Свет проклятых звёзд
Шрифт:
Примечание к части Цитируется песня Г. Сукачёва "Знаю я, есть края"
Мой сынок...
Небо над Валинором заполняли белые искорки и торжественная песнь менестрелей Валар, возносящих хвалу сотворённой Эру дивной Арде, но в покоях бывшей королевы, всё ещё гостившей в одном из многочисленных замков брата, звучала мелодия отчаяния.
Ах, мой сынок,
На какой из чужих дорог
Стынет сердце твоё на снегу?
Я молитвой тебе помогу.
Ах, неспроста
Так уныло сияет звезда
Над далёкой, чужой стороной,
Над твоей и моей судьбой.
Перебирая струны огромной
Мне бы быть звездой,
Той, что над тобой.
Видеть, что ты рядом, и что живой,
Радоваться вместе рождению дня,
Хрупкую надежду в душе храня.
Если снова бой —
Вся моя любовь
Устремится первой, теряя кровь.
Мы уйдем от нашей с тобой войны
И моей невысказанной вины.
Ноло… Где ты сейчас?..
Индис чувствовала, её сын страдает: материнское сердце не обмануть. Бывшей королеве казалось, она готова всё отдать, лишь бы вернуть своего мальчика, от которого когда-то мечтала избавиться, домой. Пусть он невыносимо похож внешностью на отца, пусть такой же упрямый и амбициозный, как его ненавистный сводный брат! Пусть!
Но он ведь самое дорогое, что может быть у матери…
Ах, мой малыш,
Среди улиц, домов и крыш
Неприкаянно, чуть дыша,
Заплутала моя душа.
Ах, неспроста
Так упрямо твердят уста:
Все пройдёт, и весенней порой
Ты вернёшься, мой сын, мой герой.
Индис знала — брат наблюдает за ней. Скорее всего, понимает и осуждает одновременно, и, разумеется, снова промолчит. Ингвэ редко высказывает своё мнение, и даже для подданных у бывшего владыки никогда не были припасены долгие речи. Вот и сейчас он просто молча постоит в стороне, незримой тенью поприсутствует среди кружащей в воздухе безнадёжной тоски, сделает для себя выводы, а потом исчезнет, растворится в лабиринте коридоров, смешается с пёстрой толпой слуг, верных воинов и многочисленных членов семьи.
А для Индис останутся лишь сожаления.
Мне бы быть звездой,
Той, что над тобой.
Видеть, что ты рядом, и что живой,
Радоваться вместе рождению дня,
Хрупкую надежду в душе храня.
Если снова бой —
Вся моя любовь
Устремится первой, теряя кровь.
Мы уйдем от нашей с тобой войны
И моей невысказанной вины.
Ах, мой сынок,
На какой из чужих дорог
Стынет сердце твоё на снегу?
Я молитвой тебе помогу.
Примечание к части Песня Л. Гурченко "Молитва"
Не переступить через любовь
— Почему ты не сдержал слово, Морьо? — раздался за спиной глухой голос, и Карнистир, показывавший двум маленьким эльфам, как правильно держаться в седле с мечом в руках, на мгновение замер.
— Кано, не сейчас, — процедил сквозь зубы Феаноринг, — сыновья моего лучшего воина просили научить их верховой езде.
— Почему именно ты это делаешь? — Макалаурэ выглядел не намного лучше, чем после битвы в
Альквалондэ. Разве что мог ходить без помощи. — Если их отец великий воин, пусть сам и обучает.Карнистир загадочно ухмыльнулся.
— Уделяя внимание будущим воителям, я делаю приятно их матери. И отцу, разумеется.
— Сделай приятно мне, — с усилием выдавливая из себя настойчивость, произнёс Макалаурэ. — Сдержи слово. Ради… Ради памяти отца, Морьо. Если на всех остальных тебе плевать. Ты обещал найти тех, кто поможет пойти в Ангамандо. И сам же утверждал, что с Дориатом лучше не заключать военных союзов, особенно, для такого личного дела. Я мог бы договориться с Амдиром, но… Ты связал руки мне, а сам бездействуешь!
— Вызови меня к себе для беседы, — отрезал Карнистир, давая понять, что разговор продолжать не намерен, — наместник. И я расскажу, зачем нужно сажать в седло малолеток, давая им в руки мечи убитых в Битве-под-Звёздами воинов. Кстати, ты хорошо придумал, назвать наше величайшее сражение так. Это поистине поэтично.
Дальнейшие слова отвернувшегося к мальчикам Морифинвэ были демонстративно адресованы не брату, и менестрель пошёл вдоль городских стен, осматривая сооружения. Башни, большая часть которых была ещё не достроена и до середины, отдалённо напоминали Форменоссэ, а, может, Макалаурэ просто слишком часто и много думал о пленённом Морготом брате.
«Отец бы не допустил этого», — крутилось в голове, и, делая вид, что следит за работой занятых на стройке эльфов, менестрель-наместник, наигрывая на маленькой серебряной лире, вышел на берег реки и сел на багровую с черными пятнами траву.
Вода здесь текла медленно, журчала нежно, словно мурлыкающая кошка.
«Отец бы не позволил Тьелко жить в своё удовольствие сейчас, когда необходимо восстановить честное имя рода! — закипали в груди эмоции. — А Курво бы занимался разведкой минералов, а не охотой! С отцом бы никто из них не стал говорить свысока, отмахиваясь, мол, назначил ответственными за порученное дело надёжных исполнителей, поэтому могу расслабиться!»
Макалаурэ с нарастающей злостью вспоминал, как беседовал с Амбаруссар в последний раз, прежде чем решить для себя, что, даже если они и правы, видеть младших братьев больше не хочет.
«Что бы сказал им отец? — снова возникала навязчивая мысль. — Что налаживать общение с другими эльфами необходимо лишь после того, как будет уничтожен враг? Или… Хотя бы спасён Нельо… Как Амбаруссар могут думать о необходимости прироста населения, развитии торговли, совместном изучении природы с эльфами Средиземья сейчас?! Мы должны собрать силы, пойти на Ангамандо! Карты составлены, летопись изложена. Но где славное продолжение победно начатой истории? Неужели героическая Битва-под-Звёздами в глазах потомков и наших собственных будет запятнана позорным пленом короля?!»
Журчание воды в реке оставалось неизменно ласковым и мурчащим.
«Нет… — с горечью подумал готовый рвать на себе волосы Нолдо. — Нет. Не плен позорный. А наше бездействие. Каждый из нас лишь делает вид, будто что-то предпринимает… Оправдывается. Объясняется… И живёт дальше».
Рябь на воде по-прежнему не позволяла видеть отражение, ласковые волны одна за одной накатывались на бурый песок. Как всегда… Несмотря ни на что.
— Нельо… — Макалаурэ с горечью зажмурился, выдыхая слова. — Прости нас… Умоляю, прости! Я знаю, это невозможно… Отец бы никогда не бросил тебя… Сам бы погиб, но не бросил…