Свет проклятых звёзд
Шрифт:
«Как бы поступил отец? — снова подумал менестрель. — Применил силу по отношению к непокорным сыновьям? Да. Жестоко? Да».
Макалаурэ понимал, что не сможет так. Он не отец, и никогда не переступит через свою любовь к братьям, какими бы они ни были. Будет страдать сам, и, да, из-за его мягкости пострадают другие, но…
— Я не могу, отец…
Нагнувшись к воде и брызнув на лицо холодными каплями, наместник тяжело вздохнул.
«Эльфы пробудились для счастья, света звёзд, песен, взаимной счастливой любви и великих свершений! — глаза невыносимо щипало, Макалаурэ нагнулся к воде и умылся. Хорошо, что мелкая рябь не позволяет видеть своё отражение… — Эльфы не должны умирать. Никогда! Ни при каких обстоятельствах!»
Надеясь,
«Наверно, это справедливо, что после гибели эльфы попадают в бездну, где их жестоко карают за то, что не берегли величайший дар Творца. Эру ведь дал все условия для счастья, для жизни, а мы умираем… Поэтому должны быть наказаны. Но что за несправедливость?! Даже если обещания Манвэ о Второй Арде хоть сколько-то правдивы, и однажды мир, случайно испорченный их собратом, переродится, то даже бессердечные убийцы, оказавшиеся в бездне Намо непосредственно перед возрождением мира, получат новую жизнь, не познав мук и терзаний, а те эльфы, что слепо шли за моим отцом, гонимые вперёд не злобой, но идеалами и стремлением сделать Арду безопасной, убивавшие даже врагов со слезами на глазах, обречены на долгие, очень долгие муки! Как же так?! Эру ведь любит нас! Неужели Валар наврали и в этом? Почему любовь Творца оборачивается вопиющей жестокостью по отношению к его детям?»
Струны пели всё отчаяннее, в груди сдавило. Макалаурэ вспоминал, как ходил по полю сражения, как искал среди мёртвых тел брата и как находил других…
Изрубленных, пронзённых, обезглавленных в битве.
Замученных после сражения, чьи тела были превращены в игрушки для ненавистных врагов.
Насаженный на копья Асталион…
Все они, и те, что погибли ранее, и даже те, кого убили твари Моргота ещё до переселения эльфов в Валинор — они все страдают в бездне за то, что не уберегли тела!
«Почему величайший из эльфов, — в отчаянии снова подумал об отце менестрель, — должен был быть гонимым и презираемым собратьями при жизни, а после — подвергнут мучениям Намо?! Эру! Ты же любишь нас!»
Макалаурэ начал петь, представляя, как страдает огненный дух его отца, тоже не понимая, где в Арде справедливость, и почему нельзя сделать гибель окончательной, без какого-либо посмертия? Это… Милосерднее…
Как странно глядеть в эти звёзды
И знать, что они — только глаз Твоих свет.
Как странно глядеть на потоки
И знать то, что их больше нет.
Как странно касаться губами
Немой пустоты!
И знанье сжигает меня.
В этом знании — Ты!
Как раненый вечною жаждой,
Пытаюсь вдохнуть ненормальную жизнь.
Того, кто проснулся однажды,
Ты братскою кровью заставил платить.
Как больно касаться руками
Холодных и вечно горящих камней…
Любил — так убей!
Я верный проклятью, как змей,
Ожидаю Тебя под покровом любым.
Познание мук не страшней,
Чем горечь потери того, кто любим!
В глазах, словно жаждущих неба,
Лишь звёзды Твои!
Познание истины — небыль,
Но в знании — Ты!
Не прощенья прошу, но ответа:
Почему я лишь часть той любви?
Почему опаленного Светом
В прахе гордости Ты обвинил?
Я такой же, как Ты!
Я творенье Твоё!
Я всего лишь открыл то, что знал —
Вот и всё!..
— Почему… — прошептали губы.
Макалаурэ отставил продолжающую играть лиру и опустил ладонь в воду, неизменно журчащую на свой лад: нежно, ласково и маняще.
Воде всё равно.
