Свежий ветер

Они все вели себя так, будто у меня не имелось причин не доверять им. Словно сам факт того, что они якобы провели два года, воссоздавая меня, означал, что я просто обязана преисполниться к ним благодарности и принимать каждое их слово за чистую монету. Джейкоб додумался сказать мне, чтобы я не волновалась насчет того, что держала его на мушке, пока мы выбирались с той станции; сказал, что он понимает, почему я отнеслась к нему с подозрением. Я же насмешливо ответила, что и не думала волноваться, а то, что «Цербер», кажется, считал, что я поверю ему или кому-либо из их оперативников, только доказывал, что они не имели ни малейшего понятия, с кем связались.

Я пыталась представить себе, как крушение повлияло на членов моей старой команды, на людей, знавших меня лучше всего. Где они находились сейчас? Два года – это долгий срок.

Я погибла, потому что была слишком озабочена проблемой как запихнуть Джокера в спасательный челнок, не переломав ему ноги, и не следила за собственной безопасностью. Все произошло в долю секунды – глупая ошибка, даже не сознательное решение. Я умерла, допустив маленькую оплошность, но сейчас я снова была жива. Меня вернули из-за того, кем я являлась. Эшли погибла героем, но никто не подумал воскресить ее. Разве это справедливо? Кому дано право принимать подобные решения?

Я до сих пор не верила в эту историю, хотя новое тело казалось чужим.

Вчерашний день начался с умопомрачительных двадцати пяти минут, проведенных с Кейденом, зашедшим в мою каюту до начала своей смены. Он пробудил меня от полусна, прижавшись губами к маленькой пульсирующей венке на моей шее, и я, повинуясь инстинкту, нежно обвила руками его плечи. На прощанье я поцеловала его – просто ничего не могла с собой поделать. Все, чего мне хотелось – это затащить его обратно в постель, однако я позволила ему уйти, потому что знала, что он скоро вернется.

Сегодня он считал меня погибшей два года назад. Я была мертва на протяжении двух лет.

Что-то болезненно сжалось в груди. Я была счастлива там. «Нормандия» стала моим домом, а команда – самой лучшей семьей, что я когда-либо имела. А теперь те, кто остался в живых, просто… двинулись дальше. Позабыли обо мне. Стоит ли мне даже пытаться связаться с ними? Может, им уже давно нет до меня никакого дела?

Холодный воздух саваном окутал мою кожу. Я самой себе казалась безжизненной, пустой.

Разумеется, Кейден уже давно оправился от потери. Я все пыталась убедить себя в том, что наши отношения были несерьезными, даже несмотря на то, что от одной этой мысли к горлу подступала тошнота, и все, чего мне хотелось – это чтобы он оказался рядом и, как обычно, нашел хоть что-то светлое в окружавшем меня кошмаре. Однако в его глазах я была мертва, и он наверняка уже давно похоронил память обо мне. Может быть, и хорошо, что моя смерть оборвала происходящее между нами до того, как все зашло слишком далеко.

Я вдруг заметила, что руки дрожат, а пальцы судорожно вцепились в мягкое одеяло, покрывающее постель.

Вздор. Я так хотела, чтобы он находился здесь, что это причиняло почти физическую боль. Пока мы были вместе, жизнь казалась мне близкой к идеалу. Какая жестокая шутка. Заставить меня привязаться к кому-то сильнее, чем когда-либо прежде, а затем все отобрать.

Мне следовало знать… Мне, черт возьми, следовало знать, что это случится. Казалось, Вселенная решила напомнить мне, что я преступаю некоторые границы, позволяя себе чувствовать что-то помимо холодного безразличия, и выбрала такой жестокий способ указать мне мое место. Я была лишь оружием, инструментом без желаний, забот или потребностей.

Глаза щипало, и, судорожно втянув воздух, я вытерла их руками.

Пребывая в каком-то затуманенном состоянии, я поднялась и направилась в огромную уборную, где принялась рассматривать в зеркале свое отражение в резком белом свете. А затем, словно очнувшись, я сняла эту идиотскую одежду, изукрашенную гребаным логотипом «Цербера», и взглянула на свое обнаженное тело, читая на нем его новую историю.

Все татуировки находились на своих местах. Миранда призналась, что им пришлось заново делать большую их часть из-за ожогов, покрывавших кожу. Она сказала, ей приказали позаботиться о том, чтобы я вернулась к жизни в точности такой, какой была до крушения. Я все еще оставалась собой, насколько это было возможным, учитывая повреждения, полученные мною во время падения через атмосферу той планеты, но имелись и некоторые новшества. Кибернетика.

Металл заменял кости нижних частей моих левых конечностей, кожу восстанавливали с помощью стволовых клеток, нано-роботов и прочей ерунды, которой я не понимала – главное, плоть осталась прежней. Однако они изменили мой скелет – укрепили его и добавили усовершенствованную систему подачи медигеля.

Я согнула левую руку и не почувствовала никаких перемен.

Мое тело было таким же, каким я его помнила. Физиотерапия, направленные электрические импульсы и самые передовые технологии сделали все возможное, чтобы, едва придя в себя, я уже смогла сражаться - как обычно. Однако рисунок отметок на коже отличался – старые шрамы, со стоящими за ними историями, пропали, и вместо них появились новые. Я обнаружила отсутствие нескольких родинок – такие вещи не замечаешь до тех пор, пока они вдруг не исчезают. По крайней мере шрамы с правой стороны моего лица остались прежними – один пересекал губы, а два других, похожих, по словам Кейдена, на крылья, - бровь…

Зажмурившись и глубоко вздохнув, я переждала приступ тошноты.

Мой левый глаз спасти не удалось, и его заменили протезом столь высокотехнологичным, что даже я не замечала разницы.

Подойдя к зеркалу вплотную, я уткнулась носом в стеклянную поверхность и попыталась отыскать различие. Мои изыскания не увенчались успехом, но с удивлением я осознала, что лицо выглядит моложе. Вероятно, двухлетний сон положительным образом сказался на моем внешнем виде, однако теперь я самой себе казалась незнакомой. Заметив около раковины ножнички, я взялась приводить в порядок густые, широкие брови, надеясь, что это поможет мне хоть немного почувствовать себя самой собой.

Мне сказали, что волосы на голове восстановлены из моего же генетического материала, а потому не должны отличаться от прежних. Оказалось, что их наращивали на конечной стадии. Вот почему я выглядела так неряшливо – им не хватило времени на то, чтобы нанести завершающие штрихи.

Чуть ранее я побывала у доктора – еще одно дружелюбное лицо – и стянула медицинские ножницы, спрятав их в рукаве свитера. Это напомнило о тех временах, когда при мне всегда имелся нож или иное импровизированное оружие, даже если я находилась в относительной безопасности. Когда-то это являлось моей детской привычкой, и я все еще оставалась хорошим карманником.

Найдя украденные ножницы в брошенной на пол одежде, я критически осмотрела в зеркале свои волосы. Первым моим побуждением было остричь их, может быть, даже побрить голову чуть позже. Мне никогда не хватало времени на длинные волосы, и я не позволяла им отрастать до такой длины, чтобы мешаться, но…

Ради интереса я убрала их назад – пряди оказались достаточно длинными, чтобы их можно было собрать в пучок на затылке. Решив пока оставить все как есть, я спрятала ножницы за зеркало на случай, если передумаю позже.