Свет проклятых звёзд

— Молчи! — Бреголас грубо закрыл жене рот ладонью, задрал рубашку, забрался между ног и спустил с себя штаны ровно настолько, чтобы не мешали соитию. — Я найду тех, кто возьмёт меня на войну! Без тебя. Ты будешь полы мыть.

Аданет поддержала игру, вывернулась, легла на живот, приподняв бёдра, а потом свесилась по пояс на пол и принялась его тереть мыльной тряпкой в такт движениям мужа.

— Я — долбанная поломойка! — выдавила женщина с прерывистыми выдохами. — Долби давай, чтоб блестело! Долбанный полукровка!

Бреголас зарычал, впился зубами в спину жены, принялся кусать, оставляя новые ранки поверх уже заживающих.

— Как ты меня назвала, безотцовщина?! — зубы впились сильнее, аданет задёргалась, вырываясь.

— Полукровка долбанный! Веником отымею!

Проходившие в этот момент по коридору гном и эльф удивлённо переглянулись, прислушались и тихо рассмеялись.

***

Брегиль посмотрела на полную горячей пены лохань, вздохнула. Был момент, когда старшая дочь Брегора хотела всё забыть и сделать вид, словно ничего не случилось между ней и прекрасным златовласым воином, объясниться с Торгором, но…

Не смогла.

«Ты самая красивая!» — звучал в памяти сладострастный шёпот, и аданет понимала, что готова всё отдать, лишь бы услышать это ещё раз.

Белья оказалось чудовищно много. Девушка знала — у всех работы полно, жаловаться не на что, поэтому просто отвлеклась на воспоминания, теша себя мыслью, что Лориан сегодня ночью останется в лаборатории, а значит…

Значит, самое сладкое безумие продолжится опять. И за счастье снова можно будет побороться.

Барахир

Жаркий летний день сиял золотым солнцем на безоблачном небе, в полях колосилась пшеница, липы пышно цвели, берёзы трепетали на лёгком горячем ветру.

Брегор посмотрел на письма, присланные дочерью и приёмным сыном из осадного лагеря и понял, что, прочитав, не запомнил, о чём шла речь. Лето. Жара. В похожий день много лет назад случился пожар.

Потерев занывшую старую рану, вождь встал из-за стола, накинул кожаный, похожий на доспех, жилет и, позвав за собой охрану, отправился к пожарной вышке, чтобы потребовать усилить бдение за безопасностью от огня. Пусть отправят своих людей по домам и заставят каждого жителя принести к жилищу по дюжине вёдер песка. Пусть проверят колодцы и заставят убрать мусор с задних дворов. Пусть…

Мысли спутались. Мельдир должна родить со дня на день, и тревога усиливалась, лишая сна. О Хирвен вестей не приходило, либо люди просто боялись говорить правду. Воспоминания об изгнании дочери смешались с огнём пожара, страшным бессмысленным бунтом, полном той же звериной жестокости, как и торжество пламени. У этих событий, к сожалению, было одно общее следствие, неизменно заставлявшее страдать от ощущения вины и бессилия — Мельдир снова и снова плакала, замыкалась в себе, злилась, прощала и снова лила слёзы. И как разорвать этот чудовищный круг, вождь не представлял.

Жара донимала. Раньше, когда беоринг был моложе, даже лишняя одежда не тяготила, но с каждым годом лето становилось всё невыносимее. В крытой повозке оказалось душно, а в открытой — пекло, словно в жаровне. Приказав остановиться незадолго до цели поездки, вождь тяжело спрыгнул на землю. Сердце неприятно забилось.

Подойдя к заводи около пожарной сторожевой башни, Брегор посмотрел на воду. По поверхности побежали круги, словно от упавших капель — видимо, рыбёхи играют. Из-за жары немного кружилась голова, хотелось снять лишнюю одежду, но страх брал верх. Присев на песке и умывшись, вождь ощутил небольшое облегчение, особенно, когда намочил нагревшиеся на солнце волосы. Пусть они и не были уже чёрными, перемешавшись с сединой, всё равно летом быстро становились горячими. Тронув лёгкую волну, пригнанную ветром, беоринг вдруг словно услышал знакомый голос:

«Насмешница судьба с улыбкой злобной

Утешилась моим с небес паденьем.

Я стала жертвой сговора удобной

И потеряла всё в одно мгновенье!

В одно мгновенье всё перевернулось!

Ушли пиры, балы, надежды, грёзы!

Исчезло всё, как будто я проснулась

От долгих снов. И как сдержать мне слёзы?!

Судьба мне испытание послала:

Семьи нет, нет и статуса, и власти.

За что мне этот мир любить пристало?!

Растоптано несбыточное счастье!

Судьба ко мне коварна и жестока!

Взамен дворца убогое жилище

Приобрела по воле злого рока.

Была принцессой — стала просто нищей.

Опозорена и унижена!

Где найти мне для жизни средства?

Мне досталась лодка с хижиной —

Вот и всё моё наследство.

И теперь навек счастье спрятано.

Есть и повод для злорадства —

Сеть рыбачья перелатана —

Вот и всё моё богатство!»

На лице ощутился неожиданный холод — показалось, будто из заводи протянулась синевато-прозрачная рука и тронула лоб.

Вздрогнув, Брегор заморгал, осмотрелся и понял, что сидит на песке, а вокруг уже собрался народ. Верные охранники приложили к голове вождя мокрую тряпицу, подали флягу. Перед глазами по-прежнему всё кружилось, начало тошнить.

— Я проверю выполнение приказа, — морщась, проговорил беоринг заплетающимся языком и немеющими губами. — Песок. Вода. Лошади. Трезвые стражи. Я проверю. На закате.

Борясь с отвратительными ощущениями, Брегор поднялся и направился к повозке. Жара. Тошно. И очень гадко на сердце.

Похоже, довольно быстро сморил сон, в котором мелькали пугающие образы, и поэтому беоринг не сразу понял, что именно говорили улыбавшиеся радостные слуги, встретившие около дома.

***

Лёжа на перестеленной чистой кровати, Мельдир трепетно прижимала к сердцу новорожденного сына. Малыш уже покричал, похныкал и теперь тихо спал, а мать не могла успокоиться и поверить, что долгожданный мальчик жив. Постоянно трогая нежную кожицу на спинке, Мельдир делала вид, будто просто гладит ребёнка, но на самом деле проверяла, дышит ли он.

Брегор зашёл в комнату очень осторожно, словно не был до конца уверен, что его не прогонят с проклятьями. Выглядел вождь хуже обычного, но супруга ни о чём не спросила. Она лишь сильнее прижала к себе новорожденного и, дрожащими губами прошептала:

— Пожалуйста, откажись от закона об обязательной военной службе для мужчин. Умоляю тебя! Пять лет в осадном лагере и ещё пять на дортонионских границах — это вся жизнь! У тебя самого теперь есть сын, ты не можешь не понимать, какую чудовищную ошибку совершаешь!