Сверхъестественный дневник сумеречного Хогвартса 4. Последняя битва

Содрогнулась даже Астрономическая башня. А Северус Снейп, приняв завывания Убивашки за вой адских псов, подумал, что настал его смертный час. Самое время помыть голову и надеть погребальную ночнушку.

Гарри Поттер, подхватив рюкзак и фуфайку, строевым шагом подошел к двери и только протянул к ней свои загребущие ручонки, как услышал вкрадчивый голос нового преподавателя ОБЖ за спиной.

– Что-то ты, Поттер, похож на маленького грустного ёжика, – произнесла Кэтрин, подпиливая ноготь куском наждачной бумаги. – А птичка…жирная птичка, фамилия которой начинается на «Д», а заканчивается на «-ОЛГОПУПС», напела мне, что это связано с тем, что ты по ночам ходишь к пахану. Наводит на некие непристойные мысли, Поттер.

От слов проницательной женщины Гарри побагровел.

– Это секрет, мисс Пирс, – признался он. – Пахан меня убьет.

– Пахан-то? Что он сделает? Бородой тебя задушит? – хмыкнула Кэтрин. – Ты Избранный, Поттер. Парадом руководишь ты. Признавайся, Поттер, иначе я скажу профессору Сальваторе, что он твой не самый любимый учитель…

– АААААА!!!!

– …скажу, что ты больше любишь Холмса.

– АААААА!!! Почему вы такая жестокая женщина????

Кэтрин захохотала смехом Сатаны.

– Ладно-ладно, – признался Гарри, присев на парту. – Пахан показывал мне воспоминание, связанное с цыганенком Томом.

– И?

– И там был…Люцифер.

– И?

– И он возглавлял движение неонацистов.

– Ах он гнида, – выплюнула Кэтрин. – Ну, так в чем загадка?

Гарри взволнованно подтянул носки. Оглянувшись, боясь что их подслушают, Мальчик-Который-Трепло продолжил свой рассказ.

– Люцифер «подфотошопил» концовку воспоминания на самом интересном месте. И Дамблдор поручил мне добыть истинный конец воспоминания.

Кэтрин, ничего сначала не поняв, закивала.

Рассказав ей и про плутоний, и про унитаз, и про казан, и про Гриндевальда в костюме алтайского шамана (зачем-то), Гарри обессилено вздохнул.

– А как расколоть Люцифера я ебу вообще, – признался Избранный.

– Как хорошо, Поттер, что ты знаком со мной, с гуру по добыче информации, – гордо сказала Кэтрин, приобняв сникшего парня.

– Вы поможете? – мигом приободрился Гарри.

– Мы же почти родня, глиста ты очкастая. Бери блокнот и записывай.

Клаус Майклсон проснулся в полдень от страшных криков на латыни, вперемешку с детским плачем и страшными завываниями. Отшвырнув стопку писем от некой Кэролайн, затем, почесав небритый подбородок, Клаус, вскочил на ноги, позавтракал плавленым сырком и темным пивом, и, словно зомби, пошатываясь и спотыкаясь, поплелся вверх по лестнице, на источник этих страшных звуков.

– Едрить меня в колено! – ахнул самый богемный обитатель замка, при виде картины, разворачивавшейся в покоях генералиссимуса.

Над кроваткой с орущей Убивашкой плясали в диком танце маленьких экзорцистов Винчестеры, тыкая под нос ребенку то крест животворящий, то флягу со святой водой. За Винчестерами, крича и матерясь, бегал Эдвард Каллен, кажется, самый адекватный в комнате. Сам генералиссимус, которому самогонщица усердно подливала бормотухи, что-то путано вещал об экономическом кризисе, масонах и почему-то Люцифере.

– Вы что, ироды, делаете?! – прогремел Клаус. – Почто ребятенка пугаете?

– В ней, по ходу, демон, – пояснил Дин.

– В тебе, по ходу, шизофрения! – рявкнул Клаус. – Не можете успокоить, так и скажите.

– Вперед, Клаус, – сухо сказал Деймон. – Мы ей даже рот заклеивать пытались, так она скотч деснами перегрызла. Кровожадной будет.

Однако, вопреки всем насмешкам и ожиданиям, наследница папиного кителя генералиссимуса, завидев средь безумных морд небритый лик Клауса Майклсона, затихла.

Экзорцисты, режиссер, самогонщица и военрук мигом затихли, прервав поток брани.

Клаус, чуть смутившись, наклонился над кроваткой, дыхнув на ребенка парами вчерашнего темного пива, и…улыбнулся.

Убивашка тоже улыбнулась и потянула к небритому лицу няньки ручки.

– Какого хуя? – возмутился Деймон. – Эта женщина явно забыла, кто ее отец!

Клаус, смутившись, покраснел до самых ушей. В голове, наверное от прокисшего пива, замелькали странные картинки.

Как бы сказал Стефан Сальваторе, воспитанный на бессмертной литературной классике, цепкие нити осознания всего, что происходит в этом мире, в один миг лопнули, и все, что знал и помнил Никлаус Майклсон, взмыло бы вверх, прочь из головы, как связка воздушных шариков. Мигом протрезвевший рассудок рисовал в голове новые образы: дача в Новом Орлеане, братья и сестра в расписных аутентичных нарядах, безносое лицо Темного Лорда, стопка писем от загадочной Кэролайн – все это в один миг покинуло центр всех тревог и испарилось, как капли воды на раскаленном железе.

Остался лишь Клаус Майклсон, которого теперь держала новая нить. Скорее даже трос из самого прочного сплава, который даже в адском огне не сгорит.

Трос, а может и тысячи таких же тросов, туго привязали его к новой Вселенной, которая сейчас улыбалась ему из детской кроватки.

Как сказал бы сам Клаус Майклсон, который не обладал таким ярко-выраженным чутьем порывом к прекрасному, как библиотекарь, он просто охуел.

– Етить-колотить! – воскликнул Эдвард, нарушив ход мыслей небритого гибрида. – Да это ж импринтинг!

– Не ругайся, Эдик, – одернул его Сэм.

– Нет, у нас, в Форксе, так называют дохуя сильную любовь оборотня, – мудро пояснил Эдвард. – Клаус же наполовину оборотень, я и не думал, что на него действует подобная хуйня.

– Какая хуйня? – не понял Деймон, наслаждаясь тишиной.

– Проще говоря, лет через восемнадцать, ты будешь называть Клауса зятем, – сказала Виктория, осведомленная в теме оборотней из Форкса.

Глаза военрука округлились от ужаса.

– Вашу мать! – прорычал он. – Не зря ты, Клаус, в СИЗО Азкабан просидел! Да ты же педофил!

– Да вы что, озверели? – возмутился Клаус.

– Ах ты гибрид позорный! Знаешь, что с такими на зоне делают?!

– Ну вы и уроды, товарищи, – рявкнул Клаус, отпрянув от кроватки. – Сами успокаивайте.

И, стоило ему отойти на пару шагов, как комнату сотряс еще более громкий плач, от которого у Эдварда кровь из ушей полилась.

– Крестом потрясите, – посоветовал Клаус, неспешно удаляясь из комнаты. – Поможет.

– Сделайте что-нибудь! – орала Виктория, зажав уши ладонями.