Сверхдержава

– Ты кто такая?

– Я баран, – заявила девушка. – Я правильная овечка, неспособная к агрессии – не могу дать по морде даже такому наглому грубияну, как ты. Поэтому опусти свою базуку, джанг, а то еще стрельнет ненароком.

– Хорошая девочка, – констатировал человек. – Воспитанная. Ладно, возьмем ее с собой.

– У меня чемодан в багажнике, – сказал Краев. – Можно, я его возьму?

– Бери.

Краев извлек чемодан. Самое дорогое, что там было – жилетка со спаривающимися обезьянками на спине. Жилетка, которую выбрала для него Лиза. Краев не расстался бы с этой одежонкой ни за что на свете.

– Ну вот и все. Куда теперь?

– Вперед. – Человек махнул стволом, показывая направление. – Сперва ты, потом она. Я пойду за вами. Бежать не пытайтесь. Медведи задерут – тут их до черта.

Они прошли метров двадцать, когда Николай обернулся к своему конвоиру. Он вспомнил кое-что.

– Слушай, – сказал он. – А машину-то зачем оставили? Меня будут искать, и по этой тачке сразу разберутся, что я где-то тут высадился. Перегнать ее надо в другое место.

– Перегнать? – Парень почесал стволом во лбу. – Ты прав, надо. Сейчас мы ее перегоним. Уши заткните.

И шарахнул, почти не целясь, из гранатомета – Краев не успел даже зажмуриться. Красный раскаленный шар вспух на месте, где только что стоял "БМВ". Вспух, раздулся как гигантский клещ, в долю секунды всосавший в себя тысячи литров крови, и лопнул. Краев успел прижать ладони к ушам, но гулкий звук все же ударил по барабанным перепонкам, едва не свалив Николая на землю. Он ожидал увидеть летящие в разные стороны обломки, деревья, вспыхивающие как факелы, разгорающиеся в лесной пожар. Но не увидел ничего подобного. Только черное выжженное пятно на земле, и резкий запах серы – как послание из ада.

– Хватит таращиться, – сказал человек. – Пошли, нас ждут.

ГЛАВА 2 ЛЕСНАЯ ДЫРА

– Сюда, быстро, – сказал человек в зеленой форме и показал стволом на землю – чтобы никаких сомнений не было, куда именно.

Ага. Ну, все ясно. Лечь на землю, мордой в траву. Руки на голову. Зажмурить глаза, оскалить зубы. Может быть, даже пустить от страха струйку – в последний раз удобрить землицу. Сделать последнее дело в жизни – маленькое, но хорошее. И считать, конечно. Считать еле уловимые шаги. Шаги человека, который отходит назад, чтобы прицелиться и влупить по тебе из гранатомета. Превратить тебя в газообразное состояние.

– Я не лягу, – хрипло сообщил Краев. – И она тоже. Стреляй так как есть. Посмотри в наши глаза перед смертью.

– Ты совсем сбрендил, Коля? – поинтересовался человек. – Ты решил, что я вас расстреливать сюда привел?

– А что, нет?

– Чума тебе в глотку! – выругался парень. – Это бараны на тебя так дурно действуют? Или под дурака косишь?

– Сам ты баран! – заявила Таня. – Тебя под прицелом подержать, ты бы и не так сбрендил!

– Я уже пять лет под прицелом гуляю, – огрызнулся человек. – Так, слушайте меня! Быстро встаем на этот хренов кусок земли! Предупреждаю – это лифт. И если какая-нибудь хренова баранина испугается и вздумает побежать, когда лифт начнет двигаться, то обещаю – влеплю пулю в задницу.

Он встал на одному ему известный пятачок земли и замер, широко расставив ноги. Краев и Таня скромно притулились рядом.

Ага, знакомая конструкция. То же, что было в подземелье у Агрегата, только замаскировано травкой-муравкой. И опять трое пассажиров – неизвестный тип в роли Салема, Таня в роли Лизы и Краев в роли Краева. Сейчас начнет дергать и трясти, потом погаснет свет, а потом, глядишь, разденут и погонят в душ. Что было бы весьма кстати после такой пыльной дороги. Интересно, Таня заглянет ко мне в кабинку, чтобы потереть спинку? Вероятно, нет. И слава Богу. Мне нужна только Лиза. Милый мой Лисенок – где ты теперь?..

