Свет проклятых звёзд

***

— Мать притащила в дом какого-то прыщавого сутулого дурака из зажиточной семьи, и я должна была согласиться стать его женой, но сбежала. Я бегала по улице и случайно услышала пение из одного дома. Подошла ближе и увидела через окно Гилнора с лютней. Я сразу поняла — с ним хочу дружить, ему можно доверять.

***

Увидев кое-как одетую и снова побитую матерью и бабкой подругу, Унур позвал её в дом. В этот раз там сидели не только привычные выпивохи и вояки, но и незнакомый высокий тощий мужчина с рябым лицом — вроде молодой, но совершенно седой. Он, сутулясь, бренчал, напевая что-то неразборчивое, и юная аданет решила, что это нелепое существо непременно станет объектом её насмешек.

— Я скоро на войну ухожу, — прервал неловкую паузу Унур, доставая вонючее, зато крепкое пойло. — Батя в край достал! Семья эта его вечно мной попрекает! Они-то все такие правильные, эльфам нравятся, родня вождя! Награды у них хранятся! А я, видите ли, позорю всех в глазах эльфов! Да плевали эти эльфы на меня! Нужен я им больно, скажи, Гилнор!

— Не нужен, — согласился будущий объект насмешек. — Но нам их серебро нужно.

— Да! Я полгода на севере зад поморожу, вернусь и дом себе куплю, — отозвался из угла самый пьяный из гостей.

— Главное — помнить, — Гилнор покачал головой, — если орочьё окружило, в плен не сдавайся. Бейся до последнего.

— Сдаваться — это стыдно, — заявила Ниэльлунэ, ища повод уколоть незнакомого человека. — Кто вообще о таком думает?

Гилнор поднял голову от лютни.

***

— Когда я назвала своё имя, — воительница откашлялась, выпила лекарство, закурила, — этот друг на меня так посмотрел доверчиво. Как щенок, честное слово! Ты знаешь ведь, что меня зовут, как одну из небесных звёзд?

***

Взгляд не по-человечески сияющих глаз выражал бессильное осуждение, с которым обычно смотрят на выживших из ума стариков.

— Я в разведку хожу, — спокойно пояснил Гилнор, тренькая что-то не слишком мелодичное, — мы обычно знаем слишком много такого, что оркам узнать нельзя. А они хотят.

— Перехотят, — хмыкнула девушка. — Я тоже пойду на север и покажу этим гадам, что такое женская злость! Я тоже дом хочу.

***

— Я помню, как тебя пытались не пустить на север, — адан снова начал подметать, на этот раз в другом углу. — Но мне кажется, в Барад Эйтель все живут войной, ведь город из-за войны и построили, поэтому твоих родичей просто не поняли.

Ниэльлунэ закашлялась, поднялась из-за стола, неуклюже устроилась на печке.

— Спать хочется, — сказала женщина, сипло дыша. — В общем, девочка моя, соберёшься на север, иди с Гилнором. Я тебе потом расскажу о нашем первом походе.

Глорэдель встала из-за стола, сдержанно попрощалась, направилась к выходу, но вдруг в дверях её нагнал друг хозяйки, всё ещё с метлой в руках.

— Послушай, леди, — очень тихо произнёс он, оглядываясь, — я в ваши женские дела не лезу, поэтому не принимай, пожалуйста, всерьёз слова Ниэ о девственности. По крайней мере, те из них, что касались меня. Я наслышан, что бывает, если переспать с дочерью вождя, поэтому сразу говорю: «Нет». Можешь считать меня искаженцем и овцелюбом. Меня это вполне устроит. Овечки, знаешь ли, такие милые!

С трудом проглотив обиду, девушка кивнула и пошла прочь, вспоминая, как в детстве её часто не подпускали в свои компании сверстники, боясь дружить с дочкой вождя.

«Тяжкая участь принцессы!» — смеялся Гундор, но Глорэдель было совсем не весело.

Однако теперь стало любопытно, что означали загадочные слова Гилнора о том, чем грозит близость с леди. Но ведь ни одна из дочерей Хадора ничем себя не запятнала! Может быть, речь о неотёсанной дикарке Брегиль? Она что, оторвала член жениха ради научных исследований?

