Свирепая справедливость

Он гадал, почему не сомневается, что ниточка приведет его к Калифу, ведь она кажется такой тонкой. Но уверенность его была непоколебимой, а в сердце – сталь.

Питер снова обдумал перемены в своей жизни, произошедшие после первого зловещего появления Калифа. Смертоносные пары разложения, которые тот распространял вокруг себя, точно ядовитый туман, как будто полностью поглотили Питера.

Ему вспомнилась казнь светловолосой девушки в Йоханнесбурге; казалось, это было тысячу лет назад; с легким удивлением Питер понял, что с тех пор прошли не годы, а месяцы.

Он вспомнил свою готовность убить и Кингстона Паркера, и Магду, и понял, что соприкосновение с насилием способно ожесточить, заставить отказаться от принципов, с которыми он прожил почти сорок лет и которые считал незыблемыми.

А если так, то что будет после Калифа – конечно, если удастся уничтожить его? Останется ли он сам прежним? Или чересчур далеко выйдет за рамки допускаемого обществом поведения? И сможет ли вернуться? Тут он подумал о Магде Альтман и понял: в ней его надежда на будущее. После Калифа будет Магда.

«Сомнения ослабляют, – сказал он себе. – Сейчас я на арене с врагом, и отвлекаться нельзя. Нельзя и сомневаться – нужно полностью сосредоточиться на предстоящей схватке».

Он встал с постели и начал одеваться.

Как и предсказывала Пат, Стивен обрадовался, застав Питера в «Тисовом аббатстве».

Он тоже загорел за время недолгого пребывания в Испании, но опять прибавил в весе. Всего несколько фунтов, но это грозило превратиться в серьезную проблему: вкусная еда и хорошая выпивка – наиболее очевидные опасные спутники успеха, хотя это и не самые серьезные искушения из тех, что могут подстерегать человека, чьи средства не ограничены.

Во время ленча Питер украдкой следил за братом, изучая красивое лицо, очень похожее на собственное, с тем же широким лбом и прямым аристократическим носом, и в то же время очень отличающееся в небольших, но важных деталях – и дело было не только в темных усах Стивена.

«Легко быть крепким задним умом», – сказал себе Питер, наблюдая за своим близнецом. Только теперь эти небольшие отличия, увиденные словно впервые, обрели для него значение. Глаза более узкие и посажены чуть ближе; когда Стивен смеется с глубоким грудным придыханием, в его глазах не гаснет холодный свет, рот остается решительным и жестким, как у человека, который не потерпит преград на пути своего честолюбия, препон своим желаниям.

За ленчем разговор шел преимущественно о перспективах скачек: сезон открылся в прошлый уик-энд в Доркастере, и Питер со знанием дела участвовал в беседе; при этом ему вспоминались подробности из прошлого, которые могли бы встревожить его, не заглуши он их своей инстинктивной и безусловной верностью брату.

Когда Стивена отчислили из Сандхерста, Питер, ничего не выясняя, знал: с братом поступили несправедливо. Ни один Страйд не был способен на то, в чем обвинили Стивена, и Питеру даже в голову не пришло обсуждать с ним то, что произошло. Он лишь подтвердил свою верность рукопожатием и несколькими неловкими словами.

– Спасибо, Питер. Я никогда этого не забуду, – ответил Стивен, глядя ясным взглядом в глаза Питеру.

В послевоенные годы, когда даже более опытным людям казалось, что заработать по-крупному невозможно, Стивен стремительно богател; нужно было обладать особыми способностями и идти на большой риск, чтобы добиться того, чего добился Стивен.

Теперь, сидя за столом брата и лакомясь седлом барашка с первыми в этом сезоне хрупкими белыми побегами спаржи, привезенными с континента, Питер ступил на запретную почву и задумался над собственной верностью, которую раньше считал безусловной. Но все это были соломинки, развеянные ветром времени. Возможно, эти далекие события не имели никакого значения. Питер стал думать о настоящем.

«Страйд», – сказал руководитель Магды в Тель-Авиве. Только два имени, двое близких к Калифу людей: Цветок Кактуса и Страйд. Это факт, а не предположение.

Сэр Стивен Страйд во главе стола перехватил взгляд брата.

– За дружбу старую до дна. – Стивен в старинном приветствии поднял бокал кларета.

– За счастье прежних дней, – без запинки подхватил Питер. Небольшой ритуал, наследие Сандхерста. Питер подавил глубокое сожаление. «Наверное, Калиф не сумел еще растлить меня до конца», – подумал он и выпил.

После ленча настало время для другого ритуала, принятого между братьями. Стивен сделал знак, и Питер коротко кивнул. Старая армейская шинель Питера висела внизу, в шкафу, рядом с ящиком с высокими сапогами. Расположившись бок о бок на монашеской скамье, где так часто сиживали в прошлом, они переоделись в теплую грубую одежду.

Потом Стивен сходил в оружейную, достал из шкафа дробовик и сунул в карман горсть патронов.

– У лисы где-то внизу выводок, она частая гостья у местных цыплят, – объяснил он, когда Питер вопросительно посмотрел на него. – Нужно ее остановить. Вот наконец дошли руки... – Он прошел через заднюю дверь в сад и направился к ручью.

В первый день пребывания Питера в «Тисовом аббатстве» братья всегда обходили границы старого имения – еще одна традиция; в это время они обменивались новостями и восстанавливали контакт друг с другом.

Они вместе прошли по берегу речки; когда тропа сузилась, зашагали след в след – Стивен впереди, – потом повернули и углубились в лес.

Брат был взбудоражен успешным визитом в Испанию, хвастал тем, что удалось купить очередной участок берега под новое поле для гольфа: можно расширить отель на пятьсот номеров.

– Сейчас время покупать. Запомни мои слова, Питер: мы на пороге нового подъема.

– Падение цены на нефть очень кстати, – согласился Питер.

– Ну, это только начало, старина. – Стивен оглянулся через плечо и понимающе подмигнул Питеру. – В следующие шесть месяцев цена упадет еще на пять процентов, запомни мои слова. Арабы образумились, – быстро продолжал Стивен и стал перечислять отрасли промышленности, которым наиболее выгодно снижение цены на сырую нефть, а потом ведущие компании в этих отраслях. – Если у тебя лежит без дела пара фунтов, вот куда их нужно вложить. – Заговорив о деньгах, Стивен менялся до неузнаваемости. Сквозь облик деревенского сквайра, который он так тщательно сохранял, проглядывала его подлинная сущность – глаза блестели, усы топорщились, как у крупного хищника.

Когда братья вышли из леса и зашагали по открытому полю к развалинам римского лагеря на невысоком холме, Стивен продолжал говорить, негромко и убедительно:

– Людям по-прежнему нужно говорить, что им делать. Проклятые торгаши из Вестминстера профукали империю, но наши обязательства никто не отменял. – Стивен переложил дробовик из одной руки в другую; при этом ружье раскрылось и стали видные блестящие медные капсюли патронов в казеннике. – Править должны только достойные. – Он еще несколько минут развивал эту тему.