Свет проклятых звёзд

— Но ты всё равно зачем-то должен туда съездить.

— Да.

Братья, когда-то абсолютно одинаковые внешностью, повадками и манерой говорить, сейчас выглядели совершенно разными: яркий, уверенный в себе Питьяфинвэ, блиставший драгоценностями и лоснящимися тканями, казался противоположностью мрачного осунувшегося Тэлуфинвэ, одетого, словно в разведку.

Амбаруссар вышли в заснеженный сад, где не пели птицы, зато веселились горожане, строя крепости и скульптуры изо льда, причудливо раскрашивая их и заполняя по-зимнему молчаливую улицу музыкой, под которую хотелось закружиться в танце.

— Когда Артафиндэ прислал нам смертных, — заговорил после долгого молчания Тэлуфинвэ, — я сначала не придал этому особого значения, как и ты, Амбарусса-малявка. Но потом стал размышлять и понял, что хотел бы обсудить появление Младших в нашей жизни с Иримэль. Я знаю, что ты сейчас думаешь. Да, моей Иримэль нет в Лосгаре, да, беседовать с ней либо невозможно нигде, либо получится в любой точке Арды, потому что близкие навек остаются в наших сердцах. Но я чувствую, что должен поехать в Лосгар. А прежде чем отправлюсь, хочу, чтобы ты знал: я полностью пересмотрел свою жизнь и планы на будущее.

Питьяфинвэ поправил мех капюшона и воротника, тронул драгоценную брошь в виде звезды.

— Надеюсь, поездка не затянется, — голос старшего близнеца выдал эмоции, которые очень хотелось скрыть.

— Да, не стану терять время, — кивнул младший. — А сейчас, выслушай, Амбарусса.

Мимо, смеясь, пробежала девочка, поправляя на голове расшитый шерстяной шарф. Бело-серебристые волосы растрепались, малышка убрала прядки с лица и, уворачиваясь от снежков, летевших со всех сторон, бросилась прятаться за прозрачной скульптурой воина, похожего на призрака.

— Мне не нужен титул нолдорана, — загробным голосом произнёс Тэлуфинвэ, — потому что мне даже некому его передать, если я погибну. Править нашими землями будешь ты, Малявка, а я займусь нашей новой армией. И знаешь, когда мы отвоюем Сильмарили, я не стану претендовать на них. Меня постоянно гложет воспоминание о том, как я отрёкся от семьи, от отца, его имени и своего народа. Я помню решение Нельо, но ведь он больше не король и не указ для меня. Может быть, единственный, кто в нашей семье достоин Сильмарилей — это твой сын, Амбарусса. А мой удел отныне — безопасность наших границ.

Питьяфинвэ не ответил. Грустные мысли заставляли ненавидеть звучавшую весёлую музыку, старший из близнецов, опустив глаза, молча кивал, хотя младший давно ничего не говорил.

«Снова порознь? — протест в душе Питьяфинвэ набирал силу. — Но ведь мы мечтали править вместе!»

— Мы — Амбаруссар, — гордо вскинул голову старший близнец. — Двое, как один.

— Разделив обязанности, мы станем сильнее, — впервые за вечность улыбнулся Тэльво, и брат радостно хлопнул его по плечу.

— Мы — Амбаруссар. И наша сила всегда вдвое больше, чем у любого другого королевства.

***

Эльфийка вошла в наскоро поставленный разукрашенный шатёр, и запах крепкого вина ударил в нос. Сестра полулежала на шкурах, одна из которых сохранилась ещё с Валинора, хотя и выглядела потрёпанной — рыжеватый мех давно выцвел, став бледно-жёлтым, а чёрно-белые пятна перестали казаться контрастными. Отпив из внушительной и почти опустевшей бутыли терпкий хмель, Улыбка, подняв растрёпанную голову и поправив упавшее с плеча платье, с подозрением посмотрела на сестру.

— Я не уверена, что идея ехать выступать рядом с военным лагерем, где собрались эти дикари, удачная, — остановилась у выхода Слеза, медленно стягивая перчатки, сомневаясь, что хочет оставаться с пьяной девой.

— Ты вечно не уверена, — хрипловато отозвалась Улыбка, взявшись за нож и покрутив перед лицом. — Всегда всё решаю я. А ты трусишка, оттого и посредственна. Твоя музыка скучна, сестричка. Талант должен быть дорого обрамлён роскошной рамой храбрости. Если боишься, значит, никогда не запомнишься. Не поняла до сих пор? Куда ты ходила?

— Хотела посмотреть на нашу новую публику, — напряглась Слеза. — И решила, что не хочу петь для них. Здесь полно знахарей и травниц, заезжают торговцы, есть воины-эльфы. Им и буду посвящать музыку.

— Дура, — глаза Улыбки сверкнули, как сталь её ножа, — смертные никогда не видели и не слышали ничего лучше, чем наши песни, даже если мы начнём выступать без подготовки. Они будут отдавать нам всё, что имеют, понимаешь?

— Они так смотрят, что после встречи с ними хочется мыться!

Пьяная эльфийка не ответила, задумалась.

— Когда солирую я, главная ты, потому что Улыбка сквозь Слёзы — это всё равно плач, — заговорила она после паузы, сменив тему. — Когда солируешь ты, главная я, ведь Слёзы от Радости — веселье. Это как-то странно и неправильно, не находишь?

— И к чему это?

— Да так, мысли просто. Тебя, значит, смущает похоть. Напрасно. Нас никто не даст в обиду, а вызывать желание — это ведь тоже искусство.

Нож снова повернулся в руке, Улыбка допила вино, встала и, полураздетая, согретая вином, выглянула из шатра, не ощущая холода. Чёрные волосы припорошил снег, лунный свет отразился в помутневших глазах.

— Не смей писать дяде, ясно? — вдруг напала на сестру певица, угрожающе демонстрируя заточенное лезвие. — Если Аклариквет не смог защитить нас в Хитлуме, значит, мы справимся без его подачек. Я пока не придумала, кому подарить арфу-лебедя, но у нас она не останется.

— Я бы не стала писать, не сказав тебе, — Слеза сняла тёплую одежду, устроилась у камина, нарочно игнорируя нападки, понимая — это из-за хмеля.

— Если узнаю, что ты предала нас, — Улыбка поцеловала кончик ножа, — я сделаю тебя более похожей на Маэдроса, добавив шрамов на лице.

— Что? — сестра сжала кулаки. — Как ты смеешь мне угрожать? Проспись! Умойся снегом и ложись в постель!

— Нет.

Пьяная эльфийка вышла из шатра в одном платье, послышался весёлый визг — видимо, прыгнула в сугроб, а через мгновение вернулась, искрясь звёздочками, которые быстро таяли, делая тело мокрым.

— Не смей писать дяде, — повторила Улыбка.

Слеза со вздохом покачала головой, и вдруг из неприятных мыслей вырвал звон бьющегося стекла.

— Бери арфу! — приказала, стоя среди прозрачных осколков певица. — Играй то, что я сейчас напою. Сделай это музыкой.

Голос эльфийки зазвучал немного фальшиво, однако задумка оказалась понятной, и струны чарующе зазвенели.

— Нет! — выбирая из стёкол самые крупные и ровные, крикнула Улыбка. — Нужно больше страсти! Вспомни, как на тебя смотрели смертные! Ненавидь их, презирай и играй. Да! Вот так. Умница!