Решив, что эта аданет способна и на более страшные дела, Глорэдель отправилась в госпиталь, после чего планировала всё-таки выспаться, а потом зайти за письмами. Только что-то подсказывало — торопиться не стоит.

Поживи мирно

Когда Железные Горы остались позади, Торгор понял, что его уже ничем не испугать. Не здороваясь и не прощаясь ни с кем встречным, беоринг отправился прямиком в одну из сторожевых башен, потребовал вычеркнуть его из списков воинов осадного лагеря и в тот же день уехал домой. Догадываясь, что придётся объяснять свой поступок, Торгор совершенно не нервничал. В конце концов, что ему сделают? Отправят выполнять тяжёлую работу? Могилы копать? Поле пахать? Служить в армии в Дортонионе? Да легко! С радостью! Только бы не мёрзнуть, не голодать и не быть в глазах всех и каждого брошенным невестой дураком.

Наверное, это и есть настоящая свобода, когда наплевать на всех. Печально и неправильно, но, похоже, именно так устроен мир. Другого всё равно не дали, значит, надо жить в этом. И не жаловаться. Большинству людей ведь намного хуже!

***

«Гнев Валар не пройдёт,

И ветер большой дорогу найдёт,

Разрушит горы и скалы,

И ветру земли будет мало.

Завоет он смертной тоской,

Но не в ветре покой».

Арминас погрузился в воспоминания, то и дело слыша, будто наяву, песню, которая порой звучала на Ард-Гален, в основном, из уст кареглазых эльфов или оссириандских уроженцев. Уставшие от борьбы жители Сумеречного Края пели о недостижимом отдыхе в безопасности, строки пронизывали боль и бессилие, которое оставалось непонятным для аманэльдар, даже искалеченных войной.

«А после ветра — огонь,

Летящий как бешенный конь,

Сжигающий всё на пути,

Который насквозь никому не пройти,

Поскольку он льётся рекой.

Но не в огне покой».

Достичь тихого приюта тёмные эльфы мечтали любой ценой, возможно, не понимая этого до конца. Потерявшие в неравном бою слишком много, Авари были готовы принести в жертву Арду целиком и всё живое в ней, лишь бы больше не бороться. Арминас боялся, что однажды поймёт и разделит эту мечту.

Аманэльдар тоже нередко пугали друг друга легендой о Семи Песнях Истины или просто о Седьмой Песне, но в ней был совсем иной смысл — созидательный. В средиземских же строках не звучало ничего, кроме смерти.

Однако, несмотря на столь упаднические настроения, Мориквэнди выжили. Не все и даже не многие, но они продержались, дождадись помощи из-за моря.

Арминас вздохнул, ощущая надоевшую усталость от тоски по семье и ожидания, когда Варнондо казнит его за предательство короля. Только новый командир Крепости Исток не спешил рубить с плеча. Может быть, бескомпромиссный исполнитель приказов верховного нолдорана начал что-то понимать и переоценивать? Некоторые предполагали, будто Варнондо боится, что принц Финдекано вернётся и накажет его за самоуправство.

Однако сам страж склонялся к иному мнению. Вспоминая неудачный поход к отринувшим дружбу эльфов смертным, Арминас не мог отделаться от мысли, что все люди в той или иной степени недолюбливают эльфов, поэтому нельзя полагаться на младшую расу слишком сильно. Может быть, Варнондо тоже думает так, поэтому не хочет быть слишком жёстким со своими собратьями?

Как бы то ни было, страж радовался, что жив и не в тюрьме. А ещё грело знание: из очередной опасной авантюры все вернулись живыми и здоровыми. Странно складывалась жизнь: эльфы защищали людей от людей, а люди, в свою очередь, жертвовали собой, оберегая эльфийские королевства, которые встали нерушимой стеной между Морготом и мирными народами Средиземья. Кольцо замыкалось, и одной из главнейших его частей оставалась смерть. Седьмая Песня? Ей всё-таки суждено прозвучать? Неужели для каждого? Может быть, удастся обмануть рок?