Свет проклятых звёзд

Брегор промолчал.

— Посмотри на него, — заплакала Мельдир, кивая на ребёнка, — неужели тебе не жаль эту маленькую жизнь? Мы так долго его ждали, столько пережили, чтобы какой-то морготов урод его убил или искалечил?! Я не верю, что ты этого можешь хотеть! Или тебе нравится убивать настолько сильно, что ты уже взялся за детей?! Так больше горя, да? Ты упиваешься им?

Посмотрев на едва заметную среди пелёнок макушку сына с редкими чёрными волосиками, вождь молча вышел за дверь.

Надо проверить пожарных и их готовность к длительной жаре. А кроме того, очень хотелось бы самому от неё не подохнуть.

***

Мельдир вытерла слёзы, удостоверилась, что сын жив.

— Барахир, — прошептала она, чтобы никто не услышал, даже если стоит под дверью, — ты будешь лучше своего отца. Я знаю. Ты будешь лучше всех.

Мальчик зашевелился, открыл глаза. Взгляд не выражал ничего такого, что могло бы удивить или напугать, но Мельдир вдруг вспомнила, что говорил ей Брегор, когда предлагал стать его женой. Тогда, много лет назад юный внук вождя Борона, оказавшийся на волосок от гибели, смотрел на любимую девушку без страха будущего и хвалил её за смелость и помощь другим. Почему же теперь Мельдир всего боится?

Да, долгожданный выстраданный сын — это не пирожки в корзинке, которые легко отдать оставшимся без дома сородичам. Жизнь единственного мальчика — не крохи хлеба для голодных. Но ведь он — будущий вождь! Барахир родился, чтобы встать во главе народа, защищать его, беречь и направлять. И он не сможет сделать это, если вырастет ото всего оберегаемым трусом.

— Пожалуйста, — Мельдир коснулась губами мягкого лобика, — живи. Ради всех беорингов. Обещаю, я сделаю всё, чтобы ты вырос достойным мужем.

Малыш чуть заметно улыбнулся.

— Я клянусь, Барахир! Только живи!

За окном начало смеркаться. Самые длинные летние дни стали угасать, но сейчас это замечали лишь наиболее внимательные и не перегруженные работой люди или вовсе бездельники.

Пока ещё вокруг светло, а значит, о тёмных временах можно себе позволить не задумываться.

Примечание к части Песня из фэнтези-мюзикла "Ундина" "Я стала никем"

Тревожно. Неестественно. Страшно

Отложив записи, Маэдрос немного подумал, остановив взгляд на пустой стене, а потом резко смял листы и швырнул в огонь камина. Макалаурэ поднял глаза от развёрнутого свитка.

— Мне не нравится политика Второго Дома, — произнёс старший Феаноринг, почти не двигая губами. — Их лидер всегда творил странные дела, и сейчас действует необдуманно.

— Почему? — менестрель задал вопрос, хотя догадывался, что именно не устраивает брата на этот раз.

— Потому что потакать амбициям смертных вождей ради достижения своих бессмысленных целей — это путь по краю обрыва после многодневных дождей.

— Как это поэтично! — восхитился Макалаурэ, мечтательно посмотрел куда-то в пустоту. — Где был я, когда шёл чёрный дождь?

— Не начинай, Кано, — скривился Маэдрос. — Ты понимаешь, чем нам грозит то, что один из любимчиков Финдарато боится жить на одной земле с сильными молодыми здоровыми мужчинами?

Король-менестрель удивился с заметным ехидством.

— Это тебе смешно, нестареющий эльф, — хмыкнул химрингский лорд. — Мне тоже смешно, но когда мы получим последствия чьих-то нездоровых действий и потакания им со стороны нашего сердобольного родича, весело быть перестанет. Если я правильно понял, у потомка дикого друга нашего Артафиндэ скоро родится наследник, и это радостное событие вскружило голову счастливому в перспективе отцу.

Макалаурэ заулыбался ещё шире.

— Брегор, похоже, испугался и за себя, и за будущего сына, — продолжал Маэдрос, переводя взгляд то на брата, то на Тангородрим вдали за окном. — Для него теперь любой мужчина — враг, потенциальный убийца и заговорщик против нынешнего и будущего вождей.

