Светорада Золотая
Шрифт:
Утром к нему пристал Ульв:
– Где твой пояс?
– А тебе-то что? Мой пояс, кому хочу – тому и дарю!
– Мы ведь договорились!
– С лешаком я сговаривался, не с тобой, волк ты косматый!
Последнее добавил по-славянски. Надоел ему Ульв Щеголь с этим поясом. Однако потом пришлось идти мириться и объяснять за чаркой хмельного пива, что пьян был ночью, вот и не припомнит, под каким кустом поясок-то потерял. А может, вообще в отхожем месте утопил. Не велит же Ульв в дерьме теперь копаться! Однако если сам разыщет – пусть забирает, Стеме не жалко.
Ульв поглядывал на парня из-под свисающих до светлых бровей рыжих косм.
– Вы, люди Гардара, все такие. Богатые и неразумные. И богатство
Стема предпочел смолчать. Иное его тревожило: еще с утра Хравн Торчащая Борода отправил людей в лес, чтобы разыскали и привели в селище варягов с «Красного Волка». И теперь все зависело от того, скоро ли они управятся. Вот бы леший их поводил по лесу как можно дольше.
Но леший оказался неожиданно милостив к варягам, и к вечеру второго дня почти весь хирд был в сборе. Последним пришел огромный, покрытый шрамами викинг Бьорн, притащивший за собой на волокуше тушу большого бурого медведя. И заявил: пока шкуру с него не сдеру – шагу не сделаю, дескать, хочу привезти шкуру этого зверя в подарок своей Тюре.
Но дело оказалось не только в этом. Этот Бьорн, имя которого переводилось как «медведь», сам был серьезно ранен своим русским тезкой. К ночи царапины на его теле воспалились, он метался в бреду и призывал какого-то волка Фафнира [130] на бой. Волхв, которого позвали к раненому, так и шарахнулся от Бьорна. Было ясно, что варяги задержатся здесь еще на пару дней.
130
Фафнир – порождение зла, мифологический волк, который однажды проглотит мир.
Стема считал каждый день задержки, прикидывал, что если Ходота, как обещал, уже добрался к Днепру и принес весть, понадобится время, чтобы найти тех, кто отправится к истокам реки Бобр. При этом Стема видел, что варяги почти готовы к отплытию, а нетерпеливый Хравн едва не трясется от напряжения, что по приказу Гуннара уже собрали пропитание в дорогу, осталось только поднять мачту, и даже ветра не потребуется, так как варяги станут грести, только бы поскорее отбыть. И тогда Стема, заметив, что здоровенный детина Бьорн уже идет на поправку, решился попросить помощи у Светорады.
Княжна, которую Гуннар не очень тревожил в последнее время, стала понемногу приходить в себя, даже иногда прогуливалась в окружении охранявших ее женщин вдоль болота. Вот Стема как-то и вызвался наколоть ей дров для бани. Рубил деревянные чурки, как заправский дровосек и, когда княжна с независимым видом проходила мимо, окликнул ее. В первый момент она даже растерялась от дерзости предателя, но главное, что повернулась, и Стема быстрой скороговоркой сказал загодя приготовленную фразу по-варяжски, чтобы охранницы не поняли, о чем речь.
– Я весть на Днепр послал о тебе. Можешь помочь, затянуть время, пока наши не придут?
И при этом так улыбался игриво, что можно было подумать – здравницу произносит красивой пленнице.
У Светорады только брови поползли вверх. Но потом в ее светлых золотистых глазах мелькнула догадка.
– Вот еще! – мотнула косой, резко отворачиваясь. – Мне тут по нраву. Стану я всякого варяга слушать. Захочу, хоть до нового полнолуния тут просижу.
И ушла, независимо вздернув носик.
Стема заметил, что улыбается. Может, Светка и простит его? Он ведь ее уже давно простил.
