Свой среди чужих
Шрифт:
У Шершнева перекосилось лицо.
– Какой сговор? – дрогнувшим голосом пробормотал он. – Да вы что?
– На твоем счету смерть десяти девушек, – продолжал давить Андрей. – После окончания съемок ты сплавлял их на панель. Самых несговорчивых – на тот свет. Не без помощи Кайзера, разумеется. Так что, родной, забудь навсегда свой английский и учись ботать по фене.
– Подождите, подождите, – торопливо заговорил Шершнев. – Порнуху мы снимали. Это правда. Но я никого не убивал! И никого не заказывал!
– Однако факт подтверждаю, – продолжил за него Андрей.
Шершнев стал бледным как полотно.
– Вы меня не так поняли. Я занимался подбором
Андрей с силой надавил на висок Шершнева дулом пистолета.
– А ты, выходит, ничего не знал?.. Не смеши меня, кретин! В эту сказку может поверить только идиот. Или ты хочешь сказать, что я похож на идиота?
– Нет, нет. Я, конечно, слышал, что им кто-то мешает и что они собираются кого-то убрать, но мне казалось, что дальше разговоров дело не двинется… Я даже сейчас не могу поверить, что они это сделали. Это чудовищно!
– Как и то, что ты сделал несколько минут назад! – перебил Андрей.
– Да, – обреченно выдохнул Шершнев. – Я раскаиваюсь…
В этот момент дверь распахнулась, и в дом вломились оперативники во главе с майором Парамоновым.
– Уголовный розыск, – сухо отрекомендовался он и скомандовал: – Оружие на пол, всем к стене!
Андрей мгновенно выполнил приказ, незаметно подмигнув Парамонову. Тот подмигнул ему в ответ.
– Что здесь происходит? – сурово спросил майор, обращаясь к Шершневу.
Тот, явно не понимая, каким образом милиции удалось приехать на место преступления так быстро, предпочел промолчать.
Ерохин, который в это время осматривал Ларису, объявил:
– Пульс есть, но ранение, похоже, тяжелое. Боюсь, не выживет.
– Немедленно «Скорую»! – распорядился Парамонов и зло посмотрел на Шершнева: – Это ты сделал, гад? Да я тебя сгною на нарах! – Он кивнул на стул. – Посадите его.
– Я – гражданин Америки, – робко возразил Шершнев. – Вы не…
– С этого момента ты – вечный житель Воркуты! – перебил Парамонов. – И разгребать тебе, Шершнев, шахты по сто пятой. Не сомневайся, вкатаем по полной программе.
Парамонов замолчал – в комнату вбежали медики. Склонившись над Ларисой и внимательно осмотрев ее, врач трагическим голосом сообщил:
– Шансов мало… Но сделаем все возможное.
Санитары, положив Смелякову на носилки, быстро выбежали за дверь. Проводив их взглядом, Парамонов повернулся к Шершневу:
– Похоже, ты по уши в дерьме.
Но тот, видимо, воодушевленный сообщением врача, стал потихоньку приходить в себя.
– А если Лариса выживет и скажет, что сама спровоцировала ссору?
Парамонов и Андрей переглянулись.
– Не получится, – устало возразил Андрей. – Преступление фиксировалось на видеокамеру. Все откровения, которые ты имел глупость сказать мне, тоже…
На лице Шершнева появился страх.
– Господи, какой же я кретин! – сквозь зубы процедил он. – Это же надо, попался на такой дешевый трюк…
Всеволод Липницкий возвращался домой в мрачном настроении. Несколько часов назад он узнал об аресте Шершнева. Новость была не из приятных. Ведь этот арест мог означать только одно – дело, которым он, Липницкий, занимался уже столько лет, разваливалось на глазах. Нет, тюрьмы он не боялся. Ну какие обвинения ему можно предъявить? То, что на «Вест-ТВ» снималась порнуха? Так это еще доказать надо. Или то, что он, Всеволод Липницкий, причастен к убийствам шлюх? Это вообще из области фантастики.
А показания Шершнева, который допился до того, что застрелил собственную любовницу, яйца выеденного не стоят…«Но почему менты приехали на дачу так быстро? Может, их соседи вызвали? Услышали выстрел и вызвали?.. Ей-богу, надо немедленно звонить Савину и сказать, что операция сорвалась!»
Липницкий быстро взбежал по ступенькам, отпер дверь и, не снимая куртки, снял телефонную трубку.
На выходные Савин обычно уезжал на дачу. Там, конечно же, был телефон, номер которого Липницкий помнил наизусть. Набрав его, приготовился к долгому ожиданию – время-то было уже позднее. Но Савин откликнулся быстро.
– Слушаю? – послышался в трубке его недовольный голос.
– Вячеслав Львович?.. Это я. – Липницкий вдруг понял, что не знает, с чего начать. Сделав над собой усилие, выдавил: – Родиона арестовали.
– Как арестовали? За что?
– Его обвиняют в убийстве Смеляковой.
В трубке повисло напряженное молчание. Видимо, Савин прикидывал: стоит ли говорить по телефону открытым текстом или перейти на намеки. Наконец, махнув на все рукой, прямо спросил:
– Он что, сам вызвал милицию?
– Вряд ли. Но они приехали очень быстро. Мои ребята едва успели сделать ноги… Может, позвонить адвокату?
– Какому адвокату? – простонал Савин. – Пасть ему заткнуть надо, вот что! Хотя я больше чем уверен, что он уже все разболтал…
– Сейчас он в таком состоянии, что допрашивать его не станут, – успокоил Липницкий. – Только утром. А до утра еще дожить надо.
– Правильно мыслишь, – одобрил Савин. – Вот и займись этим. А я попробую надавить на тех, кто его брал, по своим каналам… Ну, все, Сева, спокойной ночи. Завтра созвонимся. Надеюсь, ты порадуешь меня хорошими новостями.
Несколько секунд Липницкий слушал короткие гудки, затем положил трубку на рычаг и задумался. Судя по всему, спать ему сегодня не придется. Шершневу вынесли приговор, и теперь следовало срочно найти толкового исполнителя. Такого, который смог бы в два часа ночи беспрепятственно проникнуть в СИЗО. Сделать это было практически невозможно, но Липницкий не отчаивался. Внутренне он уже давно был готов к такому повороту событий. Ведь с самого начала было ясно, что Шершнев в их компании лишний.
«И о чем только думал Савин, связываясь с этим идиотом? – пронеслось у него в голове. – Убрали бы Шершнева на пару дней раньше – как я советовал, – и никаких бы бед не знали…»
Вдруг, осознав, что лишь попусту теряет время, Липницкий резко встал с кресла и решительно направился к сейфу. Достав из него красную папку, открыл ее и, ловко перебирая пальцами страницы, вытащил одну из бумаг. Вернул папку на прежнее место, захлопнул дверцу сейфа, вернулся назад в кресло и, откинувшись на спинку, устремил взгляд на листок.
Это было досье на некоего Павла Васильевича Сапожникова, одного из бывших охранников того самого СИЗО, в котором сейчас находился Шершнев. В девяносто пятом, вернувшись с первой чеченской, где ему довелось пройти срочную службу, Сапожников поступил в милицию, а спустя четыре года с позором был выдворен из стройных рядов защитников правопорядка. Залетел на изнасиловании задержанной, которая оказалась дочерью школьного приятеля мэра. Впрочем, рано или поздно нечто подобное должно было случиться, поскольку Сапожников отличался взрывным характером, полным отсутствием тормозов и животным презрением ко всем «никчемным существам». А еще он любил наркотики, на которые и подсел во время срочной службы…