— Ты так подумал из-за внезапного письма в Барад Эйтель? — поинтересовался менестрель.

— Да. Понимаешь, Кано, — старший Феаноринг заговорил медленнее, — изначально Дортонион нехотя согласился на посильную помощь осадному лагерю, особенно его западной части, но потом начал сваливать на Ард-Гален весь накопившийся мусор в перемешку со считанными хорошими бойцами. Это не было проблемой. Сначала. Но теперь речь идёт уже о половине взрослого населения Фиримара, и я подозреваю, что дело не в желании помочь нам, а в попытках укрепить власть. Но самое отвратительное в этой ситуации то, что Нолофинвэ готов играть по правилам человеческого вождя, лишь бы его армия стала больше моей!

— Я слушаю тебя и диву даюсь, — Макалаурэ пожал плечами. — То ли ты сам себя не слышишь, то ли перенял от смертных короткую память. В любом случае, я напомню тебе о том, что имею в виду: было время, когда ты агрессивно не соглашался с отцом в вопросах численности армии. Он утверждал, что качество важнее количества, а ты не желал это признавать.

— Ты не сравнивай эльфов и людей, Кано, — химрингский лорд посмотрел на брата, как на дурачка, — это стратегия Моргота — набрать толпу сброда и обрушить на вражескую территорию. И спорили мы с отцом о битве, а не об осаде! Ты разницу понимаешь? Сейчас мы не можем забросить Морготу за горы весь дортонионский мусор, поскольку это слишком долго и сложно, и Моргот, поняв, что мы пытаемся сделать, может опять выпустить в нашу сторону очередного монстра, с которым мы не будем знать, что делать. Я уверен, что лучший выход — это брать Моргота измором, заставить его орочьё сожрать чудовищ или наоборот, а после — подохнуть, однако Нолофинвэ слишком хочет быть первым и главным, чтобы слушать разум. Он тешит амбиции смертных, чтобы доказать правоту! Но во что в итоге превращается Ард-Гален? Ты замечаешь?

«Майти», — едва не обратился к брату, словно в давние времена менестрель, и сам удивился неожиданно ожившей привычке.

 — Послушай, — с трудом проглотил отвергнутое имя Макалаурэ, — я заметил, что из-за малочисленности войска моё королевство превратилось в обгорелые осквернённые руины, и поверь, я был бы больше рад помойке, чем братской могиле.

— Нет, Кано, — твёрдо сказал Маэдрос, задержав взгляд на скале. — Если смертному вождю надо избавиться от соплеменников, пусть разбирается своими силами. Я не стану палачом для подданных Финдарато. Я понимаю, что Брегор думает, будто удобнее править калеками, чем здоровыми, но я уже сказал Варнондо и готов повторять любому, что людей в осадном лагере будет ровно столько, сколько необходимо Барад Эйтель для вылазок и защиты границ.

— Но что насчёт полуэльфов? — вдруг спросил менестрель, многозначительно посмотрев на дверь, за которой уже давно ждал крайне настырный молодой воин, жаждущий крови врагов. — Я бы мог взять их в своё пограничное войско.

Второй сын Феанаро многозначительно посмотрел на старшего брата.

— Ты про Бреголаса, да? — хмыкнул Маэдрос. — Да, он поразительно похож на Нолдо.

— Так я возьму его в свою армию?

Феаноринги встретились взглядами.

— Да, Кано, — серьёзно сказал химрингский лорд. — Только пусть не тащит к тебе всех, кто не нравится его вождю. Не превращай эльфийское воинство в оркоподобную толпу.

— Хорошо, что Артафиндэ тебя не слышит.

— Пожалуй.

Повисло молчание. Маэдрос снова уставился в сторону окутанных колдовской тьмой чёрных скал.

— Люди ждут, когда выйдешь, подаришь им мир, — запел вдруг Макалаурэ, странно растянув губы. — Улыбнёшься, как детям своим, и утешишь,

Ты же создан их верой — легенда и миф,

И заложник любви, ставший гипсовой вещью.

Словно маг, сотворил иллюзорную жизнь,

В каждом слове твоём слышат мудрость пророка,