Сущник

– Какая лицензия?

– А вот такая! Девчонкам лицензий не дают, они только для охотников.

Когда шли домой, Марик вдруг почувствовал, что присутствие девочки делает его уверенным и как бы отдельным от ковчега, да и от всего остального окружающего мира. Словно он овладел самопричинным началом существующего… Разобраться в этих новых ощущениях не дал голос Риты:

– Марик, а Григорий Степанович твой друг?

– Дед? Нет… он же дед.

– А кто твой друг?

– Ну, Кузя друг.

– Кто это?

– Кузя? Да кибер наш.

– Какой же он друг! Это не человек.

– Ну и что? Он играет со мной, он добрый и смешной.

Девочка закусила губку, повторила упрямо:

– Робот не человек.

– Кузя не робот, а кибер. Он думает и говорит как мы, по-человечески.

Спорить с этим было трудно. Наконец Рита нашлась:

– Твой Кузя в Бога не верит.

– А вот и верит!

– Нет, не верит.

Размолвка почти не омрачила их первого путешествия. Проводив Риту до калитки, Марчик вприпрыжку побежал домой.

* * *

– Кузя, ты в Бога веришь? И вообще… Бог есть?

– Маркус, я боюсь, что ответ будет тебе непонятен.

– Отвечай же!

– Бог есть и Бога нет. И да, в настоящий момент я верю в Бога.

– Почему?

– Потому что вера – единственно возможное отношение к тому, что вы называете Богом. Он абсолютно не детерминирован, ведь Его воля, согласно вашему катехизису, стоит над всем. В материальном мире Бог непостижим, поэтому материально мы можем воспринимать Его сущность только как неопределённость. Ближайший аналог этому – квантовая неопределённость, запутанность и суперпозиция состояний, которые не могут быть реализованы одновременно, что, собственно, используется в моём способе вычислений. Я же квантовый компьютер. Другими словами, для восприятия того, что находится в состоянии существования-несуществования, требуется допущение его существования или не существования. А допущение и есть вера.

– Спасибо, Кузя. Я и вправду ничего не понял: то ли есть, то ли нет. Ты что выбрал-то? Есть Он?

– Я не выбирал. Бог есть и Бога нет – из этого невозможно сделать окончательный выбор. Я лишь сделал допущение, что Он есть, в нашем с тобой разговоре.

Марчик решил, что Кузя – сектант. А может он такой же глупый, как и робот-игрушка, с которой было не интересно играть?

* * *

– Сектант? Где ты слышал это слово? – епископ Игнатий в упор посмотрел на Марика. Его дабл-тело, полупрозрачное, как в старинной стереосвязи, слегка колыхалось в центре класса. Обычные даблы, целиком копирующие человека, Преосвященнейший не позволял себе использовать, тем более в общении с детьми на уроках Закона Божьего.

– Ну… у взрослых слышал, – замялся Марик. Не говорить же, что папа в шутку так маму называет. И вообще, напрасно он спросил об этом. Получается, что настучал на Кузю.

– Кибер не может быть еретиком, – пояснил владыка. – Хотя это любопытно… квантовый релятивизм. Возможно, это почва для будущих ересей. Пока же наши ереси, если проводить аналогии с компьютером, недалеко ушли от старых цифровых ЭВМ, которые оперировали только двумя значениями – 0 и 1. Как бы тебе объяснить… Как только возникло христианство, так сразу появились и ереси, и они были дуалистичными, то есть искали истину в двух крайностях: одни упирали на божественную сущность богочеловека Христа, другие – на Его человеческую природу. По сути, самые страшные ереси, которые в христианстве и в исламе приводили к истреблению людей, строились на дуализме духа и плоти, при этом дух возвышался, а материя предавалась проклятию. В классе пятом или шестом мы поговорим об этом на примере ереси эосфоритов и так называемого Третьего Завета – Евангелия от Святого Духа. А пока что оттолкнёмся от азов. В Библии, в первой её главе сказано: «И рече Бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию… И сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его: мужа и жену сотвори их». То есть внутри нас есть образ Божий. Поэтому мы способны познавать Бога и чувствовать Его присутствие. А внутри компьютерной машины такого образа нет. Поэтому ваш кибер и не может видеть Бога, для него это квантовое облако неопределённости…

Речи епископа казались столь же мудрёными, как и Кузины слова о Боге. Марк вспомнил недовольство деда, узнавшего, что вторым постоянным преподавателем в его начальной школе станет владыка Игнатий: «Маститого богослова нам только не хватало! Пригласили бы простого попика или дьякона, толку было бы больше!» Наверное, дед просто ревновал.