Этот лифт, в отличие от заплесневевшего подъемника в городе чумников, был в полной исправности. Краев не успел моргнуть глазом, как все трое оказались внизу, в длинном прямом коридоре, освещенном желтым сиянием лампочек-спотов.

С дальнего конца коридора навстречу Краеву двигалась долговязая нескладная фигура. Николай узнавал ее походку. Этот человек всегда передвигался так, словно находился в третьей стадии опьянения. Болтающиеся руки, мотающаяся из стороны в сторону голова. Человек качался при ходьбе, как при четырехбалльной морской качке.

Для полноты картины должны были также наличествовать оттопыренные уши, позаимствованные, вероятно, у маленького слона, тонкие бледные губы и крючковатый нос. Человек шел вперед и Краев убеждался, что все имелось в полном комплекте – и уши, и губы, и нос соответствующей формы. Глаз, правда, сохранился только один – второй был прикрыт черной пиратской повязкой. И физиономия постарела – этот человек всегда был склонен к морщинообразованию, а теперь лицо его и вовсе изошло тектоническими складками. И все равно это был он – собственной персоной.

Бессонов.

– Привет, Коля! – Бессонов раскрыл руки, очевидно, ожидая, что Краев кинется к нему в объятия. – Господи, как давно я тебя не видел! Ты прекрасно выглядишь, старина! Ну просто мальчик! Германия пошла тебе на пользу.

– Здравствуй, Люк, – растерянно произнес Краев. – А что ты здесь делаешь? Я думал, ты там, с ними…

– С кем – с ними?

– С Давилой и прочей компанией.

– Нет. – Голова Бессонова мотнулась в очередной раз, рот разъехался в улыбке от уха до уха, обнажив редкие, частично золотые зубы. – Я давно не с ними, Коля. Ты был не дурак, Коля – ты удрал первым. Я сбежал через несколько месяцев после тебя, и далось мне это гораздо труднее. Они, правда, помнят обо мне, не могут забыть почему-то. Но только вот не могут найти меня, старого пакостника. Пока не могут.

С этими словами Бессонов преодолел расстояние, оставшееся между ним и Краевым, и облапил Николая тощими обезьяньими руками. Обнимаемый Краев стоял и моргал глазами. Он не мог сказать ничего, потому что не знал: верить тому, что слышит, или нет.

Леонид Бессонов был одним из его лучших друзей – еще в том, допрезидентском, дочумном прошлом. Друзья звали Бессонова Люком в честь Люка Бессона, почти однофамильца, известного французского кинорежиссера. Люк Бессонов славился не только экстравагантной внешностью Кощея Бессмертного, он также был талантливым психологом, специалистом по заглядыванию в человеческие умы. Он аккуратно и умело вскрывал души, спрятанные в консервные банки комплексов и стереотипов. Бессонов коллекционировал и систематизировал пороки и достоинства, раскладывал характеры по полкам и прикреплял к ним маленькие ярлычки с номерами. Он препарировал неразрешимые проблемы на глазах у их обладателей, расчленял их на отдельные части и показывал, как с ними справиться. И самое главное: он составлял тесты – хитроумные анкеты, кажущиеся простыми наборами предложений, слов или геометрических фигур, которые нужно было отметить или не отметить крестиками. Это казалось безобидной игрой, но Краев знал: ничто не могло укрыться от бессоновских тестов, проникающих до самых глубинных душевных слоев как излучение урана. Тесты были уникальной технологией Бессонова. Никто не знал, как он их составлял, каким образом расшифровывал, но они раздевали человека до самых костей.

Каким был Бессонов в жизни? Безусловно, приятным. Профессионал общения с людьми, он мог найти подход к любому. Но была у Бессонова еще одна особенность: нелюбовь к лицемерию. Люк давно перешагнул через ту стадию собственного развития, когда лицемерие могло добавить что-то к освоению окружающих его человеческих ресурсов. Он был неординарным интеллектуалом, но умудрялся оставаться естественным и свободным человеком. Он видел глубинную грязь, накопившуюся в душах людей, но не делал из этого трагедии. Он был ироничен, но никогда не использовал свое выдающееся чувство юмора в качестве оружия нападения. Его некрасивая телесная оболочка не отталкивала людей – светлая аура облагораживала ее и делала Бессонова одним из самых лучших собеседников на свете.