Свет проклятых звёзд

Аклариквет хотел попытаться сказать о верности милосердного выбора, чем бы он ни обернулся, но верховный нолдоран вдруг выкрикнул:

— Не смей спорить, певец! Я знаю, что прав сейчас, а не был тогда! Скажи мне лишь, какова вероятность, что я смогу объяснить Фирьяр, которых приведёт леди Линдиэль, что надо уничтожить врага их королевы, и это важнее, чем Моргот?

— Это вероятно, — напрягся менестрель. — Стоит попробовать.

— Ты ответил, не думая, — вздохнул Нолофинвэ, снова посмотрев на портрет отца. — Нет, я должен остаться светлым эльфом. Иначе, чем я лучше…

Не договорив, верховный нолдоран улыбнулся светочу Ариэн в окне.

— Народ на площади веселится, как всегда, — лицо короля стало неприятной маской, — и я знаю, кто сеет зёрна беззаботной радости. Вон они — твои артисты, заводящие толпу: один с арфой, другой пляшет, третий что-то рассказывает. Но моя доброта скоро сделает их нищими, и как они запоют тогда?

— Мы уже не сможем сочинять и исполнять другие песни, — серьёзно произнёс Аклариквет, и пугающее обречённостью откровение заставило потухший взгляд Нолофинвэ засиять жизнью.

— Ты знаешь, что Маэдрос устраивал пышное торжество, на которое очень выборочно пригласил гостей? — бодро и заинтересованно заговорил король. — Это было сделано на моё золото, признанное низкопробным? Вряд ли. Химринг нашёл новых покровителей! Но я не бауглир, я не брошу Карнифинвэ в темницу и не стану морить голодом, чтобы повлиять на ситуацию.

Внезапно повисло молчание, верховный нолдоран посмотрел на портреты на стенах, словно опасаясь реакции нарисованных эльфов.

— Я лукавлю, — глаза Нолофинвэ вдруг вспыхнули ненавистью, — Карнифинвэ до сих пор не в тюрьме, потому что Маэдросу на самом деле плевать на судьбу племянника. И это в самом лучшем случае! Возможно, Маэдрос наоборот ждёт, что я сделаю с заложником нечто плохое, чтобы отомстить моими руками хотя бы одному из братьев.

— Если бы это было так, — осторожно предположил менестрель, снова наигрывая мелодию песни про честь, — с Варнондо бы обязательно что-нибудь случилось.

— Не-ет, — очень неожиданно рассмеялся верховный нолдоран, — мой дорогой племянник Финвэ Третий тоже, как и я, не хочет носить титул Моргота. Тиран Нельяфинвэ Феанарион! Маэдрос Бауглир! Знаешь, а мне нравится, как это звучит. Но, думаю, когда мы устроим пышный праздник, не позвав на него лишних гостей, не стоит воспевать силу сынов Феанаро даже в негативном ключе. Как и всегда, мы покажем их зависимыми от меня слабаками, проклятыми, а оттого неудачливыми.

Аклариквет понимающе кивнул, заранее ужасаясь вероятной реакции принца Финдекано, если, конечно, он не окажется среди не приглашённых «лишних».

— Думаю, праздник мы приурочим к становлению в моих землях вассального Фиримара. Не знаю, как назову эту тёмную во всех смыслах территорию, но точно не Градом Светлого Будущего.

— «Тёмную территорию» Синдар нарекут Дор-Ломин, — пожал плечами певец. — Вроде бы легко произносимо для дикарей.

Нолофинвэ не ответил ни отрицанием, ни согласием. Подойдя к нефритовой с серебром тумбочке, верховный нолдоран достал из ящика мешочек и вручил менестрелю. Дождавшись, когда Аклариквет увидит сапфиры и голубые топазы, король привычно хитро улыбнулся и сложил ладони перед губами:

— Ты знаешь, как применить такую некачественную дешёвку. Сделай это с блеском, способным затмить завышенной цены алмазы. Уверен, ты справишься.

Примечание к части Песня из рок-оперы "Барраяр" "Честь"

Нарсил

— Что тебе опять надо, Дарви?! — мастер Телхар уже готов был хвататься за любой подвернувшийся под руку тяжёлый предмет, будь то наковальня, молот, клещи или обычная доска. — Я занят, ясно?!

