Свет проклятых звёзд

— Обязанность написана на королевских бумагах, — заулыбался боец, которого беоринг запомнил по умению вставить веское слово — в Барад Эйтель учился, видимо. — А долг — он в сердце.

— Нас послали воду искать, — начали настаивать уже трое мужчин.

Арахон кивнул, взял из тайника кусок засохшей кожи, размером с ладонь и быстро что-то начертил.

— Вдвоём с Маланором мы сможем продержаться здесь дольше, чем всем отрядом, — сказал командир, кивнув храброму соратнику, говорившему о долге и обязанностях. — Остальные — возвращайтесь. Мы не нашли возможностей для продвижения армии, земли вымерли. Вероятно, мы близки к победе, осада принесла результаты, и верховный Голфин может спать спокойно.

Торгор ощутил обиду и ещё большее опустошение: ему даже не предложили продолжить поиски. В него здесь не верят.

«Это будет мой первый и последний поход к Морготу! — решил беоринг. — Накрывать на стол, бестолку мотаться по пыльной пустыне и сидеть в осадном лагере может кто угодно! Но раз уж я здесь, пусть в этом будет смысл».

— Я тоже останусь искать подземный город, — как смог твёрдо произнёс Торгор, посмотрев в глаза Арахона. — Я остаюсь.

— Я обязан напомнить, — командир сделал такое лицо, что захотелось послать всех в бездну и вернуться домой, — что мы рискуем остаться без запасов и сожрать друг друга. А потом всё равно подохнуть, и никто нас даже искать не станет.

— Значит, такова воля рока, — процедил сквозь зубы беоринг.

— Я тоже таким был, — отмахнулся Маланор. — И многие из тех, кого дома не дождались. А тот, кто про обязанность и долг писал, вернулся из своего последнего похода, хворать начал, а потом убил соседа и его сына. Никто не понял, почему. В общем, решили его судить, но он помер в ночь перед разбирательством. Грустно это всё.

— Да, — согласился Арахон, — грустно, когда ты уже ни в войне, ни в мире пользы не приносишь. Но пока это не про нас. Выходите в путь, братья, несите добрые вести. Про нас же не говорите ни плохого, ни хорошего. Остались и остались. Кому надо — подождут. А остальных мы и сами не слишком ценим.

Разведчики обнялись на прощание, и вскоре тайная землянка пугающе опустела.

Командир подошёл к стене, взял нож, принялся выцарапывать надпись.

— Я пророчить не берусь, но точно знаю, что вернусь, — прочитал Маланор. — Знакомое что-то. Где-то слышал.

— Да, песня вроде эльфийская, — улыбнулся командир. — Я только эту строчку помню — нравится она мне.

— Да-а, — протянул пожилой разведчик. — Красивая. Ладно, пойду немного покараулю, воды выпарю, а вы спите. Потом сменимся, и в путь. Подземелье само себя не найдёт.

Торгор был уверен, что не сможет сомкнуть глаз, но снова спорить и доказывать свою значимость на словах не хотелось. Лучше быть полезным в деле, а для этого и правда следует отдохнуть. Или ещё больше себя вымотать — тут уж как повезёт.

***

— Сдристнули дырявые, — выслушав доклад мыши и угостив её куском мяса, хохотнул орк.

— Там всё пересохло, — пискнула вампирша, — дырявые пройти не могут.

— Может, проводишь их? — предложил Драконий Член. — А то нам надо их войско затраханное на плато долбанное привести, а они застряли.

— Тогда один самый красивый пленный будет мой, — глазки мыши стали масляными. — Хочу поиграть.

— Для тебя и трёх не жалко, — полуорк шутливо поклонился. — Я бы сам тебя повалял, да ты ж боишься, обличье не меняешь, а в мышь сувать — ну не.

— А ты глаза закрой, — посоветовала крылатая шпионка.

Алкарим расхохотались, делая вид, будто никто из них никогда не «сувал» в разных животных, хотя по слухам, некоторые вроде бы сношали и ножны, и норы в земле, где помягче. Мышь за этим не следила, предпочитая развлекаться иначе — дурить голову врагам Владыки не надоедало с самых первых битв в Арде. Жаль, орки не понимали такого сложного для них веселья. Что ж, каждому своё.

