Сущник

– Я понял. Эос – он внутри нас, в наших атомах.

– Не совсем так. Эос находится в другом измерении, поэтому он для нас и внутри, и вовне. В эос можно попасть, или провалившись внутрь материи, или выйдя вовне за оболочку материальной вселенной.

Заметив недоумение сына, папа-физик пояснил:

– Хорошо. Представь, что мы пожелали выбраться наружу вот из этого пузыря. Есть хитрый способ – взять и вывернуть пузырь наизнанку. Это возможно, если внутри пузыря мы найдём дырочку – вроде той квантовой, о которой я говорил. И есть второй способ – взять топор и пробить оболочку пузыря. Он кажется простым, но в нашей реальности его осуществить сложнее.

– Потому что стенки пузыря не пробиваются? В них же силовое поле! – наконец нашёлся мальчик. Быть несмышлёнышем в глазах отца ему очень не хотелось.

– Верно, – подтвердил папа, – этому пузырю, где мы находимся, оболочку создаёт силовое поле. А всей нашей материальной вселенной оболочку образует искривление пространства.

– Там страшно?

– В искривлённом пространстве? Там тьма. Бесконечная тьма. Можно долго лететь и прилететь обратно к тем же звёздам, от которых начал путь. Но мы потихоньку пробиваемся. Через эос мы скреатили зонды на самом краю космоса и запустили их наружу с включёнными выпрямителями пространства. Насколько хороши эти выпрямители, мы не знаем, но пока что зонды летят вперёд, оболочка не отбрасывает их назад. Возможно нам и удастся проникнуть в эос напролом.

– Пап, а зачем напролом, если можно через дырочки эти?

– Ты не внимательно слушал. В эос через дырочки пролезает только информация, что позволяет нам креатить там свои эос-даблы. А во плоти, так сказать, собственной персоной мы сможем заявиться туда только в нашем космосе, на макроуровне. Мы же не квантики, а макрообъекты со своей физикой, отличной от микромира.

– Здорово! Наверное, там можно ангелов встретить?

– Не знаю. Наши богословы полагают, что эос – это всего лишь небесная глина, из которой Творец слепил вселенную. Другие говорят о чистилище, о прихожей Царства Небесного. Доберёмся туда – посмотрим.

Марчик подплыл к оболочке воздушного пузыря, толкнулся от него ногами и сделал кульбит назад. Звёздная сфера закружилась. В сознании всплыла картинка: мерцающие лампочки на ёлке. Три месяца назад, когда после Рождественской всенощной они вернулись из церкви в дендрарий и остановились перед домом, папа попросил Марчика найти на «небе» самую яркую звезду. Хотелось спать, но Марчик послушно задрал голову и указал пальцем на купол: «Вон та похожа на Вифлеемскую». Как только он сказал, перед домом зажглась огнями огромная ёлка. «С Рождеством, с Рождеством!» – запрыгала мама, совсем как ребёнок. Папа улыбался. Они оба были даблами. Гирлянды лампочек на ёлке горели ярче, чем светлячки на куполе, но тоже были не настоящими. И сейчас эта кружащаяся сфера из торжественно пылающих созвездий – настоящая ли? Ведь и она сделана из «глины» для какой-то цели. А что тогда настоящее?

Сергей Николаевич наблюдал, как сын балуется, кувыркается в пузыре, уже не впериваясь глазами в завораживающую звёздную бездну. И мысленно похвалил себя: «Как ни страшен этот зверь, пропедевтика существимости, а у меня очень даже неплохо получается!»

* * *

16 апреля, в праздник Входа Господня в Иерусалим, служба совершалась в храме пророка Илии, сооружённом посреди обсерватории, под самой вершиной купола. От других храмов ковчега эта разборная церковь отличалась тем, что была без стен и маковок – стоял один иконостас, прикрытый сзади полупрозрачной алтарной апсидой. Перед Царскими вратами собралось уже много народа, читался 103-й псалом: «Слава Ти, Господи, сотворившему вся».