— Меч куёшь? — оружейник взглянул на практически готовое изделие, главным достоинством которого, похоже, была украшенная драгоценностями рукоять. — Это тот, который для Азагхала? А ты не думаешь, что клинок слишком длинный?

— Не твоё дело! — Телхар, уже обеспечивший молвой славу будущему подарку королю, хотел поскорее отделаться от непрошенного гостя.

— Представь себе, моё, — Дарви, хромая, прошёлся вдоль стены, на которой висела главная реликвия рода мастера. — Не то чтобы я боялся остаться без работы, ведь ты всё больше претендуешь на роль главного оружейника Кхазад, просто я не хочу, чтобы наше войско в решающий момент переломало топоры о головы орков, забывших надеть шлемы. Твои красивые безделушки опасны, когда речь заходит о серьёзном деле. Интересно, когда переломится этот симпатичный блестящий длинный меч? В решающем поединке или развалится гораздо раньше на морозе, как только окажется зимой на улице?

Телхар швырнул перчатки, одна из них накрыла лежавшие на столе мирианы.

— Послушай, Дарви, — сжал в руке наковальню мастер, — убирайся, пока я не запустил этим тебе в башку! Что тебе опять надо в Белегосте?!

— А вот это уже не твоё дело, криворукий балабол! Я еду искать серебро, и мне для этого нужны те, кому я могу доверить жизнь. И ты в их число не входишь. Но я решил зайти и просто предупредить.

Оружейник словно не замечал угроз, зато обратил внимание на чуть колыхнувшуюся штору, служившую дверью в прилегавшую к мастерской спальню. Неужели Телхар, наконец, определился с выбором невесты? Или как раз в процессе?

— Так вот, приятель, — сказал Дарви, усмехнувшись, — до меня дошёл слушок, который распустил не ты, и пока этот слушок за пределы Ногрода не вышел, но поговаривают, будто когда-то ты кому-то сделал очень дорогую вещь. И поговаривают, будто ты клялся, что она очень надёжна и безопасна, поэтому настолько много ст'oит. Запамятовал я, о чём именно была речь, но не суть. Дело в том, что то ли кирка, которая цвет меняет рядом с тем самым серебром, сломалась, когда с её помощью хозяин лез по скале, то ли топор подвёл и отвалился на ногу, то ли слишком чистое золото, из которого были сделаны серьги, воспалило юной деве уши, да так, что украшать стало нечего, то ли всё разом. Я мог забыть все твои достижения, которыми похвалиться не получится, но и перечисленного хватит. Ты понимаешь, что своей работой превращаешь всех Кхазад в объекты насмешек валинорских кузнецов? Ты понимаешь, что из-за тебя кто-то погиб или покалечился? Ты знаешь, что тебе могут за это отомстить?

— Не смей мне угрожать! — заорал Телхар. — Хочешь сказать, что ломаются кирки только моего производства?! И топоры и мечи?!

— О, нет-нет, — расхохотался оружейник, — не только. И каждый мастер рискует лично ответить за работу, но ты, знаменитый потомок знаменитого гнома, слишком дорого берёшь и слишком красиво треплешь языком. Разницу чувствуешь?

— То, что я умею зарабатывать, а ты нет, это не мои проблемы! — швырнул наковальню на стол Телхар. — И мне плевать на валинорских кузнецов! Я сказал, что именно мой род придумал для воинов рубахи, сплетённые из стальных колец, значит, так и есть! Заморские этого видеть не могли, а мы не знали, что умеют там! Им вообще их Валар всё подсказали! А мы сами додумались! На нашей земле мой род был лучшим в военном деле! Первом во многом! Во всём!

— Вот и не позорься, — жёстко произнёс Дарви, — снизь цены, перестань орать о себе из каждой двери и подходи к работе тщательнее. Иначе, боюсь, умрёшь не своей смертью.

— Вон отсюда! — снова схватился за наковальню мастер, и ногродский оружейник, смеясь и прихрамывая, вышел из кузницы.

Штора, расшитая гербами Белегоста, колыхнулась, из-за ткани выглянула сначала пухлая розовая стопа, поиграв мягкими пальчиками, потом — нога до колена, а лишь после этого — щекастое бородатое личико с маленьким вздёрнутым носиком.