"Сварщик" с Юноны 3 книга

Скрепя сердце соглашаюсь хотя бы первый час провести в сокесарском облачении. Поскольку для меня со свитой водрузили помост, дабы подданные лицезрели так сказать. Решаюсь, раз уж всё-одно терпеть, то хотя бы выциганить из ситуации побольше.

Пока разливают местное вино и привезенные нами благородные крепкие водку с коньяком, делаю знак, и в руку вкладывают рулон шёлка, наподобие обойного моих времен. Взгляды собравшихся выжидательно обращены на меня.

Встаю, поднимаю рюмку с шустовским коньяком:

– Друзья, подданные Российской Империи и гости, наш Всемилостивейший царь-батюшка передал в дар новой русской земле свой портрет с собственноручной подписью!

– поднял повыше рулон, показывая всем и жестом фокусника позволяя развернуться под собственной тяжестью. И пока народ, дружно вскочив с мест, с восхищением разглядывал цветной светоснимок Александра I в полный рост в царском облачении, в образовавшейся тишине продолжил: - Сей портрет наказываю держать в главном присутствии на видном месте, дабы посетители с первого шага знали, что находятся под благосклонным покровительством Державы Российской! Поднимем наши первые сосуды за здравие Государя Императора и его августейшего семейства!

Восторженное "Уррраааа!" поддержало первый тост.

Дождавшись, когда люди как следует закусят, я поднял рюмку за колонистов и, переводя речь в нужное русло, рассказал, что портрет изготовил Прокоп, простой крестьянский сын, которому наш народный Император самолично жал руку и Всемилостивейше пожаловал дворянский чин и орден, а такой портрет благодаря ему доступен всякому, даже здесь, в Русской Америке.

Зардевшийся от удовольствия Прокоп поднялся. А сидевший рядом с ним сеньор Лопес, строгий, худой, чем-то напоминающий Донкихота отец Анхелики, горделиво выпятил грудь. Теперь свадьба молодых Прокопа и Анхелики обеспечена. А благодаря моей рекламе и приличные заработки нашей совместной компании светописи, деньги ещё никому не помешали!

После третьего тоста народ добродушно загалдел, я шепнул Кускову, что пора сделать небольшой перерыв, можно развлечь людей музыкой и предложил переодеться в более удобное, подходящее для народного гуляния. Кусков кивнул, пошептался с соседом и тот, покивав, скрылся.

Вскоре то тут, то там заиграли гармошки, балалайки, а то и простые пастушьи рожки. Я толкнул Фернандо, чтобы к следующему, более длительному перерыву, поставили звукописец и доставили с "Юноны" валики с записями музыки. А сам вознамерился сменить опостылевший сокесарский мундир на более удобное облачение.

Пожалуй, гершалки одену и крестьянскую косоворотку, не стану иностранных гостей пугать военным видом красноармейской гимнастёрки, на суше мне более всего привычной. А то ещё подумают, что Княжество Русская Америка на тропе войны.

По здравому рассуждению совладельцу тела не стал ничего говорить, по ходу поймёт, а там будет уже поздно разворачивать оглобли.

Нагнулся к Кускову, шепнул: - Иван Александрович, на полчаса отлучусь.

Тот кивнул.

Когда народ разогрелся, улучил момент, улизнул из-за стола.

Незаметно отступил в тень и двинулся по освещённой керосиновыми лампами пока единственной улице Галичья в сторону порта и также единственного причала. Не доходя примерно трети пути от бухты, справа в зарослях услышал отчаянную возню и навострил уши.

Среди ребячьего Гомона почудился голос Петьки.

Не успел определиться с дальнейшими действиями, как Резанов толкнул меня в ту сторону. И в то же мгновение включился мой боевой режим.

Я скользил среди густых прутьев кустарника, где надо уклонялся, пригибался, перепрыгивал, стараясь ступать бесшумно, что в сокесарском облачении не так легко, мундир тормозил, то в одном месте, то в другом, сковывал движения. Все досадные помехи я отмечал краем сознания, но моё тело заученно и упорно преодолевало препоны. Ну не приспособлен для таких поз и телодвижений государев наряд!

Стараюсь держаться за наиболее густыми группами кустарника, в тени, луна светит ярко, и моя светлая одежда среди Кустов выделяется ярким пятном.

Скоро в просвете мельком увидел Суть происходящего. В кружке ребятишек двое вовсю мутузили друг дружку. Один повыше. В мелком признаю сына Резанова Петьку.

Обычно останавливаюсь, чтобы присмотреться к потасовке. Составить верное представление и принять взвешенное решение. Но тут гормоны Резанова впрыснулись в кровь, и он, перехватив управление нашим общим телом, с хрустом ломанулся напрямик.

Кто-то из местных ребятишек заметил и крикнул: "Атас, пацаны!" - и мальцы, словно стая Воробьёв порскнули в заросли. Ну, кроме переселенцев, поддерживающих Петьку, им округа незнакома.

Но что за растерзанный вид у отпрыска Резанова! Средней пуговицы на рубашке нет, воротник оторван, болтается на нитках, на коленке в штанишках дырка, глаз заплыл, губа разбита.

Скрываться уже не имеет смысла и я, с шумом раздвинув ветви, продираюсь на край поляны и, как в мёртвой сцене "Ревизора", демонстративно похлопал в ладоши:

– Браво, Пётр Николаевич! Что же это ты тут? Не успел приехать и сразу драться?

А мальчишка молодец, презрительно передёрнул плечиком, нехотя подошел.

– Об-ба! Герой, - с улыбкой потрепал я его по плечу: - С кем воевал?

– А-а, там, - он неопределённо махнул рукой в сторону.

– Ну, за что хоть бился?

И тут он помрачнел. Вздохнул, полез за пазуху. Вытащил разодранный в клочья лист бумаги. Точнее то, что от того осталось. В котором я не враз признал останки того самого самолётика:

– Вот...
– не удержался, обиженно хлюпнул носом.

– Ну, зато отвоевал, - треплю мальчишку по вихрам, успокаивая.

В кустах напротив слышится шум, потом правее, левее и вскоре мои Телохранители из бойцов ШОН - как незаметно для меня скользнули и как окружили, надо поощрить! Вот один продрался на поляну, держа за руки двоих набычившихся крепко сбитых местных мальчишек лет десяти, явно с индейской кровью, но по-русски носами картошкой. С другой стороны ещё один боец за шкирку одного и за руку другого. А спустя секунд тридцать душераздирающего хруста, отдуваясь, почти на весу выволок отчаянно извивающегося мальчишку третий боец.

– Ух, - выдохнул он: - Твоё Совеличество, товарищ бригадир, ну и вёрткий! И так мне по щиколотке саданул, будь он не босой, а в сапогах, хромым оставил бы! Прям хоть ща в ШОН к нам бери.

Парнишка перестал выкручиваться и глаза его заблестели: - Взаправду возьмёте!?

Тут Мы дружно захохотали. И я, утирая платком выступившие слёзы, сказал: - Это, брат, ещё заслужить надобно. Сначала вступить... Сколько тебе годков?

– Почитай девятый пошел.

– Знать восемь. В "Орлята". Это у соцарицы. Потом пионеры, затем РИМсомольцы. Под её началом сдадите нормы ГТО. Ну, ты-то сдашь, - Я посмотрел на него оценивающе. И про себя подумал: "Наверное, будем действительно из ребятишек формировать отряды будущих рабочих и бойцов".