Священная земля

Что ты собираешься делать на этот раз? спросил он себя. Он нашел только один ответ: лучшее, что я могу. Вслух он сказал: “Соклей, отвяжи лодку от кормового столба. Затем иди вперед, чтобы стрелять. Если мы победим, возможно, мы вернемся за лодкой. Если мы этого не сделаем...” Он пожал плечами и повернулся к Диоклесу, когда его двоюродный брат подчинился. “Прибавь ходу еще немного. Однако не показывай им всего, на что мы способны, пока нет. Пусть они думают, что мы немного медленнее и погрязли глубже, чем есть на самом деле ”.

“Я понимаю, шкипер”. Келевстес повысил голос, так что даже люди на крайних передних веслах могли слышать: “Надавите на спину, вы, ушастики! Если ты хочешь снова платить шлюхам на Родосе, делай то, что тебе говорим мы с капитаном. Давай, сейчас же! Риппапай! Рифмапай! Рифмапай! ” Он тоже отбивал ритм молотком и медным квадратом.

Афродита, казалось, собралась с силами, а затем прыгнула через воду к двум пиратам. Гребцы акатоса, конечно, не могли видеть врага; они оглянулись на Менедема и Диокла. Диокл поступил мудро, напомнив им подчиняться приказам. Они полагались на гребца и шкипера, которые были их глазами и мозгом. Они поставили на карту свою свободу, возможно, свои жизни, полагаясь на это. Судя по озабоченным выражениям лиц некоторых из них, они тоже были хорошо осведомлены об этом.

Тогда у Менедема больше не оставалось времени на своих гребцов. Он управлял торговой галерой у двух триаконтеров, направлявшихся к "Афродите ". Глаза на носу пиратских кораблей злобно смотрели через воду на торговую галеру. Их тараны, а также тараны Афродиты , прогрызли море, взбивая его в белую пену. Их весла поднимались и опускались, поднимались и опускались, не совсем так плавно, как у. У "Афродиты", но с поразительно быстрой гребкой. Оба корабля были быстрее "акатоса". Но не настолько, как ты думаешь, сказал себе Менедем. Я надеюсь.

“Я подарю тебе что-нибудь вкусненькое, отец Посейдон, - пробормотал он, - если ты позволишь мне вернуться домой, чтобы сделать это. Я обещаю, что сделаю”. Он торговался с мужчинами почти каждый день. Почему не с богами заодно?

События на море не всегда происходили быстро. Несмотря на то, что "Афродита" и пираты приближались быстрее, чем лошадь могла бы бежать рысью, им предстояло преодолеть двадцать или двадцать пять стадиев, прежде чем они встретятся: около получаса. У Менедема было достаточно времени, чтобы подумать. Без сомнения, у пиратских капитанов тоже. Он подозревал, что знал, что они сделают: будут держаться на расстоянии друг от друга, некоторое время обстреливают "Афродиту" стрелами, а затем сблизятся и поднимутся на борт одновременно с левого и правого бортов. С таким количеством на их стороне они вряд ли могли потерпеть неудачу.

Что касается того, что он мог сделать, чтобы противостоять этому… Там его мысли оставались более мрачными, чем ему хотелось бы.

Эти пиратские корабли увеличились в размерах. Внезапно Менедем услышал крики людей на их борту, увидел солнечные искры от мечей и наконечников копий. Он не думал, что крики были греческими, не то чтобы это имело значение. На борту пиратского корабля, который год назад напал на торговую галеру в Эгейском море, было много эллинов. В первую очередь их считали пиратами.

Он направил "Афродиту" прямо к ближайшему здесь триаконтеру: левому из пары. Как бы она ни меняла курс - и ее товарищ вместе с ней, в каком-нибудь отличном морском искусстве, - он поворачивал рулевое весло так, чтобы его нос и ее были направлены друг на друга.

“Ты собираешься попытаться протаранить ее, шкипер?” Спросил Диокл. “Ты хочешь получить дополнительную плату от гребцов сейчас? Я думаю, они все еще могут дать ее вам, хотя они довольно усердно работали ”.

“Я посмотрю, что делают пираты, и это подскажет мне, что я могу сделать”, - ответил Менедем. “Не увеличивай ход, пока я не закричу, несмотря ни на что”.

“Хорошо”. В голосе гребца не прозвучало сомнения, независимо от того, о чем он думал. Это оставило Менедема благодарным. Если бы Диокл позволил проявиться беспокойству, это наверняка заразило бы гребцов, и это сделало бы плохую ситуацию еще хуже.

Лучники на борту ближайшего пиратского корабля начали стрелять. Их стрелы упали во Внутреннее море, не долетев до "Афродиты ". Менедем склонил голову с кривой усмешкой. Лучники всегда были переусердствовавшими. Однако вскоре древки начинали кусаться. В воздухе просвистело еще больше стрел. Они тоже не дотянули, но не настолько далеко.

Там, где раньше время не имело особого значения, внезапно теперь сердцебиение стало самым важным. Менедем резко развернул "Афродиту" влево, нацелив ее таран прямо в борт второго триаконтера, которого он до сих пор игнорировал. “Все, что у них есть, Диокл!” он позвал.

“Правильно”, - без колебаний согласился гребец. Он увеличил гребок: “Вперед, ребята! Вы можете это сделать! Риппапай! Риппапай! Риппапай!” Даже Талос бронзовый человек не смог бы долго удерживать этот забег. Задыхаясь, толкаясь, с лицами, блестящими от пота и масла, гребцы отдали ему все, что у них было. "Акатос" внезапно, казалось, устремился вперед по морю.

Единственным преимуществом Менедема было то, что он знал, что делает, в отличие от ни одного из пиратских капитанов. Будь шкипер ближайшего корабля более бдительным, более готовым к чему-то неожиданному со стороны Афродиты он мог бы протаранить ее, когда она поворачивала к его товарищу. На самом деле он пытался, но подождал на пару ударов сердца слишком долго, прежде чем начать свой собственный поворот - и внезапный всплеск скорости торговой галеры также застал его врасплох. Его триаконтер прошел в нескольких локтях за кормой "Афродиты .

Две стрелы просвистели позади Менедема. Он даже не мог оглянуться. Если в него попадут, он надеялся, что Диокл оттолкнет его с дороги и доведет до конца атаку на другой пиратский корабль. Он направил торговую галеру в точку на полпути между тараном триаконтера и тем местом, куда должна была попасть ее мачта, когда она была поднята.

Человек на рулевом весле пиратского корабля должен был начать поворачиваться к Афродите или от нее, чтобы убедиться, что таран "акатоса" не попал прямо в цель. Чернобородый негодяй должен был. Может быть, он даже сделал бы это; хотя и был застигнут врасплох, у него, вероятно, было время сделать это. Но Соклей выпустил в него три стрелы подряд. Двое из них промахнулись. Другой попал ему в шею. Он закричал, вцепился в себя когтями и напрочь забыл об управлении триаконтером.

“Euge!” Менедем ликующе взревел.

Другой пират оттолкнул раненого рулевого в сторону и схватился за рулевые весла. Слишком поздно. Слишком поздно. Теперь считались удары сердец, и у людей на втором корабле не было никого, кого можно было бы пощадить. Менедем слышал их крики, видел, как их рты - и глаза - широко-широко открылись, когда таран попал в цель. Один из них попытался с помощью весла отбиться от торговой галеры, что принесло ему не больше пользы, чем соломинка помогла бы отбиться от разъяренной собаки.