Вечером Хравн едва не рвал на себе бороду:
– Словно сам Локи одурманил тебя, Гуннар! Ну и что с того, что твоей Лисгладе нездоровится? Всем может нeпоздоровиться,
если люди князя разыщут нас тут.И объяснял: он с самого начала был против идеи Гуннара торчать в этих лесах. Хравн за это время всю реку Бобр на лодке объездил – дрянная река. Мелкая да извилистая, драккару будет тяжело развернуться. И мели куда ни глянь, Не один раз придется высаживать людей на берег и тянуть «Красный Волк» на буксире. А это все время, время… Да и потом, когда войдут в Березину, им надо будет миновать не одну вышку русов, куда весть о исчезновении княжны, возможно, уже дошла. А потом от Березины еще и волоком до Немана пробираться. Дальше-то земли чужие начнутся, там не страшно. Но как успеть? Нет, видимо, боги помутили разум сына Кари Неспокойного, раз он втравил их в такое дело, а теперь еще хочет увязнуть в нем. Ждать велит. Чего ждать, спрашивается?
– Ты пойми, Хравн, – угрюмо возражал распалившемуся кормчему Гуннар. – Нездоровится ей. Она от меня не понесла и… Мне даже местные бабы говорили, что женщине поначалу, после мужика-то, может и тяжело быть. Вот и Лисглада себя неважно чувствует, лежит в избушке, скорчившись. И она меня попросила… Понимаешь, по-доброму попросила. Мне трудно ей отказать. И что для нас еще какие-то несколько дней? Может, наоборот, потеряв надежду, русы вообще перестанут ее искать.
– Ты совсем утратил разум, Гуннар? Кого перестанут искать? Невесту Ингвара Киевского? За которой Смоленск отдан? Да ее будут разыскивать до тех пор, пока между родней Лисглады и Хельгом Мудрым [131] не заключат новый договор. А мы тут, как в логове у троллей. И скрыться не сможем, если обнаружат. Затравят, как волков во время облавы. Нет, клянусь собственной судьбой, ехать нам надо немедленно!
131
Имеется в виду Вещий Олег.
И тут обычно спокойный Гуннар разъярился:
– Слушай, Торчащая Борода, когда твой побратим Бьорн метался на соломе, раненный медведем, ты и не вспоминал о спешном отъезде. А теперь хочешь, чтобы я свою избранницу уморил дорогой?!
Стема вслушивался в их быструю речь, многого не понимал, однако главное уловил. Кормчий согласился подождать еще три дня, а если женские недомогания княжны не пройдут к тому времени, Хравн попросту велит сделать для нее настил на палубе, покрыть его медвежьей шкурой Бьорна, и княжну удобно расположат на ней. Ничего, плыть на мягком ложе да по тихой реке ей не будет тяжело. Отойдет в дороге.
Значит, есть еще три дня. И к концу этого срока Стема решился еще кое на что: принес к охранявшим драккар Кетилю и другому варягу бурдюк с самым крепким стоялым медом, какой только удалось раздобыть в селище, напоил их, после чего оба стража захрапели. Вот тогда он пробрался на драккар и поджег сложенную на корме поклажу с провизией. Затем быстро юркнул на берег и прокрался на сеновал к своей местной ладе. И хотя вскоре со стороны «Красного Волка» стали раздаваться крики, а за деревьями замелькали отсветы огня, он и не вздумал появляться.
Когда пришел утром, сонно почесываясь, Гуннар поглядел на него недобро:
– Зачем вчера споил Кетиля с Олафом? По твоей вине все.
– Да я что… – недоуменно вытаращил глаза Стема. – Ведь просто хотел угостить приятелей, которых ночной дождик донимал, а потом милая меня кликнула, я и ушел. Откуда мне было знать, что они так напьются?
Кетиль с Олафом только виновато кивали и твердили: не помним ничего, мед уж больно крепкий попался.
– А ведь кому-то хотелось, чтобы вы не сохранили наше добро, – заметил Ульв, и его узкое лицо с запавшими щеками показалось Стеме и вправду волчьим. И смотрел этот рыжий на него как волк.