И лишь избранным — чужое тоже.

Примечание к части Эльфийская песня: цитата из "Я вернусь" И. Талькова

Может быть, кто-то ещё помнит, чья она по сюжету)

Быть полуэльфом

Из осадного лагеря в ущелье на восточной границе Белерианда Бреголаса с женой провожали гномьи торговцы, и почти всю дорогу велось обсуждение пока неизданного приказа вождя дортонионского Фиримара о службе всех здоровых мужчин в армии: пять лет — Ард-Гален, пять — Дортонион. В основном этот закон вызывал недоумение и осуждение, однако сам полуэльф расценивал решение бати иначе. Если, например, отправлять на службу тех, кому двадцать-двадцать пять лет, у них уже будут дети, способные помогать матери, а бабушки-дедушки тоже ещё в силах, учитывая обычную продолжительность жизни. Бреголас полагал, что батя хочет решить сразу несколько проблем, и готов был защищать его методы, ведь трудности действительно имели место.

Во-первых, слишком быстрый рост населения, из-за которого бесконечно расширяется город и кладбище. Столько людей невозможно хорошо обучить и прокормить, проследить за подданными становится сложнее в разы. Не сказать, что Бреголас любил порядок, но позицию бати разделял безоговорочно.

Во-вторых, зная не понаслышке об угрозе с севера, люди иначе станут относиться к жизни. Может быть и нет, но эльфы что-то такое вроде бы говорили.

— Хороший у вас вождь, — словно услышав мысли приёмного сына Брегора сказал гном супруге Бреголаса, незаметно подсовывая всё новые и новые украшения — в основном, подвески-камеи, — только не умеет идти одним курсом. Мы как живём? Решили, что вот эти соседи — нам друзья, а те — нет, и всё. Надумали оссириандский лес через Таргелион возить — и возим. А Брегор вечно сомневается и что-то меняет. А так только девы прекрасные с украшениями поступают.

Аданет умилялась, но знала — муж покупки не одобрит.

— Так жизнь меняется, — серьёзно посмотрел на торговца Бреголас. — И решения приходится новые принимать.

— Ладно, молодец, что папку защищаешь.

Полуэльф хотел поспорить, однако бородачи вдруг затянули песню, весело улыбаясь в сторону бочек с солёной сирионской рыбой:

— Покорны дракону стихии: огонь и вода!

И громы, и молнии тоже дракону подвластны.

Но что не сумеет дракон ни за что, никогда —

Так это в себе обуздать бесконечные страсти.

Страстно в любое сраженье бросается он,

Любого врага бьёт без жалости, но и без страха.

Силён, но всегда и во всём предсказуем дракон,

И это приводит его к неизбежному краху.

— Хорошо, что вас Алмарил не слышит — счас бы взбесился, — хохотнул рыже-седой гном. — Давно я его, кстати, не видел.

— Он вроде в Дортонион уезжал, но там со всеми переругался, как обычно, — весело заговорила гномиха, одетая в меха, несмотря на довольно тёплую погоду. — Потом его, кажется, на окраине Дор-Ломина видели. Ой, да что вы его вспомнили? Настроение только портите! Мне ещё с его отцом предстоит беседа неприятная. Наши искатели говорят, будто приметы на оссириандской лесозаготовке сошлись, копать надо — жила там. Серебряная. Но Зелёные ж как дикари какие — с ними договориться — проще до Валинора вплавь добраться. Но карантирова жена вроде там местная, живёт сейчас там с сынком, вот придётся мне кланяться ехать. Сначала королю, а потом королеве и принцу.

— И больше всего обожают драконы себя, — продолжалась песня. — А слабых и меньших всегда и во всём презирают.

Не помнит дракон, что он просто большая змея,

Не видит дракон, что он ходит по самому краю.

— Можно мне записать эти стихи? — спросила супруга Бреголаса, покачиваясь в ритм мелодии. — С детства обожаю истории про Червя!

Гном с камеями протянул запечатанный свиток, чернильницу и перья, предлагая купить.

— Заплачу, если сами мне песню здесь напишите, — не растерялась аданет.