Мама сосредоточенно молилась, налагая на себя двуперстное знамение. Её лица за краем большого платка, заколотого под подбородком булавкой, Марчик не видел.

– Из глубины возвах к Тебе Господи, Господи, услыши глас мой… со пророком Захариею возопиим, – голос диакона утончился и пронзительным воплем вознёсся ввысь. Отец положил руку на плечо Марчика:

– Приготовься, сейчас после слов о въезде Господа на молодом ослике будет гиперпрыжок в Скитающийся Иерусалим. Каждый год координаты для него выбираются разные.

Диакон же продолжал:

– Яко се Царь твой грядёт тебе кроток и спасаяяй, и вседый на жребя осле…

Сверкающий звёздный узор на куполе мгновенно поменялся. Там и сям стали появляться серебристые монетки, которые, если присмотреться, были не круглые, а овальные.

– Задержки в полсекунды, – одобрительно кивнул папа. – Это ковчеги нашей Церкви. Одновременно прыгать в одно место опасно, поэтому очерёдность…

Между тем под звёздным куполом разнеслось торжественное:

– Осанна в вышних, благословен грядый Царь Израилев!

Пел хор, пели мама и папа, и весь народ – и звёзды долго дрожали от послезвония голосов.

* * *

Наступила Страстная седмица. В храм ходили каждый день. Впервые Марчик отстоял канон Андрея Критского от начала до конца – как взрослый. Также впервые исповедался. С перечислением грехов вышла заминка, не мог мальчик вспомнить ничего плохого.

– Каюсь, – обрадовался он, – папу и маму обманывал, прятался на техническом ярусе. И Кузю обманывал.

– Осуждал ли кого? – строго вопросил пресвитер.

– Маму осуждал, что она дабл. А ещё я рассуща, сплю во сне.

Пресвитер вздохнул и накрыл голову ребёнка епитрахилью:

– Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия, да простит ти, чадо Марк, вся согрешения твоя…

Пасха наступила как-то буднично. Ещё одна всенощная в череде долгих служб. Крестный ход человеческой змейкой обернулся вокруг храма, Царские врата распахнулись. «Христос воскресе!» – эхом зазвучало отовсюду. Вверху ковчеги, подсвеченные мертвенно-бледным сиянием звёзд, вдруг озарились многоцветьем. Выглядело это торжественно: водрузивые на ничесомже, висели в звёздном пространстве исполинские пасхальные яйца. У каждого была своя раскраска, придуманная лучшими дизайнерами ковчегов.

– Смотри, вон то самое яркое яйцо – это «Вифлеем», – объяснял Марчику папа. – На гербе этого ковчега изображена звезда, поэтому он такой лучезарный. А у того, который чешуёй серебрится, на гербе три рыбы, это «Капернаум». У «Хеврона» на гербе дерево, поэтому он зелёный. А вон светло-коричневый, в рубчиках, как хлебная плетёнка – это «Эммаус». В Евангелии сказано, что последний раз Христос явился ученикам близ города Эммаус, разломил с ними хлеб и вознёсся. И на гербе ковчега два куска хлеба – для вкушения в земной жизни и в небесной.

– А «Иерусалим» какого цвета? – спросил мальчик про единственный город из Священной Истории, название которого запомнил.

– Ковчега с таким именем не существует, потому что у нас есть Кочующий Иерусалим. Сейчас мы в нём и находимся. Если верить пророчествам, то в будущем град святой утвердится где-то в одном месте, в земле обетованной. Но почему-то никто координат её не знает.

Пасхальное богослужение в «Назарете» было немноголюдным, в храм пришло всего несколько десятков человек. Остальные отправились на «Хеврон», самый большой по размерам ковчег, где проходила главная, соборная служба. Мама вернулась оттуда к утру – оживлённая, успевшая разговеться с хевронскими друзьями ботаниками. «Ну, почему я вышла замуж не туда? – шутливо подначивала она мужа. – Ох, какой там ботанический сад!»