила Среда со странной интонацией, и мягко протянула:- Мисааль?

– Ну, если тебе так удобно, пусть будет Мисааль. Значит, ты знаешь или слышала

про Русь... Уже тпленько: летописные времена, это не античные. Хотя, если по правде,

какая собственно разница.

Среда произнесла длинное напевное предложение, в котором гласные были

растянуты, а согласные точно обкусаны. Отдалнно напоминает финскую речь, вернее,

прибалтийскую.

– Хорошо бы то же самое, но по-русски.

– Русь, - повторила Среда, вздохнув.

– Вс ясно, что ничего не ясно. Ладно, девонька, побрели домой, пока ещ видно

тропу.

Дома меня дожидались уже готовая баня и отменный ужин. Его аппетитные запахи

гуляли по двору. Вдохнул - и, что называется, едва слюнками не захлебнулся. Но Среда

потянула меня в баню.

Из истории мы знаем, что в старину наши предки рожали в основном в бане. В этом

был не только физиологический аспект: расслабленность женского организма, ребнок