– Владыко, – почтительно осведомился Марик, – а как такое может быть, что Бог есть и Его нет?

– Я же объяснил тебе! – епископ возвысил голос и, подавив раздражение, попытался растолковать свою мысль помягче: – Есть обычный дуализм, где всё делится на два полюса, и есть квантовый релятивизм, в котором допускается, что один полюс может быть двумя полюсами и наоборот. Так мыслят квантовые машины. Лишённые сущести, они воспринимают Сущее не предметно, только в форме допущений. А мы – не машины. Хотя такое и с нами бывает, когда мы забываем в себе образ Божий. В чём заключается этот образ? В свободе и благодати. Богу не нужны биороботы, внутри себя человек должен быть свободным и способным выбирать. Потому что без свободы нет любви, а Господь ждёт от нас как раз любви, ибо мы дети Его. Если мы не любим Сущего, ощущая Его внутри себя, то постепенно становимся рассущами, которые могут раствориться во внешнем окружении и забыть своё неповторимое «я».

– Владыко, – руку подняла Рита, – значит, рассуща не может полюбить?

– Как же он полюбит другое «я», если не осознаёт своего?

Рита украдкой скосила глаза на Марка. Тот сидел рядом со скучающим видом – всё-таки занятия с дедом поинтересней Закона Божьего.

В песочнице

В начале июня Григорий Степанович объявил:

– Ну что, Маркуша и Маргоша, хоть и проучились вы всего ничего, а календарные каникулы вам положены.

– Ур-ра, каникулы! – гаркнул попугай, переступая лапками на качающемся кольце.

– Ты, Аргуша, тоже можешь отдыхать, – милостиво разрешил дед и подмигнул детям. – А чтобы вы, ребятки, не болтались по ковчегу, вам будет открыта песочница.

«Песочницей» дед называл детскую игровую комнату. Ролевые креаигры там были простенькие, с неглубоким погружением в виртуал, но и к ним детей допускали только с семи лет, чтобы не навредить становлению их сущести.

Первое, что выбрали Марик с Ритой, – приключения на необитаемом острове. По условиям игры начинать её нужно было нагишом – словно бы их после кораблекрушения выбросило на берег без ничего.

– Ты почему так смотришь? – застеснялась девочка.

– У тебя и вправду письки нет, – не подумав, ляпнул Марчик.

– Вот дурак! – Рита прикрылась рукой.

Первым делом следовало найти одежду. Рита сплела из травы что-то вроде передничка, а Марк обвязался пальмовыми листьями.

– Завтра я на охоте шкуры добуду, – пообещал семилетний Робинзон.

– А я пока название для острова придумаю, надо же его как-то назвать, – предложила Пятница.

– Я уже придумал. В мультфильмах рыцари называют новые земли именами своих принцесс, поэтому пусть будет остров Риты.

– Ну… так уж и быть, – согласилась девочка. – Только лучше остров Марго. А можно и короче – остров Мэг, как в мультфильме.

Две недели они играли запоем: носились по острову как угорелые, охотились на зверей, обследовали лагуны, строили жилище. Потом интерес поугас.

– Игра в поддавки у нас, – сидя вечером у костра, пожаловался Робинзон своей Пятнице. – Помнишь, как мы хижину из листьев строили?

– Конечно! Всё рассыпалось.

– Потому что ни топора, ни ножа не было. А тут раз – и разбитый корабль на берегу нашёлся, с инструментом. Подсунули нам.

– Малышковская игра, – согласилась Рита и потянулась к котелку, чтобы деревянной ложкой, выструганной Марчиком, помешать варево.

– И вообще… Заметила, какие стенки между пузырями толстые?

– Какими пузырями?

– Ну, я их так называю. Комната же небольшая, поэтому мы находимся в пузыре. Внутри него скреачены все вещи, а то, что за его стенками, – это нарисованное. Переходим через стенку – и всё, что было в старом пузыре, становится нарисованным, а то что было нарисовано впереди, креатится в новом пузыре.