Светоч для Некроманта

Вместо того чтобы выдавливать жалкие капли магии, как оговаривалось изначально, теперь на тренировках меня гоняли почти до потери сознания.

“До открытия воронки не осталось времени. Не сегодня-завтра ты войдёшь в купол. СОБЕРИСЬ!” — рычал на меня злой ректор.

После того случая с деревом в теплице прошла неделя. И с каждым новым днём Деклан Морок становился всё злее и кричал всё громче. После первого дня в теплице и ещё одного в Темном лесу, Дамиана больше не допускали к моим тренировкам.

“Ты только отвлекаешь. Злость или похоть — не то, на чём основывается контроль, юный охотник. Во время открытия воронки она будет испытывать только страх и ужас, как и при виде тебя после её закрытия. И если твоя тентаре застынет или впадет в панику, погибнете оба,” — заключил строгий ректор, после первой же провальной совместной тренировки.

Как и обещал некромант, вечерами они с ректором уводили меня в лес. Мрачные мужчины разгоняли всё, что издавало звуки или скрывалось в тени и угрожало сожрать непутёвую ведьму, а потом начиналась моя персональная пытка.

“Ощути силу, направь, создай огонёк,” — либо же: “Хватит маяться ерундой. Соберись, глупая ведьма, иначе скормлю тебя умертвиям.”

Фраза менялась в зависимости от того, кто её выкрикивал.

Дамиан стал непривычно любезным и почти ласковым, и на фоне подобревшего "принца ночи" его наставник был еще более жестким и хамоватым. Никаких приличий, никаких личных границ, никакого снисхождения.

Отсылая молодого некроманта расчищать наше место тренировок, Синшайте брал в руки тонкий прутик. Каждый раз, стоило мне отвлечься, он хлестал меня ним по мягкому месту, поливая “комплиментами”. Больно не было, а вот обидно ещё как.

Зато к концу недели такие “пытки” давали хоть и неудовлетворительный для ректора, но вполне впечатляющий для меня результат.

Больше моему "принцу ночи" не нужно было провоцировать меня на злость, чтобы будить магию. Я и сама направляла тонкий ручеёк и даже выдавливала небольшой светящийся шар на ладони.

Правда, со слов Деклана, этого катастрофически мало. Особенно с учётом того, что новая луна уже прошла, а воронка не открылась.

“Не понимаю вас. Воронка есть — плохо, воронки нет — ещё хуже,” — спросила у Дамиана после очередной пытки.

“С новой луны прошло уже три дня, Николь, и это очень плохо. Воронки открываются в день новой луны или накануне. Каждый раз, когда воронки не было, мы теряли некромантов. Третий уровень. Если воронки нет, это третий уровень, и с каждым днём тьма набирается сил, чтобы в этот раз поглотить больше континента. Это будет сложный день. Готовься, моя тентаре, нас ждёт незабываемая первая воронка. Надеюсь, она не станет моей последней,” — невозмутимо сказал Дамиан, а потом уже привычно поцеловал мой лоб и ушёл к себе.

Под строгим взглядом ректора, Дамиан не позволял себе ничего более интимного, чем легкое касание к моему лбу или взять за руку. Да и сам Деклан, хоть и ругал меня местными ругательствами, но никогда не позволял ничего личного или по-настоящему оскорбительного.

Это было странно похоже на то, как взрослый родитель ругает неразумного ребёнка, и именно таким ощущались занятия со старым некромантом. Он мучал меня достаточно, чтобы добиться хоть какого-то результата, но не настолько, чтобы я свалилась с ног от изнеможения или пострадала.

А ещё, мой новый надзиратель подозрительно пристально наблюдал за Дамианом. Как строгий отец за новым другом малолетней дочери. Собственно, вёл он себя примерно так же — в лучших традициях излишне придирчивого блюстителя моей невинности и непорочности.

Как только некромант подходил ко мне ближе чем на шаг, ему тут же находили другое, очень срочное и важное дело. То ли скелет, неизвестным образом возникший из воздуха, либо ещё какая-то мерзкая полусдохшая зверушка, которая могла попытаться меня съесть или, по меньшей мере, надкусить.

Несколько раз, ректор словно невзначай напоминал “принцу ночи» о наличии невесты и предстоящем союзе с родом Умброн.

Невесты, о которой я не забывала, но похоже пытался забыть сам молодой некромант.

Вероятно, у него случился перебор с количеством будущей супруги в повседневной жизни. И я понимала Дамиана как никто другой.

С того случая в кабинете, Лироуз стала частым гостем в Академии и уже не скрывалась в крыле некромантов. Она словно желала продемонстрировать что-то, то ли мне, то ли в принципе всем дальтаи и магистрам в Академии.

Когда на следующий день, после нашего столкновения у кабинета Дамиана ведьма явилась в столовую, Кора чуть не подавилась лепешкой с морковью.

“Эта ещё что тут забыла? Старовата она для дальтаи,” — кашляя прошипела ведьма.

Почему девушка так не любила невесту некроманта, оставалось только гадать. И тем более это казалось странным, так как явилась Лироуз ни с кем другим, как с Каспером Вормиксом.

“Похоже, твой брат более благосклонен к Лироуз,” — прокомментировала я картину мило беседующего ведьмака и невесты некроманта.

“Он пытается заручиться поддержкой её отца. Ради этого, даже такую гадину готов ублажать. Тьфу,” — выпалила Кора, а потом прикрыла рот рукой, понимая, что и кому сказала.

“Ведьмы всегда говорят всерьёз,” — вспомнила я её слова, но старательно делала вид, что ничего такого не слышала.

Политические игры местных аристократов меня не волновали, до тех самых пор, пока не касались лично моей безопасности, спокойствия и личных границ. Пусть хоть поубивают друг друга.

“Как тебе морковка? Еле уговорила вашего Синшайте позволить добавить её в лепёшки,” — в ответ на слова Коры, я просто сменила тему.

“Приятный вкус. Эта серая жижа стала почти съедобной,” — сказала девушка, всё так же прожигая брата и ведьму взглядом.

Всё внутри зудело от желания спросить, за что ведьма так невзлюбила невесту некроманта, но каждый раз я одёргивала себя. Она мне не подруга, хоть и старательно делает вид. А ещё, Дамиан строго-настрого запретил рассказывать или показывать кому-то из дальтаи или магистров свою магию. И это только добавило напряжения в нашем с Корой общении.

Нет, с виду всё было так же: я делилась с ведьмой воспоминаниями и рассказами про свой мир, она рассказывала про какие-то особенности этого. Но теперь мы обе понимали, что многие темы из того, что происходит за пределами учебной аудитории, были под запретом.