Свежий ветер

Джена прочистила горло, сжала мою руку и села на кровать рядом со мной.

– Теперь мне гораздо лучше.

========== Загробная жизнь ==========

Шепард

Мне довелось повидать множество удивительных вещей, но вид из занимавшего всю стену окна передо мной до сих пор завораживал. У меня просто не было шанса вдоволь насмотреться: жизнь здесь всегда била ключом. То, что я видела сейчас, так сильно отличалось от того, на что я смотрела в детстве через пыльное окно нашей крохотной квартирки, расположенной на одном из последних этажей здания. Мы жили в грязном и опасном квартале, и все мои развлечения сводились к наблюдению за компаниями наркоманов и пытающимися изловить их полицейскими.

Восстановление станции шло полным ходом, прибывало все больше новых жителей, и, каждый раз выглядывая в это окно, я видела что-то новое.

Мое окно. Непривычная мысль.

Андерсон решил остаться на Земле и подарил эту квартиру мне, но только спустя несколько месяцев, в течение которых многие районы Цитадели отстраивались заново, я смогла въехать. Я находилась здесь уже целую неделю, но до сих пор не привыкла к тому, насколько огромны эти апартаменты. Казалось, я обманом заняла чей-то дом, выдавая себя за кого-то, кто мог бы в нем жить, хотя теперь я была в состоянии себе это позволить. Андерсон так и не объяснил, зачем ему понадобились четыре спальни и чертово джакузи, но я не собиралась жаловаться, ведь это означало, что у меня была возможность просыпаться каждое утро, смотреть в мои огромные окна и, образно говоря, держать руку на пульсе галактической жизни.

Прошло пять месяцев с того дня, как я пробила себе дорогу на эту станцию и только благодаря упрямству и силе воли вырвала галактику у Жнецов. Пять долгих месяцев больниц, военных баз, бесконечных брифингов и – слава Богу – настоящих спортзалов, и вот она я, здесь. Поразительно, как скоро нам удалось восстановить эту станцию. Те, кто жили здесь и были эвакуированы в конце войны, прилетели обратно, как только смогли. Цитадель быстро возвращала себе статус галактического центра, по большей части, полагаю, из-за того, что все расы были слишком горды, чтобы признавать чужую планету за свой новый опорный пункт.

Я с удовольствием узнала, что восстановление ретранслятора Вдовы, рядом с которым вновь дрейфовала Цитадель, тоже шло полным ходом. Уже в скором будущем планировалось провести несколько тестовых прыжков, и этой расторопности мы были обязаны огромной команде ученых, оставшихся без дела после создания Горна. Мы освободили галактику от гнета машин, старавшихся контролировать нашу эволюцию, и создание ретранслятора масс собственными силами стало символом того, что теперь мы сами будем творить свою судьбу.

Благодаря связям Андерсона, я официально пребывала в отпуске, и только обязанности Спектра могли заставить меня вновь взяться за оружие. Кто-то должен был защищать новый Совет, и число Спектров значительно сократилось – ведь столь многие пожертвовали своими жизнями, защищая родные планеты. Невероятно, но советники азари и саларианцев выжили, и новые представители от землян и турианцев были выбраны в кратчайшие сроки – Совет обеспечивал межрасовое взаимодействие в проводимых восстановительных работах. Поговаривали также о включении в Совет представителя кварианцев, учитывая их роль в войне, однако кроганам пока не приходилось рассчитывать на подобную позицию. До недавнего времени выжившие советники находились на секретном объекте Альянса, до которого не добрались Жнецы, и я бывала там лишь однажды до того момента, как помогла им втайне перебраться сюда всего неделю назад. Сегодня должны были прибыть два новых советника – каждый на своем корабле, символизирующем их расу, и по этому поводу планировались всевозможные официальные мероприятия.

Советник от человечества прибудет на «Нормандии-СР3» - по сути, новом корабле, воссозданном на частные инвестиции на основе прежнего. После крушения «Нормандии-СР2» ремонтникам пришлось переделать очень многое, в том числе бортовой компьютер. Новый корабль стал символом жизни после смерти, силы человечества и идеализма. Джокер снова занял место за штурвалом – никто не смог бы заменить его, а из того, что я слышала, выходило, что командование с радостью отдаст корабль мне, как только я решу снова тронуться в путь.

