Свартхевди - северянин
Шрифт:
Собрать такой флот – дело многих месяцев, а договариваться о том, кто чего должен предоставить, да кто будет командовать – так и еще дольше, поэтому о карательном походе наш правитель узнал заранее. И в начале весны созвал Ледунг со всех фюльков нового Нурдланда. Ледунг – это ополчение, значится. Есть еще Малый Хирд – это дружина при правителе, ее не отпускают на жилое, и хирдманы служат за жалование, а не только за долю в добыче. Большим Хирдом называют общее войско, собираемое для большого набега. А Ледунг – это все кто может держать оружие на всем, что может плавать и при этом крупнее рыбачьей лодки. И вот, ясным весенним утром два флота встретились мористее островов Бьерке.
Дед не любил рассказывать об этой битве, страшнее, чем тогда, говорил, больше никогда и не бывало. Даже
На том и разошлись, причем каждая из сторон объявила свою победу в сражении.
Нурдланд – потому, что отбили многократно превосходящего противника, нанеся ему страшные потери. Во что это обошлось – уже и неважно, даром, что после сражения круг жрецов официально разрешил многоженство (не блудное сожительство, а именно несколько законных жен), дата же битвы стала поминальной, с говорящим названием Вдовий День, и отмечается ныне ежегодно – как же не выпить пива, в честь павших героев, пирующих ныне в чертогах Валхаллы, да не спеть песен во славу могучих Асов, даровавших победу.
Наши противники – потому, что обескровили северных пиратов так, что те долго их после не беспокоили, и прибрежные государства несколько лет смогли наслаждаться покоем. Еще более оживилась морская торговля, богатели прибрежные поселения.
И немало вис сложили скальды о том сражении, воспев победу в веках, в память и назидание будущим поколениям (я и сам знаю несколько).
Море же в районе островов Бьерке, да и сами острова плохим местом ныне считаются, которое каждый кормчий старается обойти мало не за десяток миль, а то и дальше. Батя рассказывал, что острова постоянно накрыты какой-то дымкой, и если подойти поближе, то вроде как корабли сквозь нее видать. Те самые, вражеские, что погибли в сражении. К самим островам, он говорит, желающих подойти не находится, что, впрочем, не значит, что их не было: немало кораблей, с побитой командой вынесло на берег островов, и прибрать бесхозное добро – те же брони, к примеру, охотников должно было найтись немало. Только никто тех смельчаков, что решили прах мертвых потревожить, больше не видел.
От мыслей, о славных деяниях прошлого, и любования прибрежными красотами, мысли сами как-то перетекли на дела насущные.
Как же коряво то все вышло, с этим свиданием, и бегством из борга. Еще вчера я был юным, но весьма перспективным дренгом, будущим колдуном, интересным женихом, сегодня – изгнанник, без семьи и рода. Всего имущества – лодка (краденая), да то, что мне Орм в руки
дал и в лодку положил. Так ведь, кстати, его и не поблагодарил, что выручил меня. Спас ведь мою тощую задницу от кола. Или шею, от ярма – если бы решился на Турид жениться. Здорово он все придумал, надеюсь, смог от Скряги на тинге отбрехаться, да матери объяснить, что к чему. Как же жалко ее расстраивать…Тут душу неприятно кольнула предательская мыслишка: как-то уж слишком вовремя Финн явился утречком. И свидетелей собрал, да Торстейна позвал – а тот живет совсем не рядом, и поторапливаться, ежели чего, совсем не умеет. А Орм сильно завидовал Хегни – как же, такую красавицу в жены отхватил – и заглядывался на сестру Ауд – юную Астрид, а та слаще всего улыбалась мне. И мне же завидовал – не достался ему дар Имира – способность творить волшебство. И проделал все уж больно ловко, все успел – и Гуннара подговорить, и лодку снарядить, и мне вещи приготовить для похода. Неужели…
Нет, не может быть. Орм – брат мой, не мог он меня предать. Мой брат – не может стать нидингом, не стал бы он этого делать, ведь всем известно – предавший родную кровь, бросивший в бою товарищей, трус и клятвопреступник не сможет попасть в чертоги Валхаллы. Врата из клинков мечей захлопнутся перед ним, радужный мост растает под ногами, и недостойный падет в бездны Нифльхейма.
Предатели крови, нарушители обетов и клятв все после смерти попадут в Нифльхейм – мир льда и вечной стужи, и пребудут там до конца времен, служа забавой для духов зимы. Нет участи горше.
И, если уж быть точным – кровь у нас не родная, и братья мы молочные.
Но, как бы то ни было, что сделано - то сделано. Орм мне все же помог, и я не буду думать о нем плохо. Лучше разберу, что он там мне наложил, а то вчера сколько мог – греб: парус я поставил, но ветерок слабый, а чем дальше я уберусь от борга, тем безопаснее: Финн мужик упорный, и лицо терять ему никак нельзя, а упустить же любовничка дочки, это ему как рожей в навоз.
Так, объемистый дорожный мешок, с широкой лямкой, туго набитый. Это хорошо и правильно, ну и что у нас там? Еда: сверток сухарей, мешочек с солью, полголовы козьего сыра, два слегка зачерствевших каравая, сушеная рыба, объемистая деревянная фляга, обтянутая кожей – я открутил пробку – густое свежее пиво. Хлебнул - на сердце стало чуть легче.
На дне мешка обнаружился пояс, с кольцами для оружия, ножом и ложкой в чехле, также наличествовал кошель из мелкой металлической сетки, металлическими же скобками крепившийся к поясу, в нем нашлись пяток серебряных монет, изрядно, впрочем, поистертых, и пара десятков медяков. Также в мешке наличествовала связка чистых полотняных лент (для перевязки), мешочек с сушеным мхом, небольшой точильный брусок, и тщательно упакованная мелочь, вроде пары мотков ниток из жил животных, игл, как прямых, чтобы шить одежду, так и одной изогнутой – зашивать раны, да маленький горшочек с живицей. Ну и небольшой кожаный котелок, с вложенными в него кремнем, огнивом и мешочком с трутом.
Отодвинув мешок в сторону, я обнаружил под ним сверток, и секиру. Добротную отцовскую секиру, на прочной дубовой рукояти полтора ярда длиной, обмотанной кожаным ремнем, с широким лезвием. Простая, без изысков и украшений – не самое лучшее из того, что было в нашем доме, но и не худшее, не тот хлам из сырого железа, что батя из последнего похода притащил и в подполе хранил, выжидая, пока у Магнуса-кузнеца запасы железного лома и крицы не иссякнут, чтобы впарить ему эту дрянь подороже – на топоры да вилы сойдет. Нет, в руках у меня просто справное орудие ратного труда. В свертке же оказалась кожаный доспех и шлем.
И то хорошо, глупо ожидать, что мне положат бахтерец или хауберк – буду рад, что есть хоть какая-то защита, не с голым пузом, случись чего, останусь. Держит, конечно, только скользящие удары, а от прямого удара копьем или топором расползется – зато легкая, мало стесняет движения, и если за борт вывалюсь – выплыть в такой броньке куда как легче, чем в кольчуге или чешуе той же. Правда, если намокнет – вонять в нем буду, как козел. Даже как два козла: с целью обработки, кожа, идущая на доспехи, вываривается, в чем – не знаю, но когда ветер от мастерской кожевника – ароматы летят просто лютые.