Примечание к части Песня из "Темного Ангела" "Отчаяние"
Снежные кошки
Рыжий мех, даже облепленный снегом, выделялся на фоне сугробов, и, следя за ловкими прыжками молодого лиса, Глорфиндел улыбался. Когда Питьо однажды во время охоты убежал и не возвращался долгое время, Нолдо уже не надеялся снова увидеть
полюбившегося зверька.Выпрыгнув из сугроба, лис, словно домашний пёс, взлетел хозяину на руки, и Глорфиндел, потрепав его по местами ободранной шерсти на загривке, поцеловал острую усатую морду, на которой виднелись шрамы от чьих-то когтей.
— Уверен, Питьо, — улыбнулся эльф, — ты победил всех соперников, завоевал самую красивую лису с густым белым мехом и оставил многочисленное здоровое потомство. Я же прав?
Лис лизнул хозяина и, вывернувшись, ловко спрыгнул в снег, смотря на Глорфиндела черными блестящими бусинками глаз.
— Я рад, что ты вернулся, — рассмеялся эльф. — Мы снова будем вместе охотиться. Пойдём, приятель.
Питьо запрыгал в глубоком снегу, то и дело зарываясь в сугробы.
Вдалеке послышался тревожный лай псов, и Нолдор, занимавшиеся каждый своим делом, насторожились, сошлись вместе. Дичи на мили вокруг уже почти не осталось из-за затянувшейся стоянки, и даже рыбу ловить стало проблемой, поэтому поведение собак настораживало. К тому же, так громко и яростно собаки не лаяли никогда.
***
Иттариэль смотрела на маму и не узнавала: ещё никогда в лучистых синих глазах безрассудно-отважной жены принца Турукано не было подобной эмоции, и юная принцесса не могла понять, что же такое случилось, если даже Эленнис, называющая себя мужским именем Эленвэ, оказалась настолько напугана.
— К строителям уже отправили помощь, скоро мы узнаем, почему так долго нет вестей, — быстро говорила мама дочке, — выясним, когда сможем тронуться в путь, а до этого момента никто не должен покидать укрытия без крайней нужды!
— Но что случилось? — Иттариэль было уже по-настоящему страшно.
— Из-за пиков на севере пришли стаи хищников, — в глазах Эленвэ дрожала тревога, — огромные белые кошки с серым мраморным узором на шерсти. Они прячутся в снегу и бесшумно нападают со скоростью стрелы. У них огромные клыки и острые когти, это сильные, свирепые звери. Голодные. Твой дядя подстрелил одного, обещал подарить мне накидку из его шкуры.
— Почему они пришли? — побледнела юная эльфийка. — Эти… Кошки…
— Видимо, мы лишили их еды, и отныне рискуем сами стать добычей. И, девочка моя, теперь не отвертишься — тебе придётся научиться стрелять из мощного охотничьего лука, а не только своими прекрасными глазами по мужским сердцам. Я сама организую детей и нежных фиалок, вроде тебя, найду учителей, начнём тренироваться большими группами, а воины будут нас защищать. К началу нового перехода даже едва стоящие на ногах младенцы будут поражать из лука любую движущуюся мишень! Покажем этим кискам, кто настоящий хищник!
***
Взобравшись на ледяную скалу, Ангарато и двое его друзей дали знак оставшимся внизу собратьям, что всё в порядке.
Ветер на высоте усилился, но ни мороза, ни снегопада не было, зато с моря принесло влажный воздух, и холод пробрал до дрожи. Пряча лица в шарфы, трое эльфов, крадучись, продвигались к вершине горы, куда вела цепочка звериных следов.
Айканаро и остальные охотники, придерживая собак, рассеялись у подножий гор, прислушиваясь и присматриваясь. Север преподносил сюрприз за сюрпризом, и каждая новая напасть была страшнее предыдущей. Пережив практически без потерь длительную снежную бурю, не участвуя в опасной для жизни стройке, занимаясь в основном привычными для Нолдор горными разработками, пусть и в тяжёлых условиях, и сведя контакты со Вторым Домом к минимуму, подданные короля Финдарато Инголдо предпочли бы оставить всё, как есть, но нагрянувшие с севера хищники внесли страшные коррективы в безупречный план действий, придя со стороны лагеря сына владыки Арафинвэ. Королева-сестра Артанис настояла, чтобы кузены организовали патрулирование и охоту на снежных кошек, а в случае успеха ловли хищников и других охранных мероприятий король обещал Айканаро и Ангарато статус принцев, не пояснив, что означают эти мероприятия, и что конкретно предполагает статус.