Суть времени. Цикл передач. № 31-41

Итак, нужно, чтобы прозрели ещё очень и очень многие.)

8. Мерзость нынешней ситуации заключается в том, что нельзя провести четкой грани между самой грязной геополитикой и элементарной международной мафиозностью. Был один проворовавшийся в Техасе банкир. (В нефтяном банке он там проворовался.) Его миллиардные долги (долларовые, разумеется) покрыл один восточный властитель. Потом (техасский) банкир дорвался до власти (в одной стране) и «замочил» (этого) властителя. Это геополитика? Или элементарный бандитизм? (А я знаю точно, что это так.) А если до власти дорвался французский коллега этого банкира? Или итальянский? И они «мочат» своих кредиторов из Северной Африки? Это геополитика? Или… (Что?)

9. Международный гангстер (супердержавный международный гангстер), международная элитная мразь, сплотившаяся вокруг него, вошедшие в альянс с этой мразью нелюди — не успокоятся. Они придут к нам в дом. Очень скоро придут. Главы государств, которых я, повторяю, вовсе не осуждаю за сдержанность, сколько угодно могут говорить о просвещенности интеграционных инициатив. Но если они не впали в сладкую кому — то перспектива оказаться трупами, лежащими на обозрении в супермаркетах, должна быть им ясна (до боли, я повторяю, до боли). Но не менее ясна и перспектива народов. Хорош был или нет Мубарак — но то, что будет без него, окажется многократно хуже. Хорош был или нет Каддафи — но то, что будет без него… это нечто!

А ведь кроме НАТО на Западе, у нас на Востоке есть еще неумолимо растущий Китай, а на Юге — разогреваемый западной мразью (отвечаю за свои слова — западной мразью) радикальный исламизм (прошу не путать с исламом). И всё по нашу душу, не так ли?

Словом, объединяемся мы (пока ещё слишком робко), дабы не оказаться сброшенными в ад. А это и есть хотя бы самый грубый вариант огня, позволяющего переплавить стекло и создать новую вазу. Есть еще много тонких огней. И тончайших.

(Их-то мы здесь и обсуждаем. А не абстрактные вопросы какой-то там мистики и метафизики. То, что мы обсуждаем, — это и есть огонь. Не для [самого] огня, не для того, чтобы греться, не для того, чтобы свечки зажигать, не для того, чтобы шептать какие-то заклинания. Это огонь, которым надо расплавить стекло и успеть выдуть новую вазу — настоящую, прочную, ещё более прекрасную, чем предыдущие. Вот для этого нужен огонь. И грубые, которые я перечислил в этой статье, и те тонкие огни, которые я здесь обсуждаю. Потому что без этого раЯ не будет … ничего. И все, кто хотят быстренько и на скорую руку, меняют дело выплавки новой настоящей «вазы» суетой вокруг осколков. Даже склеить их по-настоящему не смогут.

Итак, вот есть кроме трёх возможностей: оплакивать осколки, выбрасывать их в помойку, ковыряться каждым из них в стенках — вот кроме всех этих возможностей — и склеивать их, есть ещё одна возможность, связанная с огнём)

Так что не говорите мне, что четвертого варианта нет. И что можно только проклинать вазу, оплакивать ее или склеивать суррогат. Есть и другая возможность. Она маячит за осторожными действиями тех, кто сейчас аккуратно движется навстречу друг другу. И это правильно, что действия осторожны. Это правильно, что они аккуратны. Это правильно, наконец, что те, кто двигаются, не договаривают до конца. Что они обсуждают третий вариант и как бы отрицают четвертый.

Но есть он, повторяю, этот четвертый вариант. И именно он стучится в двери нашего, ранее общего, дома. Дома, которому придется или вновь стать общим, или сгореть в пожаре, по отношению к которому ливийский ад еще покажется детской шалостью.

Это первое, на чём я должен был остановиться, помимо продолжения обсуждения тонких огней, из которых только и можно расплавить стекло и изготовить новую вазу.

Мне говорят:

— Что мы будем делать в связи с выборами?

Ну, честно могу признаться, что для меня выборы никак не являются краеугольным событием нашей политической жизни. Всё, что я хочу в принципе, по минимуму, — это невмешательства в борьбу существующих сил и предоставления всем членам клуба абсолютного права поддержать те силы, которые им симпатичны. Пусть они поддерживают те силы, которые им симпатичнее, ибо любая другая моя позиция позволяет сказать, что я набираю некие силы и некое доверие и накачиваю мышцы ради того, чтобы потом ударить по врагам власти. А я ни по кому ударять не собираюсь.

Вот, Караулов показал передачу, в которой я когда-то что-то говорил. Я ни от одного слова не отказываюсь, только хочу, чтобы все понимали, что это было сказано 4 с лишним года назад. 4 с лишним! У меня там даже габариты другие в этой передаче.

Я молчу. Я всё скажу. После марта я всё скажу. Не только повторю всё, что я говорил ранее — 4 года назад, а также 17 лет назад (в 94-м году). Я с тех пор говорю одно и то же. Я, может быть, ещё разовью эту тему, но потом.

А сейчас я считаю, что минимальный принцип — это принцип невмешательства, непредопределения. Каждый голосует так, как хочет.

Мы собрались здесь для разработки мировоззрения. Мы здесь собрались для отпора определённым, очевидно деструктивным, тенденциям. В основном, все действуют так, как хотят. Наша структура пока ещё сетевая. Мы пока что ещё не сформировали никаких достаточно жёстких структур. Мы только приступаем к этому. Мы обязательно их сформируем. К лету уж обязательно. А сейчас — очередной этап работы и на этом этапе работы пусть люди голосуют так, как они хотят.

Но это программа-минимум.

А есть и программа-максимум. Вот в этих документах полностью изложена. И я тоже обязан их зачитать, потому что это документы, предложенные для рассмотрения членам нашего клуба. Это ещё только предмет дискуссии.

Друзья!

Все мы хотели бы, чтобы в ходе нынешних выборов родились новые стратегические идеи. И все мы понимаем, что шансы на подобное крайне невелики. Скорее всего, выборы опять окажутся отданными на откуп так называемым политтехнологам. Скорее всего, никакой полноценной национальной дискуссии в ходе выборов не произойдет. И, наконец, скорее всего, главная тема нашей политической жизни — тема поиска выхода из стратегического тупика, в котором мы оказались, — не станет консенсусной. А значит, не станет и по-настоящему ключевой. Одни сведут ее к дежурным оппозиционным сетованиям. Другие же попытаются замолчать.

(А я лично убеждён, что работа начнётся тогда, когда все — от ведущих властных политиков до оппозиции, от элиты до бабушек на скамейках — будут понимать, что сформировался стратегический тупик. И каждый будет говорить об этом на своём языке — сложном или простом. Вот тогда начнётся работа. Почему тупик? Кто туда завёл? И как из него выйти? И это произойдёт скоро. И мы все на это работаем. Но пока что этого не произошло. Так вот, когда это произойдёт,)

Это породит новую волну общественного недовольства. К недовольству, связанному с тем, что голоса будут делить лица, не сходящие с экранов по 10–15 лет, добавится и другое недовольство. Которое окажется сродни предперестроечным настроениям, легко переводимым в русло настроений антигосударственных. Можно ли этого избежать?