"Сварщик" с Юноны 3 книга
Шрифт:
Яичница с беконом и правда удалась на славу. Мимикой показываю хозяйке насколько вкусно, женщина расцвела.
После третьего смачного куска Я наконец с набитым ртом обернулся к Губайдулле: - Ну что, всё готово?
Парень опустил голову, убито огорошил: - Тут такое дело, Ваше СоВеличество...
Такое начало мне не понравилось, насторожило.
Я приостановил вилку на полпути и полюбопытствовал: - А поточнее?
– Ну, провод в Новоархангельске забыли. Когда останавливались там, выносили грузы, Ну и забыли назад вернуть.
Это для меня был удар ниже пояса.
Я
– "спустил полкана" на парня.
– Ну, как же?...
– совсем расстроился он, - Я же к Вам. Подходил... Вы сказали: "Потом разберёмся"...
Тут встрял Резанов: "Сергей Юрьевич, ты на парня не отрывайся, мы с тобой должны были за этим следить. А ты вспомни, как всё бегом, бегом в Новоархангельске, много чего подупустили".
Да фигля мне теперь-то с этих увещеваний, разве за всем услежу? А он настоять обязан был!
На выручку Губайдулле Чингизхану пришёл Кусков: - Николай Петрович. Так это. Мы же это, туда, к ним, загружаем флейт. Зернецо, овощи. Так на обратном пути привезут.
Поворачиваюсь к Губайдулле: - Ну что сидишь? Дуй на радиостанцию, передавай сообщение!
– Да кто ж у меня без Вашей подписи примет?...
– совсем растерялся парень.
– Иэх. Ничего без меня не можете. Всё приходится самому.
Доев, отправляюсь на радиостанцию.
Когда возвращались, туман почти рассеялся. Спрашиваю:- Иван Александрович, и часто у вас такой туманищще-то?
– Да када как, Николай Петрович. По сезону. Бываить, что и кажный день. Оттово-то мы и в Верховье перенесли наши посевные площади, поля. Бо тут зерновые загнивають на корню, не вызревають. Да и овощи плохо урождаються. Потому поселенцы едут в долину Вилламет, в Верховье, там пшеница сам сто пятьдесят урождается. Ну и картошка не отстаёт. А туман до туда не доходит.
Некоторое время мы идём молча. Какая-то мысль, навеянная словами собеседника, смутно, но настырно карябается в моих мозгах.
И только на подходе к сокесарской двухъярусной избе, скорее напоминающей терем, в мою затуманенную похмельем башку продирается мысль: "Вот он, превосходный повод!"
А дома...
Все постройки в Галичье пока деревянные, точнее бревенчатые. Городок новый, возник на пустом берегу, строители деревенские мужики, возводят что умеют, да и ни мало-мальски грамотного архитектора, ни материалов для чего-либо иного здесь нет. Вернее, пока не было, архитектора-то мы сманили из России, а местные камень, глину, песок, известняк уверен в ближайшее время отыщем. Но пока на скорую руку из бревён.
Да быстро, пришли в голову "хрущёвские панельки" моего детства. А сокесарю отгрохали аж двухъярусную избу, скорее даже двухэтажный боярский терем!
Вхожу внутрь, обволакивает дух свежего дерева. Сама собой из глубин памяти всплыла картинка: я с деревенской детворой в сосновых посадках лакомимся земляникой. Ох, и сладкая да крупная же была! Потому, наверное, и врезалась в память. Но ноги внесли в большую комнату на втором этаже.
Тут благоверная хозяина моего организма наряжала
к завтраку дочурку Резанова, шестилетнюю модницу Оленьку. Кончита и сама ещё девчонка, едва восемнадцать стукнет, потому и играла с малышкой, словно с куклой.Услышав мои шаги, из соседней комнаты выбежали наперегонки Петька, который усердно поддавался, и Мигель, вслед за ними поспешает нянька Груня.
Обернулась и Кончита.
Развожу руки и воспитанные детишки, только и ждавшие такого разрешения, кинулись ко мне: "Папа! Папуля! Папулечка!" - меня аж озноб прошиб от нежности.
А следом память инквизиторски подсунула образы моих Фроськи и Лизки, в груди болезненно сжалось. С трудом пересилил себя, скроил улыбку.
– Коля, - подлезла под локоть и Кончита, и, обманутая моим показным добродушием, сказала: - Папа с мамой приглашают нас всех погостить у них. Поедем, а?
Резанов, которому я привычно для подобных ситуаций уступил место, подставив, толкнул меня: "Сергей Юрьевич, выручай! Невместно мне сейчас уехать, бросив своих подданных в разгар обустройства, в столь ответственное время на необжитом месте, почитай на чужбине!". Это был один из тех редких случаев, когда я был солидарен с ним: нужно во что бы, то ни стало остаться!
И я извернулся:
– Катя, мне никак не возможно принять их доброе приглашение, - ясное от улыбки личико молоденькой женщины подёрнулось разочарованием. И я поспешил растолковать помягче и "подсластить пилюлю": - Это я раньше был просто командор и иностранец, а теперь сокесарь, потому запросто, без приглашения властей, посетить иностранное государство мне невместно, увы... А тебе, природной испанке, с детьми необходимо непременно отправиться в родительский дом. Наговоритесь вдосталь, отдохнёте от дороги, а тут разгребётся да утрясётся. Думаю, вскоре сможем и вместе твоих навещать.
– Личико супруги со-владельца моего тело чуть светлеет, но уголки губок страдальчески опущены.
После чего мы все шумной гурьбой устремились по лестнице вниз, в столовую, где уже рассаживалось семейство дона Аргуэлло. Мать Кончиты, Донья Игнасия, высокая полная женщина немного торжественная. Рядом воюют, как все дети, за стулья Анна-Павла, Гертруда, Франческо, Сантьяго и остальные десять ребятишек. Дон Луис, как комендант крепости Сан-Франциско, не смог оставить пост и приехать встречать сестру с мужем и племянником.
После сытного застолья с деликатесами из далёкой России я, а точнее совладелец тела Резанов, в надежде смягчить невозможность отправиться в гости в родовое гнездо супруги, раздал подарки.
К моему изумлению бурный восторг и жгучую зависть вызвала подарочная моделька паровоза. Машинки-грузовички тоже заинтересовали и мальчиков, и девочек, но паровозик поразил воображение даже отца семейства. Дон Аргуэлло утратил испанскую чопорность, перегнулся через стол и с огоньком во взгляде изучал невиданную игрушку. А я взял себе на заметку, что ещё одним сегментом торговли явится продажа игрушек, не забыть бы записать.
– Что сие, сеньор Резанов?
– оторвавшись от разглядывания и приподняв модельку, полюбопытствовал тесть хозяина моего тела.