Я смотрела на проносящиеся мимо окна аэромобили и улыбалась. Я не могла дождаться вечера, когда увижу свой новый корабль. Он станет отличным подарком ко дню рождения – в этом я не сомневалась.

Однако это была не единственная причина моего возбуждения. Этим утром я проснулась с ощущением нервного предвкушения, потому что сопровождать консула с Земли будет единственный, помимо меня, Спектр людей. Я наконец-то увижу его – на ногах – практически впервые с окончания войны, и у нас будет время друг на друга.

Ожидание было мучительно долгим, но я знала, что оно того стоило. Я сказала себе, что сегодняшний день пройдет великолепно.

Спустя две недели после того, как Кайден очнулся от комы, я осознала, что не могу более оправдывать свое бездействие – во всяком случае, не возбуждая серьезных вопросов к собственной способности справляться со стрессом. Эти две недели оказались непростыми, учитывая многочисленные провалы в памяти Кайдена, его проблемы с моторикой и прочие последствия травм. Не говоря уже об эмоциональном расстройстве, от которого я продолжала страдать и сейчас, но тогда все было гораздо хуже. Конечно, слезы в самое неподходящее время были куда лучше, чем панические атаки, в течение которых я оказывалась опасной для окружающих, но ненамного. По крайней мере, сны больше не доставляли неудобств, и я не просыпалась посреди ночи, уверенная, что мы все еще воюем, вырываясь и крича, как гребаная баньши, до тех пор, пока туман в голове не рассеется, или пока кто-то не вонзит в кожу иглу и не введет успокоительное. Мое самочувствие серьезно волновало Кайдена, что просто выводило меня из себя. Какое право он имел беспокоиться обо мне, будучи сам прикованным к постели, учитывая, что никто не знал, выздоровеет ли он до конца.

Может быть, только переживая обо мне, он мог перестать волноваться о себе и своем будущем без биотики. Эти мысли определенно не скрашивали время, что он провел в больнице.

Мать Кайдена во многом помогла – как и я, она была просто сама не своя от радости по поводу его пробуждения. Она изо всех сил старалась придать происходящему подобие нормальности, но ситуация все равно сводила с ума. Знаю, думать так довольно эгоистично, но я ничего не могла с собой поделать. Я сама виновата в том, что убедила себя: если только Кайден очнется, все сразу войдет в колею. Разумеется, реальность оказалась далека от ожиданий – человеческие тела не работают, как машины. Перегрузка имплантата нанесла серьезный урон его нервной системе, а месячная кома только усугубила его состояние. К тому же, Кайден не обладал моей выносливостью, искусственно повышенной живучестью, и для него путь к выздоровлению всегда будет чуть длиннее. Кроме того, к моим психологическим проблемам добавились и его.

И все же к тому моменту, когда я поцеловала его на прощанье, самочувствие Кайдена значительно улучшилось. Он уже говорил, как и прежде, помнил войну, наступление на Земле и то, как заносил мое безжизненное тело в челнок на Цитадели. Это неимоверно радовало меня, потому что возвращение Кайдена к жизни в качестве тени того, кем он когда-то был, казалось мне почти столь же ужасным, как и его смерть. Мы разговаривали на тему последней миссии, и беседа пошла именно по тому пути, что я и ожидала, а именно: я назвала его идиотом за то, что он рискнул своей жизнью, чтобы спасти меня, а он ответил, что обещал никогда – никогда – больше не бросать меня.

Когда пыль войны слегка улеглась, Кайден смог обратиться за медицинской помощью к выжившим специалистам. К тому времени, как я покинула центр, он уже в состоянии был стоять, опираясь на костыли, но пока не мог ходить. Однако это было три с половиной месяца назад, а Кайден всегда был упорным. Время от времени он присылал мне сообщения, пока я колесила по близлежащим системам, посещая официальные встречи и саммиты и делая практически все, что не включало стрельбу из гребаной пушки – этим я по-прежнему занималась только на стрельбищах.