Сущник

– Это я знаю. Только мы не в пузыре, а внутри кубика с разрисованными стенками.

– Пусть кубики. Так вот, когда мы проходим сквозь стенку из одного кубика в другой, то это заметно. А должно быть не заметно, – Марик для значительности сделал паузу и закончил словечком деда. – Криворукие виртуал делали. Думали, малышня не заметит.

– Да уж, – поддакнула Рита и опасливо поинтересовалась. – А ты что видишь, когда сквозь эту стенку проходишь?

– Чувствую холодок такой. И в воздухе дымка, будто воздух от холода запотел.

– Так видишь или чувствуешь?

– А ты только видишь?

– Врушки это! – не выдержала Рита. – Сказки перед сном. Кузя, домой!

Рита подняла руку, и на пару секунд наступила тьма, после чего дети оказались в зале с голыми стенами. Зала была круглая, диаметром примерно в триста метров.

– А я думал, ты тоже видишь, – с сожалением сказал Марик.

– Никто этого не видит, а ты сочиняешь, чтобы похвастаться. Давай признавайся!

– Ладно, – Марик встал с пола и подал руку Рите, – завтра я тебе покажу одну вещь.

Утром, вернувшись в игровую, дети отправились в поход – на гористую оконечность острова. Там они поднялись на мысок, который с трёх сторон обрывался вниз, в зелёную гладь океана. Шум набегавших волн едва доносился снизу.

– Марчик, стой! – испугалась Рита. А Марк продолжал идти к обрыву.

– Стой!!

Марк шагнул в пропасть и… продолжал идти, но уже навстречу Рите.

– Здесь сломанная стенка пузыря, – сообщил он. – Я же говорю, криворукие виртуал делали. За этой стенкой ничего не креатится, она только назад отбрасывает. На самом деле все стенки нас отбрасывают, разворачивают назад, чтобы вернуть в пройденное пространство, в котором уже скреачены новые предметы. Мы этого просто не замечаем. А тут ничего не креатится.

Рита долго отказывалась шагнуть в «сломанную стенку», Марик её уговаривал, бросал камни в невидимую оболочку, показывая, как они отскакивают. Наконец Рита шагнула туда и не заметила, в какой миг её развернуло назад – она шла, но уже в противоположном направлении.

– Этот тупик я на второй день нашёл, когда птичьи яйца собирал. Помнишь, у меня ещё лука не было и я не мог охотиться, – поделился Марик. Рита обиделась:

– А я тебе все секреты рассказываю…

– Извини. Я подумал, тебе станет не интересно на острове, если это покажу. А мы так здорово играли!

– Никогда передо мной не извиняйся.

– Почему?

– Потому.

После похода на мысок интерес к игре и вправду пропал. По сценарию Робинзон с Пятницей должны были построить лодку, доплыть до соседнего острова, возглавить племя папуасов, сразиться с пиратами, захватив корабль с пленёнными моряками-путешественниками, затем отправиться к Острову Сокровищ. Но строить лодку уже не хотелось. Дети перетащили часть нажитого добра на мыс и провели там весь следующий день. Сидели, свесив ноги в пропасть, смотрели в океанскую даль и о чём-то говорили. О чём – на следующий день Марик не смог вспомнить. Просто так говорили. Или играли в пристенок, бросая камешки в тупик креареальности.

– Марик, ты мухлюешь. Как у тебя это получается? – раздосадовалась девочка, когда биток соперника, отскочив от невидимой стенки, в очередной раз стукнулся о её камешек на земле.

– Мухлю-юешь… нахваталась всяких слов у деда. Я выигрываю, потому что вижу, куда бросать.

– Что ты видишь?

– Стенку вижу! А ты её не видишь.

– Опять врёшь, – вздохнула девочка. Верить в чудесные способности Марка не хотелось. В русой головке взрослеющей девочки мысль была ясная как Божий день: рассущник никогда не сможет полюбить – так владыка Игнатий сказал, а рассущесть Марчика происходит из-за всех этих странностей. Лучше бы их не было.

