Свет проклятых звёзд

Налив ещё воды, королева без королевства спросила совет.

«Правь, — сказала вода, меняя обличия, — у тебя есть народ. Ты знаешь, что подданные важнее чётко очерченных границ. Можно править многими, не имея постоянной территории для жизни, не строя дворцов, обходясь лишь походными шатрами, наскоро сделанными из подручных материалов, однако пользуясь влиянием и авторитетом. А можно сидеть в пустом замке на необитаемой земле, называться владычицей и гордиться собой, но по нраву ли тебе такое правление? Ты знаешь ответ».

— Я прошла Хэлкараксэ, — напомнила себе Артанис, — училась у Мелиан. Я не простая эльфийка из глухих дебрей. Я королева. И буду носить этот титул достойно.

Примечание к части Песня "Белая дверь" Пугачёвой

О новой жизни

Она позволяла прижаться к себе, обхватить руками, не двигалась, чтобы не разорвать объятия, не отстранялась от поцелуев, но была слишком далека и холодна, словно неживая скульптура из редчайшего мрамора, прекрасная и холодная.

Голова эльфа кружилась, словно после слишком большого количества вина, перед глазами расплывался любимый силуэт, мерцал и дрожал, как будто Даэрон смотрел на Лутиэн сквозь пелену слёз.

Розовое закатное свечение неба окрашивало размытое прекрасное лицо в дивные нежные цвета, и менестрель, боясь, что рядом не любимая, а фантом, осыпал поцелуями щёки, лоб, губы, шею, убеждаясь с каждым прикосновением, что Лутиэн здесь, её можно ощущать, обожать и согреваться теплом безучастного бархатистого тела.

Желание стать единым целым с любимой давило на грудь, убивая все другие чувства и мысли, заглушая музыку, рождающуюся в сердце менестреля, обрывая лишь начатую мелодию. Ничто не имело значения, всё рухнуло в бездну и исчезло, осталась только Лутиэн и позволение целовать её прекрасное подсвеченное закатом лицо. Нарастало чувство страха, что любимая вот-вот исчезнет, и…

Конец.

Сияющие звёздами глаза вдруг сфокусировались на Даэроне, эльф вздрогнул от неожиданности, чуть отстранился и увидел, как призрачный силуэт обретает чёткие формы. Голова сначала закружилась сильнее, но ощущение падения резко прекратилось, и, снова чувствуя реальность и твёрдую опору, Даэрон понял, что внутри него образовалась пустота, спасение от которой совсем рядом — надо лишь не отпускать любимую из объятий, тогда есть шанс выжить…

— Ты должен поговорить с моим отцом, — холодно сказала Лутиэн, наматывая на палец прядь волос менестреля, критически рассматривая её, — спеть ему, насколько важна для Арды новая жизнь. Пойми, мы не должны подарить её только одному из Айнур, Эру не так замыслил. — Посмотрев на Даэрона внимательнее, принцесса вдруг заливисто рассмеялась. — Хотя, забудь всё, что я сказала. Мой отец не станет тебя слушать.

Менестрелю захотелось сказать, насколько обидно ранят его подобные слова, что он не заслужил насмешек и готов быть лучше и полезнее, достаточно лишь намекнуть, и он всё сделает, но вдруг эльф увидел в глазах любимой войну и словно провалился в бездну дыма, огня и удушающей вони, исходящей от горящей плоти и чёрной маслянистой жидкости, растёкшейся по окровавленным стенам. Даэрон увидел орков и… кого-то ещё — существ, очень отдалённо напоминавших эльфов, грязных, обросших, в язвах и волдырях, с жёлтыми и чёрными редкими зубами, кричащих что-то гадкое, хохочущих над умирающими…

Видение растаяло, Даэрон в ужасе затряс головой.

— Нельзя, — сказала Лутиэн, вставая с шелковистой травы, — чтобы новая жизнь была в одних руках.

«Новая жизнь, — подумал менестрель, — почему ты говоришь не о наших совместных детях? Почему не видишь меня своим мужем, любимая?»

Принцесса, закружившись, словно под одной ей слышимую музыку, прислонилась спиной к дереву, погладила ствол, подняла глаза к темнеющему небу.

— На следующем пиру, — мечтательно произнесла дочь Майэ Мелиан, — я хочу танцевать только с тобой, под твою арфу, под твой голос. Но для этого тебе придётся придумать что-то, гармонирующее с мелодией моей души. Думай обо мне, когда обнимаешь гриф, когда ласкаешь струны.

Даэрон почувствовал рвущийся из груди беззвучный крик отчаяния: «Как же так?! Ты не понимаешь, что я всегда, всегда думаю только о тебе?! И на совете, и во время пиров, и когда просто иду по коридорам Менегрота… Каждый вдох и выдох — это ты! Только ты!»

С мыслью, что всё бесполезно, менестрель опустил голову. Ему уже ничего не хотелось, навалилась убивающая волю усталость. Лутиэн подошла, тронула за подбородок, потянула вверх, посмотрела в глаза.

— Вставай, певец, — прощебетала принцесса, — пора браться за работу.

И Даэрон снова покорно подчинился.

Шанс доказать исключительность

Бальный зал, украшенный зеленоватыми фонарями, казался полупустым — в памяти ещё свежи были впечатления от совместных праздников с валинорскими эльфами.

Напоминая дориатрим, что большое свободное пространство удобно для весёлых танцев, Нимродель, схватив за руку Нимлот и юную племянницу Белега, завлекая гостей дворца в хоровод, запела песню, с недавних пор ставшую любимой у Саэроса:

— Он пришёл, лишь на час опережая рассвет,

Он принёс на плечах печали и горицвет.

Щурился на север, хмурился на тучи,

Противосолонь обходил селенье,

И молчали ветры на зелёных кручах,

И цветные птицы стерегли деревья.

Ты не наш — в синих окнах трепетали огни.

Ты продашь, ты предашь, убийца, — знали они.

Нимлот, отпустив руки, подбежала к накрытому столу и, надеясь, что строгий отец не видит, налила себе в бокал с нектаром крепкого вина.

— Постучался в двери там, где вишни зрели, — веселила гостей Нимродель, вскользь посматривая на занятого своей арфой Даэрона, — к той, что пела песни да низала бисер,

Где играли звери, где плясали перья,

О незваном госте прошуршали листья:

Ты чужой, ты другой, твой народ — Голодрим.

Но подожди, за Завесою дожди, не ходи, пережди.

Семья посланника из Бритомбара, находившегося в это время на совете у короля Тингола, неохотно поддерживала веселье, больше из вежливости: враждебные к Нолдор настроения в Дориате могли означать будущие требования прогнать из Невраста лорда Тургона и его народ, а подобное положение дел не нравилось пользовавшимся плодами трудов валинорских умельцев Синдар.

— Где же память твоя — низа оловянных колец?

Где же сердце твоё — серебряный бубенец? — Нимродель снова затянула в хоровод раскрасневшуюся от вина дочку главного архитектора, Нимлот начала подпевать деве-менестрелю, не всегда угадывая слова:

— Обронил дорогой, подарил собратьям,

Обобрали орки за гнедой горою;

Я тебя впустила, я тебя простила,

Не горюй о сердце — я скую другое.

Как узнать, удержать перекати-поле?

Приютить, обольстить, не пустить на волю!