Сверхновая американская фантастика, 1994 № 03
Шрифт:
— Почему ты пряталась? — спросил я ее наконец.
— Не знаю, — ответила она с полным ртом.
Что ж, лучше и не скажешь, подумал я устало. Если бы она меня спросила, почему я ее прячу, я ответил бы то же самое.
— Ты знаешь, кто тебя разыскивает?
Она покачала головой.
— Мне опять нужно лечь на пол?
Я знал, что при дневном свете это не столь эффективно.
— Нет. Но оставайся на заднем сидении. Ты ведь знаешь, что некоторые люди тебя разыскивают, правда?
Она серьезно кивнула.
— Ну вот, а если нам придется остановиться, снова ложись
— О'кей.
Когда мы двинулись дальше, она устроилась на краешке заднего сидения, положив подбородок на спинку переднего.
— Где ты ночевала, пока пряталась? — спросил я.
— В разных местах. Однажды в машине. А в другой раз я увидела, как собака заходит в дом, и я зашла вместе с ней. У собаки была собственная маленькая дверца. Она стала моим другом.
Дверь для собаки? Я выуживал из нее то, что она помнила, или то, чем хотела со мной поделиться. По ее словам, она помнила о крушении самолета и видела машины вокруг и всех этих людей, которые о чем-то говорили, открыла дверцу одной из машин и забралась внутрь. Но ей те люди не понравились, они слишком громко кричали, и она ушла, когда они все уснули. Потом она прошла за собакой в дом и поела там кукурузных хлопьев. Зашла в другой дом, но хозяева вернулись и закрыли за собой двери, она пряталась в чулане всю ночь и там же уснула, а когда они на следующее утро ушли, вылезла через окно.
— А почему ты попросила меня купить тебе мороженое?
— Мне хотелось есть.
Пока она говорила, меня охватывала злость и возмущение, но теперь я чувствовал только великую печаль, даже под ложечкой засосало. Я наблюдал за ней в зеркало заднего обзора: она внимательно рассматривала все, мимо чего мы проезжали. Для нее все было новым, я это понял; она открывала мир, и самые первые уроки, которые она получила, дали ей навыки выживания. Их-то она хорошо усвоила.
Мы подъезжали к городу Фредерик, машин стало больше, и наконец потянулись магазинчики.
Я купил ей все необходимые вещи, велел переодеться на заднем сидении, потом мы заехали на заправочную и там в туалете она умылась и причесалась.
Когда она вернулась, я посадил ее рядом с собой; если ребенок сидит на заднем сидении, это выглядит подозрительно. Кажется, настоящие родители обычно так не поступают.
Мы опять остановились, и я купил ей еще несколько вещичек, и тут обнаружилась новая проблема Она слишком отличалась теперь от других детей именно тем, что была одета во все только что купленное, с иголочки. Кроме туфель. Обувь, подумал я с ужасом. Ей нужен больший размер.
И еще — я должен был как-то ее называть.
— Когда мы среди людей, — сказал я ей, сидя в машине, — ты меня должна называть папа. Ладно?
— А ты тоже не знаешь своего имени, да?
— Я-то знаю, но маленькие дети не называют своих родителей по имени. Они их называют «мама» и «папа». Нужно придумать тебе имя. Тебе какое имя нравится?
Она пожала плечами.
— Не знаю.
— Когда тебя ребята спрашивали, как тебя
зовут, что ты говорила?— Они не спрашивали. Однажды я сказала, что меня зовут Малышка, одна девочка стукнула меня и убежала.
Глянув на меня искоса, она спросила:
— Опра? Пусть меня будут звать Опра?
— Нет Это не подходит. Как насчет Сары? Или Дженнифер? Или Мишель? Рэчел?
Она поджала губы и сказала тоном, не допускающим возражений.
— Сегодня меня зовут Долли.
Болезненное чувство снова вернулось ко мне. Она не знала никаких имен.
— Пусть Долли, — сказал я. — Но только сегодня.
Впереди я увидел вывеску «Благотворительная распродажа» и направил машину туда. Там должна быть вполне приличная комиссионная одежда, в том числе для детей. Может быть, даже туфли.
Нам удалось купить больше полезных вещей, чем где-либо. Я даже купил кое-что навырост для «ее старшей сестры». Она посмотрела на меня просительно секунду, хотела что-то сказать, потом глянула куда-то мимо меня.
— А можно мне книгу?
Там была букинистическая секция, и на одной полке стояли детские книги. Она, однако, пропустила слишком простые и начала просматривать книжки, которые, по моему разумению, годились для трех-четырехклассников. Когда она успела научиться читать? Она выбрала четыре книги, и мы вышли из магазина. Она скакала рядом со мной, улыбаясь. Я не так уж часто видел ее улыбку — хорошая такая улыбка.
Я снова вел машину и спросил, где она научилась читать.
— Я не знаю.
— Может по телеурокам в программе «Сезам-стрит»? — предположил я.
Она просветлела и сказала, что да, она смотрела «Сезам-стрит», и снова вернулась к книге, которую читала.
Я купил льда для походного холодильника, молока, сока и фруктов, и мы продолжали продвигаться на юг. Путешествие без цели, подумал я. Настроение от этого ничуть не улучшалось.
Сначала мои мысли были полностью заняты тем, как осуществить задуманный план, а рассуждениями, что буду делать потом, я не задавался. На деле же просто не был уверен, что план удастся.
Ее инстинкт говорил ей «прячься», а мой — «помоги ей». А что теперь? Внутренний голос молчал, ничего не подсказывая. Я могу колесить с ней по дорогам еще несколько дней, а что потом? Совершенно очевидно, я не мог взять ее к себе, но не мог и оставаться в пути вечно.
Я взглянул на нее, она беззвучно произносила непонятные слова, шевеля губами.
Ее лоб перерезала маленькая морщинка. Она спросила меня значение некоторых слов — «сомнительный», «нерешительный», «благотворный», «умиротворенный».
«Что ты такое? — хотел я потребовать ответа. — Кто ты? Игра природы, мутант? Продолжится ли процесс акселерации и взросления такими темпами и дальше? Или это болезнь?»
Я понимал, что испугало Керша.
Он дал мне ключ, когда сказал, что она будет выделяться, как динозавр на пляже, если выйдет одна ночью. Динозавр на пляже. А может быть, это мы, все остальные, уже вроде динозавров? Есть ли еще такие, как она? Ее дети, значит, будут весить несколько унций при рождении и достигнут зрелости через пару лет? Одни вопросы без ответов.