* * *

Летние каникулы пролетели быстро. Ещё быстрее миновала первая учебная четверть, и дети снова целыми днями пропадали в «песочнице» – путешествовали, сражались, разгадывали головоломки в лабиринтах брошенных инопланетных городов. Выбор в игротеке был огромный, и порой встречались странные ролевики. Три дня подряд Марик с Ритой выслеживали «одичавшего астронавта» в недрах космолёта, перевозившего переселенцев на какую-то планету земного типа. В результате катастрофы вся команда, кроме него, погибла, из строя вышел пищевой блок, и астронавт питался живыми переселенцами, спавшими в анабиозных ячейках. Было омерзительно – это опустившееся двуногое лишало жизни других людей ради продления своего крысиного существования. Неужели такое возможно?

Однажды Марика пронзило незнакомое чувство щемящей, всепоглощающей тоски. Они гонялись друг за дружкой в облаках на авиетках с водородными двигателями. Спереди у авиеток имелись раструбы, засасывающие водяные капли, так что за собой в облачном тумане они оставляли тоннели чистого воздуха. Марик завис недвижимо в лабиринте этих воздушных коридоров: в какую сторону полетела Ритка? Тоннели прямо на глазах затягивались туманом, и Марик вдруг понял, что потерял подругу. Потерял навсегда. Её больше не будет. Стало холодно и пусто внутри, и это было непереносимо.

Иногда, впрочем, Марк сам искал одиночества, возвращаясь к своим «машинкам».

– И что интересного ты в них нашёл? – спрашивала Рита, стараясь не обидеть ровесника. К тому времени они уже закончили четыре класса, обоим было по одиннадцать лет.

– Машинки сами едут. В них нет электронного управления – просто завёл пружину, и едут. Удивительно, да? Эти машины настоящие, чистая механика. А потом их начали портить, соединив с электроникой и мозгом человека. И всё закончилось тем, что появились даблы.

– Даблы? Из машинок?

– А вот покажу их прародителя… Кузя, подай сюда мою вчерашнюю машинку.

В воздухе появилась голограмма монструозного харвестера на гусеницах с механической клешнёй на крыше.

– Вот это и есть прародитель даблов. Вчера я на нём полдня лес заготавливал в джунглях Бразилии, валяясь в шезлонге в курортном местечке Европы. Дистанционное управление, ремонт машины тоже дистанционный, с помощью роботов. Так всё и начиналось – с удалённого вождения машинами в тропиках и в заполярье. Затем дистанционными сделали заводы, так что инженеры и рабочие трудились там, не выходя из своих квартир. А потом и в гости друг к другу стали ходить, сидя дома. Кузя…

Лесозаготовительный комбайн исчез, и на его месте появилась фигура женщины в вечернем платье, с вылупленными стеклянными глазами-объективами.

– Какая смешная кукла… ой! – Рита отшатнулась, когда пластмассовая женщина повернулась к ней и механически протянула руку. – Нет, не смешная, тут со страху окочуришься, если такую в тёмном чулане встретишь.

– Они и стояли в чуланах, первые гэсты, дожидаясь, когда ими станет управлять какой-нибудь дистанционный посетитель дома. По мне, так лучше бы использовали обычных роботов на колёсиках и с манипуляторами. Ведь функционал у таких гэстов был простенький: передвигаться, осматриваться, брать предметы, транслировать речь и слушать. Но люди хотели человекоподобия. Представь такую вечеринку: стоят куклы, сделанные из полимеров, и глазами-стекляшками на хозяина вращают. Жуть! Ну а потом появилось гэсты-плазмоиды – после того, как военные изобрели идеальных убийц с телом из холодной плазмы. Плазмоиды могли проникать всюду, куда дотягивается электромагнитное излучение. И что получилось? Уже тогда люди стали изолироваться, экранируя свои дома от излучений и превращая их в крепости, наподобие наших ковчегов. Лишний раз человек уже не выходил на улицу, использовал гэстинг для всех случаев жизни. Ну а потом, после войны глобов и стоперов, с помощью эос-компьютера научились креатить полноценные биооболочки, то есть наши даблы. Такая история. Но в начале всей цепочки превращений стоял вот этот трактор.